Мечта империи - Алферова Марианна Владимировна - Страница 49

– Ты могла бы предупредить меня или Элия. Просто сказать: тебя ожидает опасность, доблестный муж, – упрекнул Вер.

Он обвинял, хотя на самом деле ему хотелось подыскать для девушки оправдания. Ему было ее жаль. Но чувство в этот раз было столь мимолетным, будто он глотнул вина, но не сумел разобрать его вкус.

Арриетта удивилась:

– Разве ты не получил моей записки?

Вер отрицательно покачал головой.

– Ах, дрянь! – Арриетта решительно тряхнула головой.

Она втолкнула гладиатора в нишу и задернула узорную занавеску. После этого позвонила в колокольчик. За дверью почти сразу же послышались шаги, и две служанки – белокожая толстуха и юная смуглянка – вбежали во фригидарий. Арриетта подошла к смуглянке и смерила ту уничтожающим взглядом.

– Где моя записка? Та, что предназначалась Веру.

– Господин Макрин забрал ее, – отвечала смуглянка, ничуть не смутившись.

Арриетта от подобной наглости растерялась, но тут же топнула ногой:

– Вон! Сегодня же, чтобы тебя здесь не было!

– Не выйдет. Меня нанял доминус Макрин, и только он может уволить. Я – римская гражданка и знаю свои права! – Уже в открытую ухмылялась молоденькая нахалка.

Арриетта замахнулась, намериваясь влепить смуглянке пощечину, но та перехватила ее руку и с неожиданной ловкостью вывернула запястье. Арриетта вскрикнула и повалилась ей в ноги. Пожилая толстуха, выпучив глаза, смотрела на унизительную сцену. Она то вскидывала руки, готовясь броситься на помощь госпоже, то испуганно отступала.

– Когда господин Макрин вернется, мы обсудим этот вопрос. – Смуглянка торжествовала. – И чтобы у тебя не возникало никаких иллюзий, спешу сообщить, что он был очень недоволен запиской, и только мое заступничество удержало его от расправы.

Она наконец отпустила запястье Арриетты и вышла. Только тогда толстуха отважилась протянуть руку юной госпоже.

– Ты видела?! – Арриетта была в ярости. Она оттолкнула толстуху и вскочила. – Как Алина ведет себя! Как посмела…

– Она купила клеймо, домна. И ее гладиатор выиграл. Все слуги это знают.

– И что же она пожелала? – Арриетта морщилась от боли и растирала руку.

– Стать хозяйкой в доме.

– И ты только теперь говоришь мне об этом?!

– Не хотела тебя расстраивать, домна. Все равно, коли ее клеймо выиграло, уже ничего не поделаешь.

– Уходи, – приказала Арриетта и, видя, что толстуха колеблется, закричала: – Вон!

Та выскочила из фригидария, на ходу потеряв сандалету. Арриетта отдернула занавеску, за которой прятался Вер.

– Ну, гладиатор, видишь, как все просто. Скоро меня попросят покинуть родные пенаты. Не помнишь, кстати, не ты ли выиграл для нее это клеймо?

Веру захотелось ей помочь. Он испытывал к ней симпатию (или жалость – в подобных оттенках чувств он еще не умел разбираться). И он попытался ее утешить.

– Смотря в какой форме было высказано желание, – принялся рассуждать Юний Вер вслух. – Если девчонка хотела стать супругой Макрина, то ей удастся выйти за него замуж. Но я не уверен, что при этом она автоматически станет хозяйкой дома. Делишки твоего отца выплыли наружу, его наверняка попросят сменить жилище.

Вер замолчал, сообразив, что еще больше огорчил девушку.

– Что его ждет? – спросила Арриетта.

– Я не особенно силен в праве. Мой друг Элий, с которым ты успела познакомиться, ответил бы точнее. К счастью или к несчастью, его здесь нет. Но, насколько я могу судить об этом деле, твоего отца ждет смерть.

Арриетта вздрогнула.

– А ты не мог бы… – она закусила губу, не смея произнести просьбу. – Ты не мог бы походатайствовать за него?

Девушка была растеряна и сломлена. И у нее не было друзей, никого, кто бы мог протянуть руку, если она обращалась за помощью к человеку, который чуть не погиб в этом доме.

