Проект «Юпитер» - Холдеман Джо - Страница 63

— Даже раньше, — вставил Мендес. — Аэропланы, танки, нервно-паралитический газ тоже когда-то считали абсолютным оружием. Но эта штука чуточку более опасна. И чуть более абсолютна.

— И это вы ее придумали! — воскликнул Инграм, глядя на Амелию со странным, благоговейным выражением на лице. — Но все другие люди, все эти «Двадцать» — они тоже знают о ней.

— Не знаю, как много им известно, — ответила Амелия. — Я с ними не подключалась.

— А вот вы подключитесь, и очень скоро, — пообещал ему Мендес. — Вот тогда вы сами все узнаете и все поймете.

— Это преступление — принуждать кого-то подключаться против его воли!

— Да, преступление. Но похищение человека и введение ему наркотиков — тоже преступления, которые вряд ли порадуют федеральные власти. Ах да, кроме того, мы еще связали вас и допрашивали.

— Вы можете меня развязать. Я уже понял, что физическим сопротивлением ничего не добьюсь.

— Не думаю, — сказал Марти. — Вы слишком быстро двигаетесь и вообще — слишком хороши в своей профессии.

— Я не буду отвечать ни на какие вопросы, если меня не развяжут!

— А я думаю — будете, так или иначе. Меган, у вас все готово?

Доктор Орр взяла шприц-пистолет и повернула рычажок на два деления. Механизм сухо щелкнул.

— Только скажи, Марти, — Мег улыбнулась и сказал Инграму: — Тазлит F-3.

— Это же запрещенное вещество!

— Боже ж ты мой! Ну подумаешь — наши трупы откопают и вздернут еще разок.

— Это не смешно, — голос Инграма заметно дрогнул.

— Он, наверное, в курсе насчет побочного действия, — сказала Меган. — Оно остается надолго. Слишком дорогая плата за то, чтобы похудеть, правда?

— Хорошо, я буду говорить.

— Он соврет, — предупредил я.

— Возможно, — согласился Марти. — Но мы узнаем об этом, когда подключимся с ним в следующий раз. Вот вы говорили, что мы — самые опасные люди во всем мире. Что мы собираемся привести человеческую расу к вымиранию. Вы не могли бы объясниться немного подробнее?

— Так будет, если вы преуспеете — в чем я сильно сомневаюсь. Вы обработаете множество людей, большую часть военной верхушки — а потом придут нгуми или кто-нибудь еще и поработят нас. Вот и все — коней эксперимента.

— Мы собираемся «обработать» и нгуми тоже.

— Не многих и недостаточно быстро. Их руководство слишком разрозненно. Если вы переделаете всех Д° единого латиноамериканских нгуми, сюда приедут африканские и сожрут их с потрохами.

«Какой расистский образ мыслей!» — подумал я, но решил придержать это мнение при своей каннибальской натуре.

— Но если нам все-таки удастся то, что мы задумали…Вы что же, считаете, что будет только хуже? — спросил Мендес.

— Ну конечно же! Проиграв войну, можно собраться с силами и снова вступить в бой. А потеряв способность сражаться…

— Но ведь сражаться будет не с кем! — заметил Мендес.

— Ерунда какая! Такие штуки годятся не для каждого. У вас рассчитано, что у одной десятой процента это не сработает — значит, они вооружатся и возьмут верх над остальными. А вы преподнесете им на блюдечке ключи от города и будете выполнять все, что они прикажут.

— Все не так просто, — сказал Мендес. — Мы можем защитить себя, никого при этом не убивая.

— Что? Точно так же, как вы защитились от меня? Траванете всех газом и посвязываете?

— Я уверен, что со временем мы сумеем выработать подходящую стратегию самозащиты. В конце концов среди нас будет достаточно таких опытных военных, как вы, например.

— Вот ты — настоящий солдат, — обратился Инграм ко мне. — Как ты мог ввязаться в эту глупость?

— Я не просил, чтобы из меня делали солдата. И я не могу представить большей глупости, чем та война, в которой мы все увязли.

Инграм покачал головой.

— Ну да, конечно, они ведь тебя уже обработали… Так что твое мнение не в счет.

— На самом деле он поддерживает нас совершенно сознательно, — возразил Марти. — Он не прошел процесса «обработки», как вы это называете. И я тоже не прошел.

