Лесная обитель - Брэдли Мэрион Зиммер - Страница 55

55

Все, что случилось, не исчезает;И снова из моря дракон вылезает,Свободен лишь тот, кто мудрость познает… —

пропел чистый голос откуда-то из запредельного пространства.

Наконец взору Эйлан предстала небольшая гора из вздыбившегося гранита, склоны которой были покрыты лиловым вереском. Это было последнее видение в череде меняющихся образов и картин. С запада, с моря, дул ледяной ветер и штормом уносился в холмистые поля. В этом насквозь продуваемом месте деревья росли только вдоль берега, против которого, через пролив, тянулись мрачные очертания Британии. Эйлан догадалась, что это и есть остров Мона. В тот же миг она увидела людей – мужчин в белых одеяниях и женщин в длинных широких темно-синих платьях. Это были люди ее племени. С мрачным, угрюмым видом они сооружали огромные жертвенные костры.

Эйлан не сразу поняла, в чем дело. Но вот на противоположном берегу замелькали огни. Девушка зажмурилась, потом вновь открыла глаза: то сверкали доспехи римлян. На острове Мона тоже заметили завоевателей; в небо взметнулось пламя костров. Жрицы двинулись к воде, извиваясь в танце и выкрикивая заклинания. Римляне попятились от берега, но командиры горячими и страстными призывами остановили их, и вот первая шеренга легионеров, вздымая брызги, ринулась навстречу волнам. Римское войско настойчиво пробивалось к противоположному берегу через пролив, и казалось, что вода в нем вскипает и бурлит. Солдаты выбрались на сушу. С их доспехов и одежды стекала вода, но мечи легионеров в свете факелов сверкали, как раскаленное железо. С беспощадной методичностью они настигали друидов одного за другим, рассекая своими клинками всех, кто попадался им на пути. Мечи завоевателей стали багровыми от крови.

А потом наступила тишина. Забрезжил холодный рассвет, поглотив последние отблески угасающих факелов. Над грудами мертвых тел суетились вороны. Неожиданно птицы с отвратительным карканьем взмыли ввысь, затмив небеса своими черными крыльями.

И Вороны с криком взмывают над полем,Богиня рыдает, убитая горем,Ликует Орел, налакавшийся крови,Дракон не тревожит свирепую птицу.Но ненависть может в любовь превратиться…

Сердце Эйлан пронзила невыносимая печаль. Глаза наполнились слезами, и страшная картина расплылась в прозрачной пелене.

Когда же слезы высохли, девушка увидела, что опять стоит у озера. Но теперь она была не одна. В воде Эйлан разглядела отражение чьей-то фигуры. Она подняла голову, и взгляд ее упал на мужчину, одетого в шкуру пятнистого быка. Голову его венчал убор, украшенный крыльями ястреба и рогами крупного оленя. Девушка от удивления широко раскрыла глаза: такой костюм друиды надевали только для самых священных обрядов.

– Повелитель… – почтительно обратилась к нему Эйлан, – кто ты? – Поначалу ей показалось, что он очень похож на ее деда, однако, вглядевшись, девушка отметила, что этот человек еще не старый, хотя борода его серебрилась сединой, а глаза светились мудростью, излучали неземное могущество и силу, которые недоступны простым смертным.

«Это тот идеал, который стремится воплощать собой Арданос!» – мелькнуло в голове у Эйлан. Мужчина, стоявший сейчас перед ней, обладал каким-то сверхъестественным величием, которое она порой наблюдала в Лианнон во время ритуалов. В этом и была их истинная сущность.

Мужчина улыбнулся, и девушке показалось, что вокруг становится все светлее и светлее, и вот уже искристо засияли воды озера.

– Я являюсь в разных обличьях, у меня много имен. Я и Ястреб Солнца, и Белый Конь; я – Золотой Олень и Черный Вепрь. Но сейчас я – Мерлин Британский.

Эйлан судорожно сглотнула слюну. О Мерлине она слышала от своих наставниц. Титул Мерлина в прежние времена носил архидруид. Но не каждому поколению людей выпадала честь лицезреть образ, который был подлинным носителем этого имени. Считалось, что только достойнейшие из друидов могли повстречаться с Мерлином в потустороннем мире.

