Живи как хочешь - Алданов Марк Александрович - Страница 69

– Я понимаю кооперативы и понимаю платья от Кристиан Диор. Но кооперативы и платья от Кристиан Диор, это вульгарно. Милая, это банально! Все хозяйки социалистических салонов, все жены разбогатевших спекулянтов таковы. А ты все что угодно, только не банальна… Видишь, ты даже улыбнулась, я знаю, это самая лестная для тебя похвала. Ты только выбираешь себе почему-то банальные роли… Ну, не сердись!.. Сегодня ночью я открою тебе врата Магометова рая. Я превзойду сам себя! Одно условие: без вампов и кооперативов. Постарайся пораньше отделаться от Фергюсона. Кстати, какую из твоих ролей ты исполняешь для него? Клеопатра наверное с Цезарем играла не ту комедию, что с Антонием, а другую. Я думаю, что у него ты чистая русская душа, открытая всему прекрасному? Правда? Ангел мой, ну что Фергюсон? Зачем тебе Фергюсон? Он на тридцать лет старше тебя…

– На тридцать три.

– Допустим, хоть ты врешь. Если б еще он был богат, но он небогат. Допустим, он на тебе женится. Ведь ты, как миссис Фергюсон, в каком-нибудь Харварде или в Иэйле, ты будешь просто анекдот! Нет, моя милая, я должен для тебя придумать что-либо другое. – Он хлопнул себя по лбу. – Гениальная мысль! Поезжай в Китай и убей маршала Чан Кай-ши.

Она невольно засмеялась.

– Как же ты не дурак?

– Ангел мой, убей Чан Кай-ши! Подумай, о тебе будет писать весь мир! Если ты спасешься бегством, то враги маршала осыпят тебя золотом. Если ты попадешься, тебя сожгут на медленном огне. Кажется, у китайцев это принято, правда? Подумай, как это будет хорошо! Больно, но хорошо, а? Дюммлер при мне говорил этому американскому драматургу, что есть писатели, которым все решительно все равно, кроме их собственной фигурки в чьем-нибудь будущем историческом романе. Он назвал, кажется, Мальро… Есть такой писатель? И еще кого-то, я не читал. О тебе напишут роман и по этому роману сделают фильм. Не ты будешь играть, а тебя будут играть.

– Брось нести ерунду.

– Я тебе прямо скажу, что если ты и не убьешь Чан-Кай-ши, то непременно сделаешь что-либо другое в этом роде, столь же полезное. Между тем по природе ты, ей Богу, очень милая девочка. Тебе только надо бы немного полечиться у психиатра. А то я тебе рекомендую леченье. К завтраку, вместо морфия, кровяной бифштекс и полбутылки Лафита. К обеду, вместо кокаина, кровяной бифштекс и полбутылки Лафита. И еще: не ходить в кинематограф. И еще: не читать газет… Не сердись, ангел мой. Хорошо, вернемся к грустной действительности. – Он опять тяжело вздохнул. – Какой это генерал сказал, что для войны нужны три вещи: деньги, деньги и деньги? Не знаешь? Умный генерал и какой стилист: если б он сказал просто, что для войны нужны деньги, то никто и не запомнил бы… Дорогая, мне сейчас нужны три вещи: деньги, деньги и деньги.

– Сколько?

– Милая, скажи с нежной улыбкой: все, что мое, твое!.. Мне нужно много.

– Тысяч шесть я могу тебе дать.

– Милая, мне этого мало. Ты не можешь себе представить, как я запутался! Возьми у Делавара, он тебе не откажет. Мне он уже отказал. Возьми у него!

– Ты просто с ума сошел.

– Ты права, у Делавара ты взять не можешь. Возьми у Фергюсона, он по первому слову даст тебе авансом жалованье за два месяца. Мне нужно сорок тысяч… Это у меня тоже, кажется, какой-то Фрейдовский комплекс. Мне всегда нужны сорок тысяч – не братьев, а франков. Это меньше ста долларов. Что такое для профессора сто долларов! И я скоро отдам: кажется, у меня выйдет одно недурное дело.

– Я и так у него взяла за месяц вперед: то, что я тебе дала в прошлый раз. Мне неприятно снова его просить, но я попрошу и отдам тебе то, что получу.

– Милая, ты ангел! А в счет этого нельзя ли взять из кассы членские взносы?

– Не смешивай меня с собой! Я не воровка.

– Да что же тут такого? Ты покрыла бы их немедленно тем, что тебе даст профессор.

– Я тебе не дам ни одного сантима из денег «Афины», но у меня есть моих шесть тысяч, возьми их.

