Войку, сын Тудора - Коган Анатолий Шнеерович - Страница 82

— Может быть, — проговорил он без уверенности. — Но кто знает, куда склонится чаша весов в руке кроткого господина нашего Иисуса Христа? Мог ли я рисковать?

Войку отвечал сочувственной улыбкой.

— Даровав мне жизнь, — продолжал свой рассказ Зеноби-Зульфикар, — Иса-бек не ограничил тем своих благодеяний. Он накормил меня, одел, обул, снабдил деньгами на обзаведение. Я купил вначале скромную барку и с помощью двух рабов возил на ней товары из Стамбула в Скутари. Потом, наладив дело, стал хозяином этого корабля. Славный паша Гедик-Мехмед повелел зафрахтовать «Зубейду», чтобы перевезти в Стамбул известный вам драгоценный груз… Я поныне неоплатный должник Иса-бека, — заключил Зеноби, — и все мои помыслы о том, чтобы хоть в малой мере отблагодарить его высокородную милость за все, что он сделал для меня. Недавно такая возможность передо мною, хоть и ненадолго, появилась.

— Какая именно, — осведомился сотник.

— Вы не догадываетесь, синьор? — спросил Зеноби с лукавой усмешкой.

— Нисколько!

— Я вез ему благородный подарок!

— Какой же именно, мессере? — Войку действительно перестал понимать хитрого ренегата.

— Да вас же самих, синьор капитан!

Чербул подавил мгновенно вспыхнувший гнев. Наглость предателя была, в сущности, лишь смешна.

— Ведь вы друг его сына, — пояснил бывший ага. — Говорят даже, — спаситель. Ах какой был бы подарок для Иса-бека, для его высокородного сына — тем более!

— Вот как! — притворно нахмурился сотник. — Вы хотели даже не продать меня в рабство, а подарить! Как ничего не стоящую вещь!

— Напротив, ваша милость, — осклабился ренегат, — вручить, как бесценный дар.

— В цепях раба?!

— Ах, синьор, неужто вы все еще не можете меня понять? Иса-бек, приняв вас в своем доме, обязательно отпустил бы сразу на волю, помог бы, изъяви вы желание, вернуться в землю князя Штефана, вашего господина. И щедро бы одарил.

— Стало быть, — заключил Чербул, скрыв усмешку, — всем нам здорово не повезло. Но скажите, мессере, для чего вы мне все это поведали?

— Чтобы вы, синьор, знали, что не злое рабство готовил вам в конце пути ваш нижайший слуга, а волю и встречу с друзьями! Ваша милость убедилась теперь, что я вам друг, — с льстивой улыбкой заключил Зеноби. — Сейчас, синьор, я вам это еще раз докажу, — со значением добавил бывший ага, поднимаясь на ноги и предлагая Чербулу следовать за собой.

Бывший патрон «Зубейды» провел сотника по второй палубе от носа до кормы, по третьей — от кормы до носа. Заставил петлять с собой по разным помещениям, подниматься и спускаться по трапам — наконец юркнул в трюм. В темной каморе, куда они попали, пошарив под потолком, Зеноби достал фонарь, высек огонь, запалил фитилек. Потом, высунув за дверь голову и оглядевшись, отодвинул от стенки большой ларь, закрывавший люк.

Чербул спустился за ним по короткой лесенке и оказался в низком, длинном помещении над самым килем, под трюмами носа. Темное пространство, тесно заставленное огромными сундуками, так и не было обнаружено его товарищами после восстания на корабле.

Зульфикар-Зеноби подвесил фонарь к потолку и, спугнув жирную крысу, открыл один из ящиков; там было золото. Открыл второй — там мерцали россыпи колец. Поднял крышку над третьим — в нем лежали усыпанные драгоценными камнями диадемы и браслеты. Отворил четвертый — в нем матово поблескивали жемчуга. Взорам сотника открылась доля султана в добыче, взятой его войсками в Крыму. Ее, погруженную в глубокой тайне на «Зубейду», и должен был доставить стамбульскому повелителю Зульфикар.

Мессер Зеноби погрузил обе руки в высокую груду золотых монет и замер в экстазе. Но, встретив взгляд Чербула, отпрянул назад.

— Вручаю это вам, синьор капитан, — прошептал он торжественно и робко.

Сотник молчал; отражение крымских сокровищ переливалось в его голубых глазах.