— Значит, вы еще большие дураки, чем я думал. Раз вы сошли с дистанции, отказались от борьбы — какие же вы после этого люди?

— Дух соревнования нам не чужд, — прервал его Мендес. — Даже в физическом плане. Элли и Меган например, играют в гандбол. Большинству из нас подвижные виды спорта недоступны из-за возраста, но мы соревнуемся мысленно — причем так, как вы себе даже представить не можете.

— Я подключался. И знаю, о чем вы — молниеносные шахматы на трехмерной доске и все такое… Но даже вы должны понимать, что мы говорим о совершенно разных вещах.

— Вот именно, это — далеко не то же самое. Вы, конечно, подключались, но не настолько долго, чтобы хотя бы понять правила, по которым играем мы.

— Я говорю о ставках в игре, а не о правилах! Война — ужасная и жестокая штука, но такова сама жизнь. Все остальные игры — это всего лишь игры. А война — это по-настоящему.

— Вы пещерный неандерталец, Инграм, — сказал я. — Вам бы в самый раз завернуться в шкуры, схватить каменный топор и пойти вышибать людям мозги.

— Я нормальный человек! А вот ты кто такой? По-моему, просто жалкий трус и предатель!

Не стану отпираться — он меня таки достал. Мне жутко захотелось остаться с ним наедине и измолотить его так, чтобы живого места не осталось. Не сомневаюсь, что ему тоже хотелось именно этого — уверен, этот чертяка исхитрился бы захватить мою ногу одними зубами и вставить ее мне в задницу, так, чтобы пятка высунулась изо рта.

— Прошу прощения, — сказал Марти и щелкнул пальцем по правому наушнику — он принимал какое-то сообщение. Спустя несколько секунд Марти покачал головой. — Его начальство сидит слишком высоко. Я не сумел выяснить, когда они ожидают его возвращения.

— Если я не вернусь через два…

— Заткнись! — Марти кивнул Мег. — Отруби его. Чем раньше мы его подключим, тем лучше.

— Вам вовсе не обязательно меня усыплять!

— Нам надо перейти в другое крыло здания. А я скорее соглашусь тебя нести, чем еще раз тебе поверю.

Меган переключила шприц-пистолет на другое лекарство и быстро всадила Инграму порцию снотворного. Он несколько секунд растерянно таращил глаза, потом как-то сразу обмяк. Марти потянулся было, чтобы развязать его, но Мег предостерегла:

— Выжди полминуты. Может, он притворяется.

— Разве это не то же вещество, что здесь? — спросил я, показывая свой пистолет.

— Нет, он и так уже получил приличную дозу такого транквилизатора, для одного дня этого многовато. То, что я ему ввела, действует не так быстро, зато и отрицательных последствий от него меньше, — Меган взяла Инграма за ухо и сильно крутнула. Тот никак не отреагировал. — Все, порядок!

Марти отвязал ему левую руку — и рука вяло дернулась к горлу Марти, но на полпути обмякла и упала. Губы Инграма болезненно изогнулись, а глаза он так и не открыл.

— Крепкий парень! — Марти подождал еще немного, потом отвязал правую руку и ноги.

Я хотел было помочь нести его, но не смог — в груди Резко заболело.

— А ты сиди на месте, — распорядилась Меган. — Не бери в руки даже карандаша, пока я не приду и не посмотрю, что там с твоими ребрами.

Все взялись за бесчувственного Инграма и поволокли его отсюда, оставив нас с Амелией одних.

— Дай-ка я взгляну, — сказала Амелия и начала расстегивать мне пуговицы на рубашке. У края реберной дуги налилось темно-красное пятно, которое уже начинало становиться синюшным. Амелия не стала до него дотрагиваться. — Он же мог тебя убить!

— И тебя тоже. Каково это — знать, что тебя разыскивают, что ты нужна им живой или мертвой?

— Отвратительное чувство. А ведь он наверняка не один такой.

— Я должен был это предвидеть, — сказал я. — Я должен был догадаться, в каком направлении заработают мозги военных — в конце концов я же сам был частью военной машины!

Амелия нежно погладила меня по руке.

— А нас волновало только то, как воспримут статью другие ученые… Теперь даже немного смешно, правда? Если бы я задумалась о реакции окружающих вообще, я бы сказала, что люди просто признают нашу правоту и будут благодарны нам за то, что мы вовремя обратили внимание на эту проблему.