Ошибка господина Роджерса - Востоков Владимир - Страница 32

С радостью бросаю игру. Иду к начальнику.

- Слушай, у меня опять мотор забарахлил. Не посмотришь? - обращается ко мне начальник, как только я вошел в его кабинет.

У него старенький «Москвич»; мотор давно выработал свои ресурсы, и нам с Савельевым не привыкать его латать.

Я взял с собой Савельева. Во дворе конторы мы начали ковыряться в моторе. Долго искали причину. За это время тетя Маша дважды прибегала к нам с вызовами жильцов, и каждый раз она уходила, разгневанная нашей бездушностью.

Для нас важнее было угодить своему начальнику, глядишь, лишний раз отпустит с работы, а то и даст день-два где-нибудь пошабашить.

Снова прибежала тетя Маша:

- Ух Ты приказал немедленно идти на вызов. Бессовестные, черти! - выругалась она.

Да мы и сами начали чувствовать себя неловко и собирались уходить.

- Не вибрируй, тетя Маша. Бежим, - отвечаю я.

Ушли с Савельевым по разным адресам. Опять мне пришлось усмирять горячую воду. В местах сварки образовался в трубе свищ. Пришлось повозиться и задержаться на работе.

Пришел в контору переодеться. Время было уже позднее, нерабочее. К моему удивлению, там оказалась Фаина,

- Ты чего?!

- Ничего... Вас жду,

- Ну-ну.

- Трубы гну... Алексей Иванович, а я к вам с... повинной.

«Что за черт, с какой еще повинной?» - подумал я.

- Тогда винись.

Фаина потупила взор, потом посмотрела, на меня и снова опустила глаза:

- Понимаете, Алексей Иванович... Я вам тогда неправду сказала. Письмо-то я написала. Это меня Катька надоумила. Давай, говорит, разыграем его.

Я стою, моргаю глазами и не понимаю, что со мной происходит. Как же так? А Фани из Вены? А Витек? А Насонов?! Что за чертовщина?!

- Только я его не решилась вам передать... Вы меня извините. Вот оно. Хотите, прочтите. А то послание, про которое вы спрашивали, это кто-то другой написал. Я подозреваю Катьку...

Я с трудом воспринимаю слова Фаины. И когда наконец до меня доходит истина, у меня аж дух перехватывает.

- Ну и молодец, кассир. С тобой не соскучишься. Выдала сполна. - И я от радости схватил ее в охапку. Она зарделась, еще больше раскраснелась, и ее широкое лицо засветилось и даже показалось мне милым и симпатичным. В следующую минуту я расхохотался. Надо же быть такому совпадению!

Фаина, широко распахнув глаза, смотрит на меня с удивлением.

- Что-нибудь не так я сделала? - спрашивает она меня.

- Раз пришла с повинной, значит, все так, - отвечаю ей, улыбаясь. - В награду хочу поцеловать тебя.

- А письмо читать не будете?

- Я их уже начитался...

Она, как ребенок, обиженно опускает глаза, Мне становится жалко ее.

- Ладно, давай сюда письмо.

- Вы все смеетесь надо мной. - И Фаина с гордо поднятой головой выходит из комнаты.

Так закончилась эпопея с письмами и... любовь Фаины ко мне,

Впрочем, с письмами не закончилась. Письма будут. От Роджерса ко мне, от меня к Роджерсу. Но это впереди.

«С письмом от Зори вдруг куда-то убежал отец. Мы все в недоумении. Что-то случилось? Что?! Рядили по всякому. С нетерпением ждали его возвращения. Наконец он вернулся. На нем нет лица. Значит, что-то произошло серьезное. Мы бросились к нему с расспросами. Он тут же заявил:

- Умер Зоря... И отстаньте от меня.

- Как умер?! - закричала мама.

- Не знаешь, как умирают, - отрешенным голосом отвечает отец.

Мать запричитала и в слезы.

- Как же мы теперь будем... Да за что такое наказание?..

Я стою, смотрю на отца, на его осунувшееся, посеревшее лицо и не знаю, то ли мне радоваться, то ли... С одной стороны, жалко, все же умер родственник, с другой - слава богу, теперь наверняка будет спокойнее в семье.

- Папа, покажи письмо. - Я подошла к отцу, обняла. Мне стало жалко его.

- Потом, доченька, потом...

