Собрание сочинений. Том 3 - Шаламов Варлам Тихонович - Страница 24

24

ПТИЦЕЛОВ[20]

Согнулась западняПод тяжестью синицы,И вся ее родняКричит и суетится.И падает затворНехитрого снаряда,А я стою, как вор,И не спускаю взглядаС испуганных пичугИ, вне себя от счастья,Разламываю вдругЛовушку ту на части.И в мертвой тишине,В моем немом волненье,Я жду, когда ко мнеПриблизятся виденья.Как будто ВаснецовЗабрел в мои болота,Где много мертвецовИ сказке есть работа.Где терем-теремок —Пожалуй, по созвучью —Назвал тюрьмою Бог,А не несчастный случай.Где в заводях озерЗеленых глаз АленыТону я до сих пор —Охотник и влюбленный.Где, стоя за спинойЦаревича Ивана,Объеду шар земнойБез карты и без плана.Уносит серый волкК такой стране нездешней,Где жизнь — не только долг,Но также и надежда.В морщинах скрыта грусть,Но я не беспокоюсь.Я солнцем оботрусь,Когда росой умоюсь…

* * *

Замлела в наступившем штилеВся в белых рубчиках вода,Как будто жизнь остановилиНа синем море навсегда.Быть может, это пароходы,Как паровые утюги,Разгладили морские водыВ гладильне матушки-тайги,Чтоб на полночной гофрировке,Средь мелких складок волновых,Рыбачьей лодке дать сноровкуДержаться до сих пор в живых.Перетерпевшая все шквалы,Вчерашний грохот штормовой,Девятым вымытая валом,Она живой плывет домой.Плывет на некий берег дальний,Еще невидимый пока,Ища в ночи причалов скальныхИ заезжая в облака.

ПОХОРОНЫ

Под Новый год я выбрал дом,Чтоб умереть без слез.И дверь, оклеенную льдом,Приотворил мороз.И в дом ворвался белый парИ пробежал к стене,Улегся где-то возле нарИ лижет ноги мне.Лохматый пудель, адский дух,Он изменяет цвет;Он бел, как лебединый пух,Как новогодний дед.В подсвечнике из кирпича,У ночи на краю,В углу оплывшая свечаКачала тень мою.И всем казалось — я живой,Я буду есть и пить,Я так качаю головой,Что собираюсь жить.Сказали утром наконец,Промерзший хлеб деля:Быть может, — он такой мертвец,Что не возьмет земля!Вбивают в камни аммонал,Могилу рыть пора.И содрогается запалБикфордова шнура.И без одежды, без белья,Костлявый и нагой,Ложусь в могилу эту я,Поскольку нет другой.Не горсть земли, а горсть камнейЛетит в мое лицо.Больных ночей, тревожных днейСмыкается кольцо.

* * *

Здесь первым искренним стихомЯ разжигал костер,И пепел от людей тайкомВ ладонях я растер.Но, отогревшись, я не могПрипомнить этих жарких строк.И если снова тяжелаРука колючих вьюг,И если мертвый холод злаОпять стоит вокруг,Я снова — в новую пургу —Костер стихами разожгу.

* * *

К так называемой победе,Назло медведю и лисе,Проеду на велосипедеВдоль по обочинам шоссе.И вот земли-стенографисткиРассказ на глине и песке:Ее предсмертная записка,Забытая невдалеке,Зарытая в дорожных ямах,В геологических шурфах.Все, что не высказалось прямо,Закоченело на губах…Но кто прочтет иероглифы,Какой придет Шамполион,Чтоб разгадать глухие мифы, —Услышать человечий стон.