Эйлан облизнула губы.

– Что я должна сделать?

– Дочь Священного острова, готова ли ты служить людям и богам, которым поклоняешься?

– Я служу Владычице Жизни, – твердо ответила девушка. – И я готова исполнять Ее волю.

– Это час знамений. Ты можешь увидеть скрещение многих дорог, но только если дашь на то свое согласие, ибо, ступив на этот путь, ты должна будешь пожертвовать всем, что у тебя есть и что тебе дорого. Но не стоит рассчитывать на то, что твои усилия будут поняты и оценены. – Мужчина пошел вдоль берега озера.

– И что же говорят знамения? Каким деяниям благоприятствует этот час? – Этот дух, неожиданно явившийся Эйлан в образе человека, подавлял ее своим могущественным величием. К счастью, из древних преданий она знала, как нужно разговаривать с Мерлином.

– Этот час благоприятствует обряду посвящения в жрицы, как того требуют древние обычаи, – ласково ответил мужчина. – Тебе говорили, что жрица должна быть девственницей, но это не так. Приходит время, и жрица Великой Богини теряет свою первозданность, и, лишь познав всепоглощающую силу экстаза, она вновь обретает независимость. Она отдает себя, но овладеть ею невозможно. Она по собственному желанию дарует себя Священному Царю, чтобы тот потом передал ее благословение своей супруге и жизнь на земле продолжалась.

– И я тоже должна совершить это? – Эйлан почувствовала, что дрожит. – Но как? Я ведь не знаю, как это делается!

– Не ты, но Великая Богиня, которая живет в тебе… – При виде улыбки Мерлина у Эйлан перехватило дыхание. – И мой долг – разбудить Ее.

Он сбросил с себя шкуру быка. Девушка смотрела на Мерлина: он стоял перед ней нагой, тело могучее, красивое – истинный бог. Он погладил пальцами завитки волос у нее на висках, и у Эйлан возникло ощущение, что без поддержки этих сильных рук она просто упадет. Мерлин, склонившись, поцеловал девушку в лоб.

«О, Великая Богиня!» – вскричал ее дух. Он стал целовать ее губы, грудь, затем опустился на колени, чтобы освятить ее чрево. Сознание Эйлан пылало белым огнем, который поднимался откуда-то из глубины ее тела. В эту минуту она, как никогда прежде, ощущала каждую клеточку своего существа, и в то же время ей казалось, что ее оболочку заполняет какой-то иной дух. Но было ли то неведомое частью ее самой, или, наоборот, она превратилась в крохотную частицу какого-то огромного духа или даже Великой Богини, – этого девушка не знала. Но главное, она постоянно ощущала чье-то присутствие, и это ощущение было сильнее, чем то умиротворение, которое она испытывала в объятиях Гая.

В душе у Эйлан бушевало пламя, но оно не поглотило ее. Девушке казалось, что она слышит знакомый голос, и этот голос страстно поет:

Люби врага – и победишь его…Закон нарушив, соблюдешь его…Отдай все то, что хочешь сохранить…Тогда победа будет за тобой…И дочь друидов возродит Дракона.

В ее воображении кровавые битвы сменялись картинами великолепия и пышности: каменные постройки городов, зеленый холм, возвышающийся над озером, широким, как море, и снова сражения и пожары. Наконец появился светловолосый мужчина с глазами, как у Гая. Он мчался в бой на коне, держа в руках щит с изображением Владычицы.

Я согласна! – промолвила Эйлан. – Только не оставляй меня одну…

«Дочь моя, я всегда с тобой, – прозвучало ей ответ. – Ты принадлежишь мне. Так было и будет во веки веков, пока не нарушится ход Времен».

Эйлан была уверена, что прежде уже слышала эти слова, чувствовала, что жизнь ее воссоединяется с корнями, уходящими в глубокую древность. Но сейчас она находилась во власти любви, тонула в этом чувстве, словно в огромном бездонном море. Любовь озарила и заслонила собой все ее бытие.