- Не потом, а сейчас. - Он знал, что я никогда ничего на потом не откладываю.

Отец пытался отговориться, а в меня словно дьявол вселился. Я настояла. Он всегда сдается, если проявить настойчивость.

Он нехотя протягивает мне письмо.

Боже мой... Какой ужас... Какой кошмар... Какой позор...

Я в гневе скомкала письмо, с нескрываемой злостью бросила его в лицо отцу, наговорила ему всяких гадостей и выскочила из дому. На улице немного успокоившись, возвратилась. Мать лежала в постели с полотенцем на голове, отец сидел за столом, положив голову на руки. Рядом с ним - нераспечатанная бутылка вина. Скомканное письмо валялось на полу. Я подняла письмо.

- Куда ты? - спросил, вымученно глянув на меня, отец, когда я направилась к выходу.

- Куда надо, - ответила я, хлопнув дверью. Честное слово, в эту минуту мне нисколько не жаль было своих родителей. Кипевшее зло на них наполняло мою душу.

Пока я шла по улице, все время со страхом думала в последствиях. Что я скажу Виктору? Как ему объяснить? Как покажусь на глаза подругам? Дядя - гнусный каратель, преступник, скрывавшийся от правосудия... Ведь Виктор работает вместе с отцом на режимном предприятии. Кому я теперь буду нужна?.. Кто узнает, от меня будет шарахаться, как от бешеной собаки. Еще возьмут да выгонят из института. Неужели всему конец? Перед моими глазами будто погас свет. Чем больше я думала об этом, тем больше теряла надежду на жизнь. Может быть, вот сейчас - под машину... Нет, нет, только не это. В чем я виновата?..

В приемной КГБ меня внимательно выслушали. Через некоторое время пришел высокий симпатичный молодой человек, представился мне капитаном Насоновым, и мы с ним уединились в отдельную комнату. Долго и по душам поговорили. Он меня прекрасно понял. Подробно расспрашивал об отце, о его поездках в Вену, о моих отношениях с Виктором, с его отцом. Об институте. О друзьях.

Я смотрю на Насонова, разговариваю с ним, а сама все время ловлю себя на мысли - где могла его видеть.

Этот спокойный голос. Знакомая манера левой рукой откидывать назад прядь волос, спадавшую на лоб. Под конец разговора я не удержалась и спросила:

- Владимир Николаевич, извините за банальность, где я вас могла видеть?

. - Не знаю... - И Насонов откидывает прядь волос, нависшую над лбом.

- Вспомнила!.. - чуть не вскрикнула я от вспыхнувшей вдруг догадки. - Вы у нас читали лекцию. И приводили пример, несколько схожий с тем, что я рассказала. Да?!

Насонов на секунду задумался и, к моему удовлетворению, говорит:

- Было дело.

- Как тесен мир. Кто бы мог подумать, - вздохнула я. - Знали бы вы, как после вашей лекции я воевала с отцом...

В ответ Насонов, как показалось мне, загадочно улыбнулся.

И где-то подсознательно у меня мелькнула шальная мысль: «А не успел ли и отец побывать здесь?..»

- Отец ваш знает, что вы пошли к нам? - словно угадав мои мысли, спросил меня Владимир Николаевич,

- Да, знает, - ответила я.

- Хорошо, - ответил он.

Ушла я от Владимира Николаевича окрыленная, спокойная от чувства исполненного гражданского долга. За одно только ругала себя: надо было раньше прийти сюда.

Впереди предстоит разговор с отцом. Каким-то он будет. Только бы не сорваться.

Не успела я переступить порог комнаты, как отец сразу подошел ко мне и, взяв под локоть, увел меня на улицу.

- Была? - спросил он меня, когда мы вышли из подъезда дома.

- Была.

- Ну и что?

- Если б меня так понимали мои родители...

- То что было бы? - не дав мне договорить, спросил отец.

Он был спокоен. И меня это несколько удивило. Я ждала нервной сцены и даже, может быть, скандала.

- Не было бы того, что сейчас произошло, - отвечаю ему в тон.

- Понятно. Что тебе сказали? - продолжал допрашивать меня отец.

- Сказали, что правильно сделала.

- Допустим. А дальше?

- Дальше... видно будет.

- И что же ты там говорила?

- Все как есть. Не убавила, не прибавила,