Мафия - Безуглов Анатолий Алексеевич - Страница 29

Иначе его опус назвать было нельзя.

В то утро мой телефон, обычно звонивший непрестанно, молчал. Словно его отключили. Где-то через час позвонили два самых близких друга, чтобы выразить свое возмущение статьей. Из официальных лиц никто меня не беспокоил. Смелости набрался лишь генерал Рунов.

— Ну и щелкопер этот Мелковский! — с трудом совладав с одышкой, сказал начальник УВД области. — Представляешь, сидел у меня полтора часа, но даже не удосужился вставить словечко из нашей беседы.

— Интересно, почему?

— Да потому что это шло бы вразрез тому, что он накропал! Словом, Захар Петрович, мое мнение таково: статья необъективная. Хуже того, все перевернуто с ног на голову.

Не успели мы закончить, как зашел Чикуров. По его виду сразу было понятно — в курсе.

— Расстаемся, Захар Петрович? — неожиданно произнес Игорь Андреевич. — Начальство срочно отзывает.

— Когда вернетесь? Ведь только по-настоящему зацепились…

— Из-за этого и шарахнули по нам, — горько усмехнулся Чикуров. — Но это лишь артподготовка. Настоящая атака впереди.

— Вы думаете?

— Игра, по-моему, очень серьезная. — Он помолчал и добавил: — Слишком серьезная. Мелковский, в сущности, пешка, но за ним мощные силы… Так что когда увидимся, сказать трудно.

У него был через два часа самолет, и мы попрощались. Тепло, как товарищи по несчастью…

…Однако встретились мы довольно скоро. Через три дня меня вызвали в Москву на коллегию Прокуратуры РСФСР.

Я пришел в здание на Кузнецком мосту в ясный осенний день. Нас с Чикуровым изрядно помариновали, прежде чем пригласить на ковер. Коллегию проводил заместитель прокурора республики Шаламов. Мы с Игорем Андреевичем сели рядышком. Большинство присутствующих я хорошо знал. На нас они старались не смотреть. Лишь один член коллегии, старейший работник прокуратуры Шеремет, приветливо кивнул мне своей крупной седой головой.

— Итак, товарищи, перейдем к следующему вопросу, — бесстрастным голосом провозгласил Шаламов. — Думаю, нет надобности знакомить вас с содержанием статьи Рэма Мелковского «Произвол». — Он оглядел зал.

С места раздалось: «Нет, всё ясно», «Читали»… Подождав, пока смолкнут реплики, председательствующий сказал:

— Ну, тогда перейдем к существу. Предоставим слово помощнику прокурора республики Юрию Дмитриевичу Зубкову. Работник он опытный, дело изучил досконально. Прошу, Юрий Дмитриевич, доложите.

Зубкова я почти не знал. В центральном аппарате прокуратуры республики он был человек новый. Сравнительно молодой — лет сорок. В петлицах — три звезды старшего советника юстиции.

— Да, дело я проштудировал самым тщательным образом, — поднялся со своего места Зубков. — Что можно сказать? Газета права. К сожалению. Почему я говорю «к сожалению»? Потому что факты, изложенные в статье, должны были вскрыть и пресечь мы, а не пресса… Взять арест Киреева. Здесь прокурор области, мягко говоря, поторопился. А поведение Чикурова? Для чего его посылали в Южноморск?

— Посылали разобраться, а он… — бросил недовольную реплику Шаламов.

— На девиц молодых потянуло, — подсказал один из членов коллегии. — Красовался на пляже среди бела дня голый да еще с вином…

— В бутылке был яблочный сок! — не сдержавшись, крикнул Игорь Андреевич.

— На фотографии — «Цинандали». — Председательствующий продемонстрировал всем уже известные фотографии.

Я их видел впервые и удивился, как это Чикуров позволил снимать себя в таком виде. Он же, вскочив с места, взорвался:

— Это провокация! Чистейшей воды!

Я испугался за него — не наломал бы в запальчивости дров — и незаметно дернул за пиджак. Чикуров опустился на стул, покрывшись красными пятнами.

— Допустим, — строго продолжал Шаламов. — Тогда объясните членам коллегии, этично ли рисовать незнакомую девушку в таком виде? — Он поднял над собой переснятый рисунок следователя. — Причем чужую невесту.

