Призраки бизонов. Американские писатели о Дальнем Западе - Линдсей Вэчел - Страница 71

Вместе с ним, тоже на муле, приехал Гэйб Харт. Гэйб работал у Уайндера конюхом — огромный, обезьяноподобный человек, непомерной силищи, но умом слабоватый: не помешанный, а придурковатый, будто ум его отстал в развитии от тела. К тому же он был очень грязен; спал всегда в конюшне вместе с лошадьми, одежда у него была подрана на коленях, локтях, а в припудренных отрубями волосах и бороде вечно путалось сено. В то же время, подобно всем глупым и очень сильным людям, Гэйб был кроток и простодушен. Из всех, кого я знал, один Гэйб был способен любить мула, а о лошадях и говорить нечего. Потому-то Уайндер и держал его. Ни на что другое Гэйб не годился, но когда он, прищелкивая языком, молол всякую чепуху слабым писклявым голоском и махал ручищами, большими даже для человека его размеров, лошади слушались его прекрасно. А Уайндер предпочитал норовистых лошадей. Помимо лошадей, у Гэйба имелись только две слабости: во-первых, он обожал Уайндера и, во-вторых, обожал сидеть сиднем. Уайндер был для него богом, а сидение сложа руки — формой богопочитания. Гэйб мог сидеть часами, если у него не было никакого дела в конюшне. Мне иногда казалось, Гэйб только и жил для тех случаев, когда Уайндер брал его с собой в дилижанс. Это случалось, если в упряжке слишком уж непокорные лошади или груз слишком уж тяжел. В такой поездке все, что представляло для Гэйба ценность, было налицо: Уайндер, возможность посидеть и лошади, и он восседал на высоких козлах, вцепившись в них, как испуганный ребенок, весь в лохмотьях, с развевающимися по ветру волосами — и с выражением сосредоточенной радости на огромном лице с маленькими бессмысленными глазками.

Уайндер привез с собой «Винчестер», но оставил его на улице, прислонив к коновязи. Войдя в сопровождении Гэйба в бар, он посмотрел на Дэвиса пустыми глазами и заказал себе виски.

Кэнби предложил налить виски и Гэйбу с единственной целью посмотреть, как тот откажется. Гэйб взглянул на Кэнби, широко улыбнулся и отрицательно помотал головой. Затем медленно огляделся по сторонам, словно никогда прежде здесь не был, хотя на деле сопровождал сюда Уайндера чуть ли не каждый вечер в течение многих лет.

Уайндер подмигнул Кэнби:

— Гэйб не пьет, не курит и бабами не интересуется. Верно я говорю, Гэйб?

Гэйб осклабился и снова помотал головой, а затем уставился в пол, словно сконфузившись. Уайндер гоготнул:

— Гэйб у нас примерный парень!

Шутка была так же стара, как перепалка Кэнби с Джилом по поводу женщины на картине.

Уайндер выпил, снова подставил Кэнби стакан и посмотрел вокруг. Он был невысок ростом и жилист, с веснушчатым лицом без усов и без бороды, но вечно поросшим рыжеватой щетиной. Бледно-голубые глазки кучера глядят недружелюбно, словно он хочет вызвать вас на драку, и не меняют выражения даже когда он смеется.

— Что-то не торопятся они, а?

— Может, оно и к лучшему, — сказал Дэвис.

— Это еще почему? — неприязненно проговорил Уайндер.

— У них пока данных маловато.

— По мне, достаточно.

— Пусть так, но недостаточно, чтобы решить, как действовать.

— То есть?

— Ну, во-первых, они же не знают, кто виновный…

— Это-то мы как раз и собираемся выяснить, разве нет?

— Еще неизвестно, кто им окажется.

— Ну и что? Я такую гадину — угонщика проклятого — вздернул бы, и никаких, — он хлопнул рукой по стойке, — хоть бы это мой брат родной!

Гэйб издал негромкий звук, словно прочистил горло.

— Смотри, Гэйба всполошишь, — сказал Кэнби.

— Верно говорите, хоть брат родной, — сказал Гэйб своим писклявым голосом. Он не сводил глаз с Дэвиса, мерно покачивая руками, свисавшими до коленей. Мы все знали, что только два обстоятельства могли привести Гэйба в ярость — вид разъяренного Уайндера или шуточки по поводу негров, которые отпускали специально, чтобы подразнить его. Уайндер мог привести Гэйба в чувство лишь тогда, когда тот свирепел из-за него — и то уже хорошо, потому что свирепел сам Уайндер часто, что же касается негров, то Гэйб был родом из Миссисипи, и большего ненавистника негров я в жизни не встречал. Он ни за что не стал бы есть там, где они ели, спать там, где они спали, или говорить с кем-нибудь из них. Все это, по-видимому, запало ему в голову еще с раннего детства и накрепко.

