Полуночные тени (СИ) - Кручко Алёна - Страница 53

Подменили мне парня, бурчал Аскол. Вот как в разведку по мятежным замкам мотался, так и подменили: уходил аккуратист, а вернулся охламон какой-то непутевый. Может, влюбился где, да не в ту, в кого бы стоило? Вон и круги под глазами, и с лица осунулся, будто ни одной ночи с возвращения не спал толком.

Игмарта капитан любил как родного сына — а поди не полюби, когда тот мальчишкой к отряду притулился, у тебя на глазах вырос, науку твою перенимал истово? Не скрывал, зачем: сопляк-то из благородных, семью перебил у него на глазах родной дядя, отцов младший брат, и на чудом спасшемся малолетке теперь висела месть. Но чтобы мстить, нужно вырасти и научиться драться, а чтобы не просто отомстить, а доказать право на утраченное наследие, нужно служить королю. Так что королевские псы были для Марти самым подходящим местом, и дорожил парень своей службой почище любого другого.

И чтоб вот так рисковать королевской милостью из-за криво напяленной перевязи или не стираных штанов?!

До того уж дошло, что Аскол мага на помощь позвал. Пусть, мол, знающий человек глянет, может, в чары какие парень вляпался, пока с королевским поручением по стране мотался? Ворожбу приворотную подцепил, с менестрелями случается, а то и чего похлеще?

Маг, мэтр Гиннар, похвалил, что позвали именно его, а затем капитана и прочих сочувствующих выгнал: ежели и впрямь чары снимать придется, чем меньше вокруг народу ошивается, тем проще. Убирайтесь, сказал, подальше — вон, хоть в таверне подождите. А казарма чтоб пустая стояла.

Ну, подождали. В "Бездонной кружке" чего ж не подождать? Посмеялись над бедолагой Марти: парень так не хотел один на один с магом оставаться, едва за руки уходящих товарищей не хватал. Кто бы мог подумать, что отчаянно бесшабашный Игмарт безобидных целебных чар боится! Пива с бочонок выдули, потрындели о магах, чарах, несчастливых влюбленностях и прочей ерундистике. Гиннар пришел, и ему налили.

— Спит ваш парень, — сообщил капитану достойный мэтр. — Вы его покуда не трогайте. Повозиться пришлось…

Оно конечно, любой маг эдак бы сказал: когда за работу денежка светит, самый распоследний дурень ту работу преувеличит, а среди магов дурней не водится. Однако Гиннар и впрямь, похоже, ворожил, и сильно: кружку ко рту подносил, руки тряслись, едва пиво свое не расплескал.

Выпил, крякнул. Кивнул благодарно.

— Так что с парнем-то? — спросил Аскол.

— На то похоже, — степенно ответствовал маг, — что сильно он кому-то хвост прищемил. Чары на нем были, правильно ты, капитан, меня позвал. И не любовные чары, не приворот, — порча самая что ни на есть настоящая. Вот скажи, кстати говоря, на кошмары твой парень не жаловался?

— Нет, — Аскол вздохнул. — Вообще ни на что не жаловался, молчал больше. Я ж говорю, как подменили… Снял ты чары-то, почтенный мэтр?

— Снять снял… налей еще, Аскол… спасибо. Снять, говорю, снял, однако как дальше дела пойдут, сказать не рискну. Сильный кто-то работал. Враг у твоего парня, видать, завелся, да такой, что крепко на него обижен и сил на месть не жалеет.

— Да у него такой враг… — фыркнул Аскол.

— Давно? — мэтр понимающе улыбнулся. — Значит, и вопроса тут нет.

— Так ведь раньше все ладно было…

— Значит, раньше не было способа поворожить, а тут вдруг появился. Ты расспроси, когда он с тем врагом последний раз сталкивался?

— И верно, — Аскол почесал в затылке, — мог…

— Ну вот видишь. Ты, Аскол, ежели еще какие странности за парнем заметишь, сразу меня зови. Мало ли, как оно повернется…

— Спасибо, почтенный мэтр! — Аскол выложил на стол перед магом кошель с оговоренной суммой и налил еще пива.

Когда Аскол, ободряюще кивнув, плотно закрыл за собой дверь казармы, Игмарту показалось, что захлопнулась крышка его гроба.

— Наглец, мальчишка, — маг шагнул к королевскому псу, и тот отшатнулся: показалось вдруг, что за плечами мэтра Гиннара маячит источающая могильный холод зыбкая тень. — Ты кого обмануть хотел? Меня обмануть хотел? Забыл?..