— Ну, во-первых, Рембрандт… — начал было Чикуров, но председательствующий перебил его:

— Во-первых, Игорь Андреевич, вы не Рембрандт, — под шумок присутствующих усмехнулся он, — а следователь. Со всеми вытекающими отсюда нормами поведения. А во-вторых, у вас есть жена и маленький ребенок…

— Но ведь я все изложил в объяснительной записке, — с отчаянием проговорил Чикуров. — По-моему, куда важнее выяснить другое: для чего Снежкову нужно было стряпать эти фотографии? Неужели не ясно, что делалось это с определенными намерениями?

Мне казалось, что заявление следователя прозвучало гласом вопиющего в пустыне.

— Снежков — жених этой девушки. Жених! В его письме убедительно объяснены мотивы действий, — отпарировал Шаламов и обратился к Зубкову: — Юрий Дмитриевич, скажите, в ходе предварительного следствия собрано достаточно доказательств, чтобы считать вину Киреева установленной?

— Доказательства строились исключительно на показаниях свидетелей, — пояснил помощник прокурора республики. — Но потом все они отказались от своих показаний. Других убедительных фактов нет.

— Но ведь следствие еще не закончено! — выкрикнул Игорь Андреевич.

Шаламов постучал карандашом по столешнице, бросив на него недовольный взгляд.

— У вас было достаточно времени разобраться. А держать под стражей человека, чья вина не доказана!.. Я считаю, с такой практикой надо решительно кончать. Длительное содержание под арестом тысяч и тысяч подследственных стало уже притчей во языцах! Сколько об этом говорилось с трибуны Съезда народных депутатов! >Вы что, хотите опять попасть на страницы газет? Или чтобы нас потянули в Комитет партийного контроля?

Чикуров хотел что-то возразить, но, вздохнув, лишь махнул рукой.

— У меня вопрос к Измайлову, — неожиданно сказал сидящий по правую руку от Шаламова другой заместитель прокурора республики Кандауров. — Захар Петрович, вы действительно пытались давить на корреспондента?

Настала моя очередь отдуваться.

— На него надавишь! — ответил я.

— Но Мелковский уверяет, что давили, — продолжал Кандауров, — навязывали свою точку зрения, учили, о чем и как писать.

— Не навязывал и не учил, — ответил я спокойно. — Просто сказал, что если уж писать о деле Киреева, то в связи с темой лжесвидетельства… Вы все отлично знаете, — апеллировал я к присутствующим, — это сейчас повальное бедствие. Одних свидетелей подкупают, другим угрожают. Вот они и врут почем зря, и это сходит им с рук безнаказанно. А дела разваливаются, преступники уходят от наказания. Ведь такая именно картина и в нашем деле. Вначале признавались, а потом вдруг стали менять показания на сто восемьдесят градусов…

— Нехороший признак, Захар Петрович, — вздохнул Богомолов, один из старейших членов коллегии. — Кое о чем говорит, — многозначительно посмотрел на меня и неожиданно спросил: — О Шейнине Льве Романовиче, конечно, слышали?

— Разумеется, — ответил я, не зная, куда он клонит. — Прямо скажу, зачитывался его рассказами…

— А я, батенька, с ним работал, — продолжал ветеран прокуратуры. — Лев Романович, как известно, был начальником следственного отдела Прокуратуры Союза, но и его арестовали в пятьдесят втором, если мне не изменяет память. Обвинение стандартное: шпион американской, английской и бог знает еще каких разведок… Поначалу он, естественно, отверг нелепое обвинение. А после допросов в застенках КГБ признался. Более того, стали спрашивать о сослуживцах: мол, Иванов тоже шпион? Да, подтвердил Шейнин. А Петров? Тоже. А Сидоров? И он шпион… Так-то, Захар Петрович…

— Разве можно сравнивать? — пожал я плечами. — Нынче совсем другое время.

— Можно и нужно, — назидательно произнес Шаламов.

— Чтобы те беззакония не повторились. Вы, между прочим, не хуже моего знаете, как у нас еще кое-где добываются нужные признания. — Он снова обратился к Зубкову: — Ваше мнение, Юрий Дмитриевич?

Тот деловито отыскал среди бумаг перед собой какой-то документ и протянул председательствующему.

— Я подготовил постановление о прекращении дела в отношении Киреева и освобождении его из-под стражи.