— Вы можете разделить это с товарищами, — так же тихо предложил ренегат. — По целому состоянию каждому.

— Чтобы наши люди перерезали друг друга?!

— Можете взять это себе…

Войку так посмотрел на бывшего патрона, что у мессера Зеноби подогнулись колени. Сотник одну за другой захлопнул крышки сундуков.

— Об этом знает еще кто-нибудь на судне? — спросил он, пристально глядя в глаза венецианца. — Хоть один человек, кроме вас и меня?

— Нет, синьор! Клянусь! — отвечал мессер Зеноби, крестясь.

— И не должен знать! — приказал Войку. — Пока не придем в гавань! — И пошел, не оборачиваясь, к выходу.

На корме, проходя мимо мачты, Чербул не заметил темной фигуры, прятавшейся в тени. Это был Чезаре, подсматривавший за происходящим на юте; при виде сотника лицо патриция исказила злая усмешка. Чербул заглянул в уголок, где при свече теплилась беседа его друзей.

— Варвары разрушили храмы искусства, — говорил Ренцо, — разбили инструменты науки…

— И человеческий дух, не находя пищи на земле, поневоле устремился к небу! — продолжал Левон.

— Так победила везде религия, — молвил Матусаэль, — так поле мира осталось за изуверами. Когда разум и честь заставят их наконец отступить?

Войку улыбнулся и, никем не замеченный, удалился в камору, где жила его княжна.

Буря пожаловала на море с благородным величием, задолго до того предупредив путешественников о своем приходе. Вначале небо на северо-востоке начало темнеть. Потом важно прикатили огромные валы; сперва — пологие и гладкие, они постепенно вырастали, напружинивали хребты, обрастали лохмами сорванной с гребней, подхватываемой ветром пены. Буря обещала быть нешуточной.

Асторе еще с утра, по известным морякам приметам, начал готовить команду и судно к предстоящему испытанию. Опытных моряков на судне можно было насчитать всего с полдюжины, вместе с кормчим, на помощь же остальных было мало надежды. Когда волнение усилилось, три четверти их со стонами полегли по каморам и трюмам. Буря набирала силу, и молодых людей, способных держаться на палубе, становилось все меньше.

Матросы спустили паруса, оставив на бизани только малые, помогающие удерживать судно против ветра. Задраили люки. «Зубейда» легла в дрейф. Войку с беспокойством смотрел вперед, откуда беспрестанно надвигались все новые полчища гигантских валов. Роксана, подойдя, схватилась за его локоть, прижалась. Чербул заглянул в лицо подруге; боязливая перед господом и суровым сонмом его святых, мангупская княжна мужественно смотрела в лицо свирепеющей стихии.

— Уходи вниз, — сказал Войку. Роксана несогласно тряхнула головой.

Асторе оставил мостик и, держась за канаты, пробрался на корму, где Давицино и еще один генуэзец с трудом справлялись с непокорным рулем. Молодые мореходы втроем вступили в борьбу с Понтом, коварно норовившим поставить судно боком к волнам, чтобы смять и опрокинуть его. Наос бывшего капитана-аги, надо сказать, не был чудом кораблестроительного искусства, при сильном волнении он плохо слушался руля.

Ветер по-прежнему крепчал, море мрачнело, темные тучи все ниже опускались к вершинам почти уже черных, грозно поседевших валов. Пошел дождь, потом — ливень; из края в край неба ударили изломанные молнии. Большой корабль, перебрасываемый друг другу валами-гигантами, стал меж ними похож на утлый челн, потом — и вовсе на жалкую щепку.

Один за другим к Роксане и Войку, державшимися за ванты фока, присоединялись их товарищи, не сваленные морской болезнью. Многие шептали молитвы: один творил крест латинского канона, другой — греческого. «Боги моря, — услышал Чербул голос одного из русов, вспомнившего верования предков, — боги моря требуют жертв».

И вправду подобные горам валы вставали над миром, как дикие кони Нептуна, брошенные в галоп. Гигантские сказочные звери, драконы и змеи, казалось, хотели вырваться на волю, разбив хрустальные завесы катящихся водных хребтов, колотя многомильными хвостами.

Войку крепко обнял подругу, защищая ее. Роксана, однако, выпрямилась, словно наслаждалась развернувшимся перед нею титаническим зрелищем. Восхищение и гордость за нее, испытанные в те мгновения сотником, заставили его ненадолго даже забыть о буре.