— Есть и другие соображения, — сказал Дэвис.

— Какие такие? — пожал плечами Уайндер.

— Какие такие? — подхватил Гэйб.

— Да замолчи, Гэйб, — сказал ему Уайндер, — не твоего ума дело. Пойди сядь!

Гэйб смотрел на него непонимающими глазами.

— Сядь, говорю! — Уайндер махнул в сторону стульев, выстроившихся вдоль задней стены.

Гэйб, шаркая, поплелся, куда ему было велено, и сел на стул, пригнувшись к коленям и уставившись в пол себе под ноги. Нам видны были лишь огромные бугры его могучих плеч, похожих на плечи моржа, и всклокоченные волосы на макушке с торчащей из них соломой, да еще громадные толстые лапищи, безжизненно свисавшие между коленями. От него исходил густой запах навоза и лошадей, которого не мог перешибить даже застарелый пивной дух.

— С этим делом надо кончать, — сказал Уайндер. — Кто бы там ни был замешан.

— Правильно, — согласился Дэвис— Но мы пока не знаем, сколько их и в каком направлении они скрылись. Какой смысл срываться с места, толком не подготовившись?

— В каком направлении? Ясное дело, в южном. Это как пить дать. Не поскакали же они обратно сюда, когда весь город их поджидает. Голову даю на отсечение, что нет!

— Нет. — Дэвис еще не допил свой стакан, тянул виски понемножку, но теперь снова долил его и спросил Уайндера: — Выпьешь со мной?

— Отчего ж не выпить?

Кэнби наполнил стакан Уайндера, затем Джила. Протянул бутылку мне, но я помотал головой.

— Можно и сесть, — сказал Дэвис. — Все равно они Бартлета дожидаются. — Приглашение его относилось и к нам с Джилом. Я был не слишком рад этому, но не знал, как увильнуть. Все мы уселись за столик, за которым прежде играли в карты. Кэнби поглядывал на нас все с той же усмешечкой в глазах.

Уайндер сдвинул шляпу на затылок:

— Тем более надо собираться.

— Но и спешить особенно нечего. Если они из этих мест, так далеко не уедут. Если же у них впереди длинный путь, несколько часов не имеют уже значения, поскольку и так они сильно нас опередили…

— Чем скорее мы выедем, тем скорее настигнем их.

— И я так думаю, — отозвался Джил.

Я осторожно пнул его под столом. У меня было чувство, что Дэвис ради нас с ним старается. Не настолько был он глуп, чтобы обольщаться насчет Уайндера.

— А ты почем знаешь, что они нас опередили? — спросил Уайндер.

— Так Грин говорит.

— Ты его больше слушай.

— Уж если он в чем уверен был, так это во времени. По его получается, что Кинкэйд был убит где-то около полудня.

— Ну, и что с того?

— Сейчас половина пятого. Значит, они тронулись в путь, опережая нас на четыре часа. Ты же не поскачешь сломя голову, чтобы наверстать эти четыре часа?

— Может, и нет, — согласился Уайндер.

— Не поскачешь, — сказал Дэвис. — При самых благоприятных обстоятельствах это займет очень много времени, да и погоня будет не из легких. А до ближайшей границы, где они могут рассчитывать следы замести, больше пятисот миль. И еще сколько времени уйдет, прежде чем мы на след нападем… То же самое, если они решат где-нибудь переждать, пока все слегка поуспокоится. Через два часа стемнеет, через три — уж точно. А за это время мы не доедем и до лощинки.

— Хоть туда добраться, и то хорошо, — сказал Уайндер.

— Все это так, но торопиться незачем. Мы можем действовать не спеша и сформировать свой уполномоченный отряд по всей форме.

— Чего? Кто это тут собирается отряд формировать?

— Вот он и предложил, — встрял Джил, — только, кажется, его не очень ласково встретили.

— Еще бы ласково!

— Ризли здесь, — сказал Дэвис.

— Ризли здесь всю весну проторчал, — сказал Уайндер, — а что толку? Кинкэйда-то все равно укокали.