– Да ведь тогда тебе будет нечего есть. Ни за что!.. Я у тебя из них возьму две тысячи. Можно? Правда?.. И завтра ты мне дашь остальное, то есть тридцать восемь.

– Не тридцать восемь, а столько, сколько мне даст вперед Фергюсон.

– Если он тебе откажет в таком пустяке, то немедленно откажись от службы у него. Мне и вообще неприятно, что ты живешь в одной гостинице с этим стариком. Ах, если б Делавар в самом деле дал нам денег для постройки настоящего храма! Увы, мало шансов. Ты заметила, он больше не ругает эту квартиру, напротив, говорит, что она очень удобна. Мы можем устроить тебя и здесь. Мы даже назначим тебе небольшое жалованье. Почему ты должна работать бесплатно? Во всем мире вице-питониссы получают за труд вознаграждение! Пусть Делавар даст мне сорок тысяч франков, и я тебе отделаю ту последнюю комнату!

– Еще сорок тысяч франков?

– У всякого человека в любой момент должно быть сорок тысяч франков. Твоя комната будет игрушечка.

– Никакой игрушечки на деньги «Афины» мне не надо. Я буду спать на диване. Простыни, одеяло и подушка у меня есть.

– Ты спартанка, и это очень досадно. Спартанки были самые несносные из всех гречанок. А спартанцы верно были совсем идиоты. Нам пора здесь обзавестись кроватью или диваном. Виноват, тебе пора обзавестись кроватью или диваном. – Она встала, взяла сумку и дала ему две тысячи франков. – Спасибо, ты ангел, – сказал он, небрежно сунув деньги в жилетный карман. – А что, если б мы пошли в кофейню? Мне так хотелось бы выпить с тобой. Хранитель Печати хочет угостить шампанским вице-питониссу! Это будет стоить всего шестьсот франков. Я заплачу или ты мне завтра дашь только тридцать семь тысяч четыреста.

– Ты неисправим.

– Зачем мне исправляться, когда я и так очень мил? Ради Бога, говори со мной ласково, с улыбкой. Бери пример с Дюммлера. Ты думаешь, он ласков с людьми для того, чтобы им было приятно? Нет, он ласков с людьми потому, что это ему приятно. Ну, спасибо, дорогая моя, ты мне оказала большую услугу… То есть, еще не оказала, но окажешь завтра, – говорил он, целуя ее.

X

«Зачем собственно я иду сюда? – думал Яценко, подходя к дому, в котором помещалась „Афина“. – Это какое-то странное общество, цели которого мне не очень понятны, да, кажется, не очень понятны и им самим. Лебедь, щука и рак, воз и на месте стоять не будет, он скоро развалится. Тогда, казалось бы, мне тоже здесь нечего делать. Что ж, не первая и не последняя глупость, которую я делаю в жизни», – сказал себе Виктор Николаевич. Это соображение почему-то всегда его успокаивало.

Дверь отворила Тони. Он приветливо ей улыбнулся, но она не ответила на его улыбку. Лицо у нее было опять новое, не такое, как в поезде, не такое, как на вечере Дюммлера. «Теперь какая-то недовольная почтовая чиновница в час закрытия конторы».

– Что вам угодно? – спросила она по-французски.

«Вот оно что. Очевидно, надо проделать все их фокусы!» – подумал он с насмешкой. Накануне ему были сообщены ритуальные слова. Хоть ему и было совестно, он сказал:

– Я скоро собираюсь в Афины.

– Это очень хороший город, – ответила она и замолчала, ожидая продолжения.

– Я знаком с Клотильдой де Во, – сказал он уже сердито.

– Тогда мы рады будем с вами познакомиться, – ответила она и впустила его. Они вошли в боковую комнату.

– Садитесь, пожалуйста. Ваша карточка готова, – сказала Тони. – Надо только поставить дату. Как вы, быть может, знаете, мы имеем свой календарь. Он был введен Огюстом Контом, но мы произвели небольшие изменения. Наше летоисчисление начинается с 1789 года христианской эры. Год делится на 13 месяцев из 28 дней каждый, и есть еще один дополнительный день в году: день Святых Женщин.

– День Святых Женщин, – повторил Яценко, кивая одобрительно головой. Он решил вести себя так, точно он тут ни в чем решительно ничего странного не находит.

– Сегодня шестой день недели Химии, месяца Шекспира, 159-го года. Я так и запишу в вашей карточке. Теперь наш единственный вопрос кандидатам. По каким причинам вы входите в наше общество?.. Вы знакомы с психологией контистов?