Марти ожидал боли, но крика сдержать все равно не сумел. Гиннар хмыкнул довольно, когда королевский пес рухнул перед ним на колени; а Игмарта, сквозь боль, стыд и ненависть, обожгла вдруг надежда. Ведь здесь столица, не лес глухой, и свои — вот они, рядом, всего-то за стенкой! Аскол навряд ли успел далеко уйти, он может услышать! Услышать и вернуться… Аскол, вернись, пожалуйста…

Но капитан не возвращался, и по виду Гиннара ясно было, что клятый маг обезопасил себя от лишних свидетелей. Наплел, небось: ворожба серьезная, орать будет — не берите в голову, так и надо…

— Ты слишком быстро забыл, щенок, какова власть богини, — прошипел Гиннар.

В следующий миг боль стала настолько острой, что мысли вышибло из головы. Внешний мир исчез, сжался в расплавленный комок, захлебнулся огнем и могильной стынью… но багровая тьма небытия, вожделенная, манящая, дразнила издали, не даваясь в руки, и сквозь собственные хриплые вопли Марти отчетливо слышал полный удовлетворения голос проклятущего мага:

— И не надейся сдохнуть. Не выйдет. Будешь жить и служить, и делать, что прикажу.

Пытка длилась ровно до того мгновения, пока Марти мог хоть как-то осознавать происходящее. Едва тьма приблизилась вплотную, как все кончилось. Остались только гладкие доски пола под щекой, терпкий запах пыли да смутные цветные пятна, плавающие под закрытыми веками. И ненавистный голос:

— Неужто ты впрямь надеялся так просто ускользнуть от нашего договора? Не-ет, Игмарт. Уж поверь, когда придет нужный нам день, я сумею обеспечить твое присутствие рядом с королем. И уж тем более — исполнение приказа. А будешь фордыбачить — только себе хуже сделаешь. Кстати говоря, тебе ведь Ульфар обещал кой-чего? Не за бесплатно ведь рискуешь, королевский пес… так вот, на первый раз я ему не скажу, что ты с поводка сорваться пробовал. Ренхавен прав, за страх и за сладкую косточку служится веселей, чем просто за страх. Так что думай почаще о своей косточке, будущий барон Герейн.

Маг не отказал себе в удовольствии пнуть лежащего под ребра. Уронил брезгливо:

— Сейчас ты встанешь, умоешься, разденешься и ляжешь спать. Проспишь до завтрашнего вечера. Когда проснешься, скажешь, что тебе было худо, но теперь лучше. Скажешь… Герейна встретил, скажешь, едва удрал — так ведь и было, верно? А вскоре после того и начались с тобой все эти странности. — Гиннар обронил смешок. — Что, кстати говоря, тоже чистая правда. Видишь, и врать не придется. Всего лишь сказать ту часть правды, которая годится к случаю… И начнешь следить за собой, как у вас положено, чтоб никаких нареканий! Ясно?

— Да, — выдохнул Марти. Он еще помнил, слишком хорошо помнил, что на вопросы Гиннара — по крайней мере, на этот вопрос, — лучше отвечать.

— То-то же.

Мэтр неторопливо прошелся туда-сюда, остановился перед самым лицом Марти, покачиваясь с пятки на носок; туфли из дорогой кожи чуть слышно поскрипывали, посеребренные пряжки мерцали ласковым матовым блеском.

— Ты больше не станешь уклоняться от караулов во дворце. Понял?

— Да.

— Вставай. Сеанс лечения, — Гиннар ухмыльнулся, — окончен. Надеюсь, обойдется без рецидивов. Ради твоей же пользы.

Развернулся на каблуках и вышел.

На сей раз хлопок двери показался Игмарту самым прекрасным звуком на свете. От счастья расплакаться впору, съехидничал в собственный адрес королевский пес и, пошатываясь, поплелся к умывальнику. В полном соответствии с приказом Гиннара, бесы б его драли через три колена.

"Все, что здесь произошло и произойдет, все, что ты сейчас узнал и еще узнаешь, все наши приказы и запреты — тайна. Ты не расскажешь о ней, и не напишешь, и не намекнешь, и не станешь отвечать на вопросы, если твои ответы, правдивые или лживые, смогут выдать эту тайну или хотя бы намекнуть о ней.

Ты не попытаешься вызвать какие-либо подозрения на твой счет, дабы тебя допросили, или заперли, или отослали. Ты не попытаешься сказаться больным или же взаправду заболеть, покалечиться или навредить себе еще каким-либо образом.