Полуночные тени (СИ) - Кручко Алёна - Страница 54

Ты не будешь добиваться нашей смерти или еще какого-либо вреда и ущерба для нас, ни самолично, ни чужими руками".

Игмарт помнил поставленные Гиннаром условия. Слишком хорошо помнил. Будто не маг, а сама богиня в память впечатала. Казалось, нашел лазейку: вынуждать Аскола из раза в раз отправлять его вместо дворцовых караулов навоз грести или воду таскать почтенный мэтр запретить не догадался, а беспорядок в одежде никак нельзя было отнести к "заболеть, покалечиться или навредить". Но… эх, угораздило же капитана из всех столичных магов позвать именно этого!

Ничего, упрямо пообещал себе королевский пес. Если сейчас мне кажется, что больше лазеек нет, это вовсе не значит, что их и в самом деле не осталось. Надо думать. Надо искать.

Он очень смутно помнил, как добрался до своей койки. Рухнул поверх одеяла, закрыл глаза. В багровой тьме плавали цветные пятна. Начало знобить. Пришлось вытягивать из-под себя одеяло, укутываться — до самых ушей. Укрывшись, Марти по-детски свернулся клубочком и наконец-то заснул.

Известие о провале подготовленного Вильгельмой покушения и о разгроме мятежа барон Ренхавенский получил, что называется, из первых рук. Золотоволосая принцесса прискакала в замок Ульфара глухой ночью, обложила в три колена стражу за сон на посту, привратников за нерасторопность, конюхов за непочтительность, и рухнула в обморок на руки выбежавшего на шум хозяина. Что ж, зло подумал барон, этого следовало ожидать. Гаутзельм, его хитромудрое величество, сработал четко. Сам Ульфар в отправленном королю письме обошелся почти без подробностей: мол, у мятежников не слишком-то в доверии, что мог, то разузнал, а вместо остального — уверения в преданности. Но ведь было еще донесение Игмарта…

Мысль о королевском псе, как ни странно, барона взбодрила. План Вильгельмы провален? — что ж, тем лучше, потому что план Ульфара Ренхавена непременно принесет победу! Вильгельма будет обязана короной лишь ему, ему одному, а не своре наглых прихлебал! И не только короной, — еще и спасением. Видят боги, все складывается как нельзя лучше.

Благородный барон Ренхавенский с некоторым усилием отогнал видение блестящих перспектив и кликнул служанок. О внезапной гостье следовало позаботиться.

Разговор состоялся ближе к полудню, когда беглянка в достаточной мере пришла в себя. Едва приставленные к высокой гостье служанки доложили хозяину, что ее высочество изволили принять ванну, подкрепить силы вином пополам с бодрящим зельем и потребовать обед, Ульфар поспешил к принцессе.

— Ты уже слышал? — Вильгельма подняла взгляд навстречу любовнику. — И твои люди тоже?

— Я догадываюсь, — ответил барон. — Новости до нашей глуши ползут долго… к счастью. Нет, госпожа моя, ни я, ни мои люди ничего не слышали. Расскажешь?

— Что рассказывать! — в голосе Вильгельмы слышались злые слезы. — Ты был прав, королю донесли! А что не донесли, до того он сам додумался, хитрый бесов сын! Он подстроил нам ловушку, и мы в нее вляпались, как… как… боги, да что говорить, как самые что ни на есть наивные простачки! Все кончено, все…

Вильгельма подавила рыдание, резким взмахом ножа оттяпала кусок печеного окорока и впилась в него зубами.

— Ешь пока, — сочувственно предложил барон Ренхавенский. — Ешь и слушай, я же знаю, о чем ты первым делом спросишь.

Принцесса кивнула, не прекращая жадно жевать.

— Твой конь совсем плох. Гнала, не жалела? О нем, конечно, позаботятся, но если ты хочешь бежать, придется брать другого.

— Дашь? — сглотнув, спросила Вильгельма. За коротким вопросом легко угадывался второй: "Или купишь королевскую милость, выдав главную заговорщицу палачам?"

— Двух дам, — спокойно ответил Ульфар. — А про твоего, если что, скажу, приблудился. Или, если боишься такой след оставлять, бери и его с собой. Налегке, пожалуй, выдержит… хотя я бы не советовал.

Вильгельма отрезала еще кусок мяса, потянулась к вину. Ульфар, опередив, наполнил бокал. Помедлив мгновение, налил и себе.

— Куда ты теперь? К Орзельму?

