Стихотворения, не вошедшие в сборники - Набоков Владимир Владимирович - Страница 19

19

"Санкт-Петербург — узорный иней,"

Санкт-Петербург — узорный иней,ex libris[4] беса, может быть,но дивный… Ты уплыл, и нынемне не понять и не забыть.Мой Пушкин бледной ночью, летом,сей отблеск объяснял своейОлениной, а в пенье этомсквозная тень грядущих дней.И ныне: лепет любопытных,прах, нагота, крысиный шуркв книгохранилищах гранитных;и ты уплыл, Санкт-Петербург.И долетая сквозь туманыс воздушных площадей твоих,меня печалит музы пьянойскуластый и осипший стих.

Берлин, 25. 9. 23.

АВТОБУС

Расшатывая сумрак бурыйогнями, жестяным горбом,на шинах из слоновой шкурыгремящий прокатился дом.И вслед качнувшейся громаде,как бы подхвачен темнотой,я кинулся и вспрыгнул сзади,и взмыл по лестнице витой.И там, придерживая шляпу,в свистящей сырости ночнойя видел: выбросила лапуи скрылась ветка надо мной.И вспомнил допотопный ужас,бег, топот, выгибы клыков…Пускай в гранатовые лужистекают стекла кабаков,— пожарище тысячелетий,душа дремучая моя,отдай же мне огонь и ветер,грома иного бытия!Когда я легкий, низколобыйна ветке повисал одиннад обезумевшею злобойбегущих мамонтовых спин.

5. 10. 23

"И в Божий рай пришедшие с земли…"

И в Божий рай пришедшие с землиустали, в тихом доме прилегли…Летают на качелях серафимыпод яблонями белыми. Скрипятверевки золотые. Серафимыкричат взволнованно…        А в доме спят, —в большом, совсем обыкновенном доме,где Бог живет, где солнечная леньлежит на всем; и пахнет в этом доме,как, знаешь ли, на даче — в первый день…Потом проснутся; в радостной истомепосмотрят друг на друга; в сад пройдут —давным-давно знакомый и любимый…О, как воздушно яблони цветут!..О, как кричат, качаясь, серафимы!..

"Милая, нежная — этих старинных"

Милая, нежная — этих старинных,песенных слов не боюсь, и пою…О, наклоняйся из сумерек длинныхв светлую бездну мою!Я подарю тебе солнечной мастирьяных коней, колесницу в цветах,ибо сейчас я не пристальный мастер,я — изумленье и взмах.Милая, нежная, я не ошибся,часто мне женские снились черты.Все они были из ломкого гипса,золото легкое — ты.Это, пойми, не стихи, а дыханье,мреющий венчик над страстью моей,переходящий в одно колыханьенеизмеримых зыбей.

17. 10. 23.

"Из мира уползли — и ноют на луне…"

Из мира уползли — и ноют на луне   шарманщики воспоминаний…Кто входит? Муза, ты? Нет, не садись ко мне:   я только пасмурный изгнанник.Полжизни — тут, в столе; шуршит она в руках;   тетради трогаю, хрустящийклин веера, стихи — души певучий прах, —   и грудью задвигаю ящик…И вот уходит всё, и я — в тенях ночных,   и прошлое горит неяро,как в черепе сквозном, в провалах костяных   зажженный восковой огарок…И ланнеровский вальс не может заглушить…   Откуда?.. Уходи… Не надо…Как были хороши… Мне лепестков не сшить,   а тлен цветочный сладок, сладок…Не говори со мной в такие вечера,   в часы томленья и тумана,когда мне чудится невнятная игра   ушедших на луну шарманок…

18 ноября 1923