– Я бы мог помочь. И Элий тоже. Особенно Элий, – Вер на мгновение запнулся. – Но для этого Макрин должен чистосердечно рассказать обо всем – о поединках, о клеймах, которые здесь заказывались. И – главное – об участии гениев в организации боев.

– И тогда ему сохранят жизнь? – боясь верить, спросила Арриетта.

– Я ничего не могу обещать. Все зависит от важности сведений, которые он сообщит. Боюсь, другого выхода у него нет.

Арриетта вздохнула. Ее надменность давно истаяла. Сейчас она походила на растерянного ребенка.

– Как ему связаться с тобой?

– Пусть в гостинице «Император» оставит у дежурного записку на мое имя, укажет место и время встречи и подпишется… – Вер сделал паузу. – «Нереида»… – Он перевел дыхание, смиряя биение сердца. – Я пойму.

Вместо ответа, Арриетта схватила его руку и поднесла к щеке. Она была готова его благодарить за милость, которая еще не оказана. Когда он уйдет, гордячка тут же раскается в своем порыве. Но сейчас она с искренним восторгом целовала руку гладиатора. Вер, не равнодушный к знакам поклонения, решил дать еще один совет на прощание:

– Если у тебя есть родственники или друзья, немедленно уезжай к ним.

И невольно задержался в дверях, глядя на девушку. Женской красотой он мог восхищаться, не заимствуя чувств.

У выхода его остановил все тот же вигил и протянул Веру конверт. Письмо было от Курция. В своем послании центурион был не многословен:

«Курций Юнию Веру, привет!

Я схватил волка за уши [98]. Удержать нет сил. Отпустить не могу – сожрет. Еду в Рим. Приезжай, как только сможешь. Надеюсь на тебя и на Элия. Встретимся на вилле Элия.

Будь здоров. Курций».

«Элий жив и находится в безопасности», – повторял Вер, сидя в поезде, несущемся к столице. Но слова не успокаивали. Вера не покидало чувство, что он предал друга. Он был вестником Леонида, мчащимся в столицу Спарты. Но главное сражение, великое сражение происходит у Фермопил. Это знает каждый лицеист. Да, каждый школяр знает это полторы тысячи лет спустя. Но кто ведает об этом, когда даже час сражения не пробил?

Гладиатор прибыл в Рим раньше Элия и Курция. В доме сенатора Вер застал лишь Марцию, но она не знала, где находится ее любовник. От Элия по-прежнему не было никаких вестей. Значит, в ближайшее время он не появится. Римлянин после долгого отсутствия всегда предупреждает жену о своем возвращении, демонстрируя полное к ней доверие – мол, не желаю подловить и уличить, нагрянув внезапно. Она же непременно должна приготовить к его возвращению горячую ванну. Якобы – за этим и звонил, и предупреждал. Марция, не будучи женой законной, всегда болезненно относилась к таким мелочам. И Элий старался соблюдать ритуал до мелочей.

Марция предложила Веру остаться переночевать, но тот отказался и обещал заглянуть к вечеру следующего дня. Если сенатор приедет, то пусть свяжется с гостиницей «Император» – Веру сразу передадут его сообщение.

И Вер ушел. Если бы он принял предложение Марции, возможно, вся история Рима была бы другой… Не говоря о судьбе Элия. Но будто кто-то толкнул его в спину и заставил уйти, почти против воли. Его гений? Гений Марции? Или чей-то другой покровитель? Кто же в тут вечер руководил им? Или желание, которое он заклеймил для Элия, решило все?

Поздно вечером, уже в темноте, Юний Вер очутился у дверей дома на Эсквилинском холме. Дом находился в стороне от Тибуртинской дороги. Зато рядом были сады Мецената [99], и весной пение соловьев разносилось по всей округе. Дом Сервилии Кар был выстроен недавно, в модном ныне стиле «неоклассицизма», колонны из зеленоватого мрамора украшали фасад, а в нишах галереи срывались бронзовые статуи – черные призраки на фоне светлого камня.

Едва Вер нажал кнопку звонка, как дверь привратницкой отворилась, и широкоплечий темнокожий гигант в ярко-красных брюках и расшитом золотом поясе возник на пороге. Он скрестил руки на груди и взглянул на Вера сверху вниз. Несмотря на высокий рост, гладиатор был на полголовы ниже этого Цербера Сервилии Кар.

98

Старинная поговорка.

99

Сады Мецената – сады находились у западного склона Эсквилинского холма.