Принцесса замялась.

— Не хочешь, не говори, — пожал плечами Ульфар. — Если тебе теперь в каждом будет предатель мерещиться…

— Я…

— Но, извини, не обижайся, если я не смогу быстро тебе сообщить о переменах.

— О чем?..

— Видишь ли, Вильгельма, — барон разлил еще вина, расчетливо выдерживая паузу, — у меня остался один не разыгранный козырь. Очень может быть… да, очень… что нам все-таки потребуется новый король. Видишь, я тебе доверяю. Но если ты не желаешь, чтобы твои друзья могли тебя найти… что ж, дело твое.

Думай, принцесса. Жизнь или корона? — один раз ты уже поставила все на кон, тебе ли трусить, когда боги дают еще один шанс? Кем ты будешь у Орзельма — приживалкой у ступеней чужого трона? Да и не сказано, что вчерашний союзник завтра не выдаст тебя победителю. Тебя поддерживал, пока надеялся на снижение пошлин, но теперь — захочет ли терять ту малость, что имеет при Гаутзельме? В конце концов, он обоим вам дядя.

— К Орзельму, да, — выдохнула принцесса. — Я знаю, Ульфар, ты мне друг… быть может, единственный друг. Я буду молить всех богов за тебя и твой козырь. И если… тогда — проси, чего хочешь!

— Кроме короны, — улыбнулся барон. — Твою любовь, госпожа моя. Ну и, быть может, еще кое-что…

— Мою любовь ты можешь получить хоть сейчас. Она твоя, ты ведь знаешь. — Вильгельма встала, потянулась соблазнительно, бросила взгляд на двери спальни. — Только сначала отдай распоряжение насчет коней и припасов в дорогу.

— Конечно, госпожа моя.

Лишь за дверью Ульфар позволил себе улыбнуться. Пусть любовь синеглазой принцессы так же лжива, как его собственная, — трезвый расчет куда вернее чувств. Все складывается замечательно. Просто превосходно.

Взгляд Аскола обежал строй, чуть задержавшись на Игмарте. Парень выглядел безупречно. Вот только…

Тоска в глазах никуда не делась.

— Ты как, Марти?

— Хорошо.

И голос — никакущий. Нет, непорядок с парнем… чего-то Гиннар недоделал, недотянул.

— Может, отдохнешь день?

— Как скажете, капитан.

Тьфу, бесы тебя язви! Со всеми твоими врагами и всеми магами заодно! Или ты страдать вздумал, задним-то умом? В виноватого играть?

— Ступай в казарму. Освобожусь, поговорим.

— Слушаюсь, капитан.

И пошел-то, как на параде. Образцово-показательный манекен. Чучело. Ну, ты ж меня только дождись!..

С утра капитану личного королевского отряда не так просто освободиться. Караулы развести — полдела, и приказ на день получить — невелика морока, его величество только с интриганами придворными в задумчивость играет; но есть же еще повара, прачки, конюхи и прочая обслуга! Интендант, три сотни бесов ему в печенку!! Казначей!!! Щенки сопливые мечтают до капитана дослужиться, думают — слава, королевское благоволение, бои, победы и прочая тому подобная дребедень. Как же! А счета проверять не хотите ли? Ругаться о недостаче, выбивать задержанное жалованье, первым успевать на конские и оружейные ярмарки, да еще, будто всего этого мало, вправлять мозги остолопам вроде Марти? Иногда Аскол очень хотел перенестись каким-нибудь чудом лет на пятнадцать назад. Заснуть, скажем, и проснуться молодым, глупым, беззаботным и, главное, снова в рядовых… счастье!

Но подобного счастья капитану королевских псов не светило, а потому ближе к полудню он шел в казарму, намереваясь вытрясти из Марти дурь. Порчу маг снял, за все безобразия, что парень себе позволял, винить следует не его, а чары; так чего ж теперь-то страдать? Плюнул, забыл и пошел служить! Нет, он повиноватиться решил, бестолочь! "Слушаюсь, капитан", "Как скажете, капитан"… ну так я ж тебе скажу! Много чего скажу…

Марти сидел на кровати, уставясь не то в стену, не то вовсе в никуда. Такой взгляд, отсутствующий и напряженный сразу, капитану случалось видеть у своих людей перед штурмами, дуэлями, опасными вылазками, — но не вот так, ни с того ни с сего. Что-то тут нечисто, подумал Аскол. Но выказывать мысли не стал. Пинком придвинул табурет, сел напротив, велел: