Радужная Нить - Уэно Асия - Страница 62

— Почему одна? — голос Ясу звучал глухо. — А как же твоя семья?

— Семья моя обитала на склонах горы Мита и была перетравлена во время охоты на лис, — холодно ответила та. — Вся. Я не хочу говорить об этом. По-вашему, это был четыреста тридцать третий год Алой Нити.

"А на вид — такая молоденькая, ну надо же!" — подивился я.

— Несколько лет я бродила по южным чащам, от истоков Усеикавы до безлесных пустошей, где начинаются сухие степи Каваки, — продолжала она. — И не нашла даже следа своего племени — никого, подобного мне. Обычные лисы, с которыми и поговорить не о чем. Видимо, из всех кицунэ спаслась одна я. Потом были события, о которых вам рассказал кукольник. Безумец, он сам себя проклял! Мне больно о нём думать. Всю жизнь лелеял собственную вину и даже не замечал, что у его драгоценной внучки-швеи — жёлтые лисьи глаза! Но это было уже потом, много-много после…

— А сразу после того, как вы освободились? — я решил отвлечь женщину от горестных воспоминаний.

— Почти сразу же я снова оказалась в плену, уже в Оваре, — по губам кицунэ скользнула невесёлая улыбка. Ясу порывисто прижал любимую к себе. — Это было спустя много лет после вашей Белой Скверны. Я облюбовала склоны горы Рику, но поняла, что по осени там слишком людно. И решила уйти из этих мест, на север, в Тоси. А на прощанье заглянуть в Центральную Столицу, развеяться. Как-никак, я ведь ещё и женщина… хотя на самом деле была тогда глупым и не в меру любопытным лисёнком! Попала в простейшую ловушку, до сих пор стыдно. И выдала себя, умоляя охотника подарить мне свободу — что исполняет ещё большим стыдом.

А человек, который выкупил меня у него, был сущим демоном. О, этот мерзавец знал мне цену, а потому не хотел продавать ни за какие деньги. Да и медяки, которые он мог выручить за то, что показывал меня на улицах, его не устраивали. Каждый вечер дразнил всякими лакомствами — а держал впроголодь — и уговаривал превратиться. А на попытки обмануть отвечал лишь большей жестокостью. Не знаю, что бы сталось со мной, если бы поддалась. Но я сказала себе: "Не смей себя жалеть, ты последняя из лис и должна принять судьбу достойно!" Тем более, мне хватало жалости в глазах смотрящих. Я ведь хорошо вас помню, мальчики — вы почти не изменились…

— Так, значит!.. — хором вскричали мы с Ясу, после чего тот ещё крепче обхватил свою возлюбленную, а я повторил: — Так значит, вы и есть тот лисенок, которого мы хотели вызволить!?

— А вы хотели меня вызволить? — подалась вперёд Химико.

— Мы даже денег насобирали, — понурился Ясумаса. — Думали откормить и выпустить на волю. Но, когда накопили достаточно, твой мучитель исчез, словно его и не существовало…

— Всё равно он бы меня не отдал, — прошептала та. — Обманул бы вас, наивных ребятишек. Но… спасибо. Я и не знала… — Она уткнулась лицом в шею моему другу.

— Химико, — Татибана провёл по её волосам так, как если бы прикасался к цветку. — Любимая. Ответь мне, почему же ты…

— Не здесь. Не… при всех, — она судорожно вздохнула. — Я… не могу сейчас об этом говорить.

Мы помолчали, слушая шум реки и поднявшийся ветер.

— А как вы спаслись? — поинтересовался я, когда плечи женщины перестали вздрагивать.

— Из-за другого мальчишки, — улыбнулась та, повернув ко мне лицо с высыхающими следами слёз. — И вдесятеро не столь благородного, как вы. Не знаю, чего именно он хотел — наверно, заполучить зверушку и похваляться перед другими. Он напоил это чудовище и стащил меня вместе с клеткой. А я, будучи уже учёной, притворилась мёртвой. Он перепугался, вынул лисёнка, вялым комочком лежащего на грязной подстилке — а я укусила его за руку и скрылась!

— Таким образом, — пошутил я, — коварная лисья природа восторжествовала над человеческой.

Татибана грозно посмотрел на меня, но Химико прикрыла рот ладошкой.

— Истинные слова, господин Хитэёми! Весёлый вы человек!

— Дорогая, — немедленно встрял Ясу, — с этим весельчаком надо держать ухо востро! У него по десятку девушек в Половину года сменяется, и всё-то ему мало…

— А разве много? — возмутился я. — И почему-то принято забывать, что девушки сменяются у меня только в Светлую Половину года, а в Тёмную я веду столь непорочный образ жизни, что…

— Что это невозможно поверить, — язвительно перебил мой каверзный друг. Химико снова рассмеялась, но теперь ей вторила и Мэй. Я почувствовал, как локоть промолчавшего весь разговор Ю подрагивает по той же причине, и уставился в костёр. Ничего не понимают! Ладно, женщины — но Ясу-то! Друг, называется… А уж юмеми вообще мог бы почувствовать себя виноватым, справедливости ради. Полгода воздержания — ну, думаю, доберусь до Овары! Так нет же, не успел приехать — отослали в Кёо, за сновидцем нашим таинственным. Единственная девушка, которая встретилась — и та кукла, тем более, чужая. Призраков не предлагать. Хорошо, вернулся домой — и где мои девицы? Кротко ждут, орошая слезами рукава? Ага, размечтался! Уже и забыли моё имя, а напомнить о себе — какое там… Не больно то и хотелось, но возможности всё равно не было. Занимался поисками загулявших лиц ханьского происхождения, у которых ни стыда, ни совести…

— Ну вот, надулся наш Кай! — этот наглец ещё и посмел небрежно потрепать меня по плечу! — Ну не переживай, мы тебе селяночку подыщем, хочешь? Не хочешь? А чего ж так?.. Ну а кого хочешь?

— Ю, — я выразительно посмотрел на разноцветное воплощение бесстыдства, — ты сейчас напросишься, помяни моё слово! Сам не рад будешь, что поинтересовался.

Ханец изобразил на лице смесь непередаваемых чувств и с деланным испугом отодвинулся от меня на расстояние вытянутой руки.

— Вот и сиди на песочке в наказание, — торжествующе добавил я, похлопав ладонью по освободившемуся краю циновки. Мой обидчик, невнятно выругавшись и отряхнув одежду, тотчас же вернулся на место.

Женщины дружно захлопали в ладоши, сочтя представление оконченным; я поклонился.

— Какая у некоторых жизнь разнообразная, — промурлыкала Химико. — Ясу, дорогой, ты только скажи — могу превратиться в кого тебе будет угодно!

— Э… ты к чему это клонишь? — покраснел тот.

— Потом на ушко объясню, милый, — прошептала она, причём так, что услышала даже Мэй, сидевшая дальше всех и прыснувшая в кулачок.

— Ты дорога мне такая, какая есть! — отрезал Ясу, изрядно смущённый.

— А разве не любое обличье, кроме лисьего — видимость? — мне вдруг стало интересно. — Как вы сказали, госпожа, наваждение?

— Не совсем, — сощурилась кицунэ. — Наше волшебство, конечно, отдаёт предпочтение всяким морокам, но одними наваждениями не исчёрпывается. У каждой лисицы-оборотня есть два равноценных тела — животное и человеческое. Они растут, взрослеют, стареют в согласии друг с другом. А ещё имеется боевая форма, вы её видели. Красивая, правда? Называется кицунэ-ками.

— Да, впечатляет, — вежливо согласился Ю, Ясумаса же проворчал, что ничего прекраснее того, что держит сейчас в объятиях, не лицезрел.

— Учись принять меня во всех обличьях, — кицунэ погрозила возлюбленному пальчиком. Тот пробормотал, что ему нужно чуточку пообвыкнуть.

— А почему у вас два хвоста? Ой, надеюсь, этот вопрос не является нескромным? — я опомнился и виновато взглянул на неё.

Химико ласково мне улыбнулась.

— Лишь самую малость, как и любой вопрос о возрасте, задаваемый женщине. Хвоста два оттого, что мне больше ста лет. Надо заметить, совсем немногим больше. Я и сама к ним ещё не привыкла. А когда-нибудь их будет целых девять, и наверно, я окончательно в них запутаюсь… — последнее было произнесено явно для себя.

— А почему вы… простите, любопытен сверх всякой меры! Почему вы не сбежали от того человека, превратившись в такого огромного могучего зверя? Никакая клетка бы не выдержала.

— А тогда я не умела, — она вздохнула. — На каждом этапе жизни мы чему-то учимся, со столетием ко мне и пришло это знание. Правда, управлять боевым преображением пока удаётся из рук вон плохо. Зато с возрастом станет доступно больше форм, и они будут уметь не только кусаться. Моя прабабка, глава семьи, умела подчинять голосом любого человека, а в форме ками из её глаз летели молнии… так красиво! Она действительно напоминала божество. Только это не спасло её народ…