Призраки бизонов. Американские писатели о Дальнем Западе - Линдсей Вэчел - Страница 70

Дэвис, не отходя от Фернли, четко выговорил:. — Мистер Осгуд прав, ребята. Нужно подождать пока…

— Кто бы мог подумать! — сказал Джил. Но тут кто-то, стоявший у дверей, крикнул:

— Вся беда, что Дэвис не видит, как тут можно поживиться! Дэвиса легко не расшевелишь, если он не ждет для себя прибыли. Вот если пообещать, что веревку вы купите у него…

Это сказал Смит. По-прежнему со стаканом в руке он протиснулся мимо Кэнби и встал на верхней ступеньке, широко расставив ноги и засунув руку за ремень, поверх которого свисал живот.

Дэвис резко вскинул голову, но его опередил Мур. Он протянул руку, схватил Смита за ремень, подтянул к себе и сдернул его с крыльца, так что он очутился среди нас.

— Если мы поедем, то и ты с нами, свинячье отродье!

— Можете не сомневаться, — расхохотался Смит и оттолкнул Мура. — Чтоб я такое пропустил! Правду говоря, скорее я соберусь, разве что тебе самому галстучек на шею будут накидывать, Мур! — Несколько человек, стоявших поблизости, засмеялись, и Смит совсем осмелел. — Как знать, — прибавил он, — может, этим как раз и кончится…

Вот уже несколько месяцев они жили, боясь, что преступником окажется кто-то из своих. Это был подлый выпад. Однако Мур только вперился в лицо Смиту, пока пьянчужка не отвел взгляд, и сказал:

— Я это запомню. Попрошу, чтоб веревку на шею накинул ты.

Джил только успел порадоваться, что после того, как он нагрубил Осгуду, наши с ним акции как будто поднялись. Теперь он вдруг присмирел и протрезвел.

Кэнби сказал:

— Только время зря тратите. Пока вы тут спорили, тот, кого вы ловите, пять миль успел проскакать.

— Оружие надо при себе иметь, — пропищал Грин. — Они застрелили Кинкэйда. Они вооружены…

Револьверы были только у двоих или троих. Мы с Джилом имели свои при себе, потому что, отправляясь поразвлечься, при оружии всегда чувствуешь себя увереннее. Остальные, крикнув Фернли, что сейчас вернутся, отправились за револьверами — кто верхом, кто бегом.

Дэвис сказал, обращаясь к оставшимся:

— Вас тут теперь всего несколько человек. Может, хоть вы-то выслушаете меня?

— Уже слушали, — сказал Смит, — и ничего нового не услышали. Что касается меня, — усмехнулся он, — я б, пожалуй, пару стаканчиков опрокинул, если б мне Кэнби поднес. Мне нужно подкрепиться.

Кэнби загородил вход.

— Нет уж — здесь ты не выпьешь. Еще два стакана, и тебя придется привязывать к лошади, чтоб не свалился. Если, конечно, ты поедешь.

— Хватит уж, Дэвис, поговорили, — сказал один из ковбоев. — Сам понимаешь.

— Да, — подтвердил Дэвис. — Наверное, ты прав.

— Хочу выпить, — сказал Джил. — Полный стакан, до краев.

Я сказал, что и сам не против. Нас теперь было всего несколько человек, мы негромко переговаривались в синеватой тени крытой галерейки. Но с обоих концов улицы доносился топот тяжелых сапог по дощатому настилу, перестук лошадиных копыт. Ковбои перекликались между собой, напоминая, что ехать, возможно, придется далеко, говорили, что нужно не забыть веревку, советовали, у кого позаимствовать револьвер, потому что многие были с ферм, находившихся вдали от городка. Солнце все еще ярко освещало улицу, но день был уже на исходе. И ветер переменился. Ощущение весны прошло. Стало холодно, даже на солнце. Я вышел на улицу и посмотрел на запад. Тучи, кучившиеся над горами, поднялись повыше и сильно потемнели.

Дэвис стоял на мостках, пока я смотрел на небо. Мне показалось, что он ждет меня, и я нарочно задержался в надежде, что он зайдет в салун. Однако, сколько можно на небо смотреть? В итоге я бросил это занятие, и он вошел вместе со мной, хотя так ничего мне и не сказал. Он подошел с нами к стойке выпить. Всего нас собралось человек шесть. Кэнби оставил дверь открытой, и через нее было видно, что Фернли по-прежнему восседает на лошади, освещенный солнцем. Пока он сидел там, о том, чтоб кто-то расхотел ехать, и думать нечего. Джил тоже все время поглядывал на него. Джил чувствовал себя отчасти повинным в том, что Фернли так тяжело воспринял случившееся, а, может, думал о десяти долларах.

— С чего это тебя так на виски потянуло? — спросил я Джила, чтобы только опередить Дэвиса.

— Ни с чего, просто пить захотелось, — сказал он, допивая стакан и наливая себе следующий. — Впрочем, есть тут одно… — негромко сказал он. — Я было позабыл об этом и вспомнил, лишь когда Мур о веревке заговорил. Я в ту зиму здоровье подправлял в Монтане, жил у одной старухи, у которой жратва просто отличная. И вот, сидя как-то у нее на крылечке, я видел, как на одном суку трех человек повесили. — Он допил второй стакан. Но теперь это меня не беспокоило. В таком настроении он мог выпить двадцать порций — и ни в одном глазу. Он налил себе еще. Говорил быстро и негромко, словно не хотел, чтобы кто-нибудь, кроме меня, слышал его рассказ. — Из-под ног, у каждого по очереди, выбили бочонок, и эти бедолаги пытались дотянуться до него носками. — Он посмотрел себе в стакан. — Ноги-то им не связывали, только руки. — Помолчав с минуту, он прибавил: — Все тогда было по закону, при шерифе и прочее. А все равно… — Он снова отпил виски, но немного, будто нехотя.

— Угонщики?

— Ограбили дилижанс. Кучера застрелили.

— Значит, заслужили, — сказал я.

— Один из них такой молоденький был, совсем мальчишка. Белый как простыня. Все ревел и твердил, что не виноват. Когда ему накинули петлю на шею, у него ноги подкосились. Упал с бочонка и чуть не удушился…

Я понимал, каково Джилу. Не слишком приятное воспоминание, когда тебе предстоит такого рода дело. Но я видел, что Дэвис тоже прислушивается. Он не смотрел на нас, просто потягивал свое виски и что-то очень уж притих.

— Нам нужно держать ухо востро, Джил, — сказал я еле слышно, делая вид, что разглядываю женщину с попугаем.

— А, ну их всех к черту, — ответил он. Но негромко.

— Грин совсем заврался, — сказал я тоже тихо. — Он ни в чем не уверен, кроме того, что Кинкэйду прострелили голову. Но, по его выходит, это случилось около полудня.

— Знаю. — И прибавил: — Вон, уже назад едут. Видно, невтерпеж. — По тому, как он это сказал, ясно было, что не ко времени воспоминание о случае в Монтане сильно подпортило ему настроение.

Я и не поворачиваясь мог бы сказать, кто приехал. До нас донесся не четкий, уверенный перестук лошадиных копыт по твердому грунту, а какое-то неровное цоканье. Только один человек во всей округе мог отважиться сесть на мула — во всяком случае, отправляясь на такое дело. Это был Билл Уайндер — кучер дилижанса, курсировавшего между Рино и Бриджерс Уэлзом. Мулы крепки и выносливы, все это так. Там, где две лошади падут загнанные, хороший мул только отряхнется. Но есть в муле что-то такое, отчего человек не может к нему привязаться. Надо думать, это оттого, что мул есть мул — все равно как и человек такого рода — тоже ведь чувствуется, что на нем точка поставлена. Так или иначе мул никогда в твою жизнь не войдет, как, скажем, лошадь. Будто у него ни внутренностей, ни души нет, что ли. Вместо товарища у вас оказывается какое-то приспособление для работы — в общем, тот же вол. Уайндер тоже не любил мулов, но именно потому он ездил на них. Сесть верхом на лошадь было против его убеждений — лошади существовали для того, чтобы ходить в упряжке.

— Это Уайндер. — Джил взглянул на Дэвиса и усмехнулся. — Вести не сидят на месте…

Я тоже взглянул в зеркало на Дэвиса, но он никак не проявил себя, сидел, уставившись в свой стакан, и помалкивал.

От Уайндера помощи ждать Дэвису не приходилось, в этом он мог не сомневаться. Уайндер вспыльчив, вроде Джила, к тому же зол по натуре, шуток не понимает и в чужие дела вникать не считает нужным.

В окно было видно, что он задержался возле Фернли, бросил что-то и, получив ответ, сердито потряс головой, плюнул, затем дернул своего мула к коновязи. Терпение тоже не входило в число добродетелей Уайндера. Он считал, что сперва нужно действовать, а потом уж находить объяснения своим поступкам.