Синдром - Кейз Джон - Страница 81

— Совершенно верно. Но меня беспокоит и кое-что другое. Я заметил, что вы начинаете впадать в депрессию. — Не дав пациенту возразить, доктор продолжил: — Сама по себе депрессия — не такое уж и редкое явление в послеоперационный период. И все же у вас она проходит несколько глубже, чем я ожидал.

Собеседник покачал головой:

— Не замечал за собой ничего подобного. Даже напротив: я бодр, как никогда.

— Да, это сразу бросается в глаза. Но сейчас я о другом. — Врач заколебался. — У вас притупляется восприятие. Должен вас огорчить — это симптом маниакальной депрессии.

Дюран нахмурился:

— И если это произойдет?

Шоу запустил в волосы пятерню.

— Надо бы, конечно, подождать результатов анализов… Однако я не уверен, что мы можем себе позволить затягивать лечение.

— Почему? — удивился пациент.

— Мы еще не обсуждали ваше финансовое положение. Вы ведь не имеете права лечить людей — у вас нет квалификации.

— Насколько нам известно.

Психиатр улыбнулся:

— В точку! «Насколько нам известно». И что произойдет, если вы ошибаетесь? Вы богаты и независимы?

Дюран задумался.

— Мои родители погибли, и у них была какая-то страховка.

— Вы о каких родителях говорите? Мистере и миссис Дюран?

— Наверное.

— Хм… — Шоу нахмурился. — У вас наверняка есть какие-то сбережения — невозможно жить только с двух клиентов. Или ваши гонорары больше, чем у меня.

Дюран ответил слабой улыбкой:

— Не помню, чтобы беспокоился о деньгах. Думаю, имеет смысл позвонить в банк…

Психиатр кивнул и откашлялся.

— И еще, хм… Что насчет Эйдриен?

Собеседника удивила такая постановка вопроса.

— А что с ней?

— Вы явно нравитесь друг другу. Мне интересно — в каких вы отношениях?

Джеффри нахмурился:

— Она истец, я ответчик.

Шоу улыбнулся:

— Но ведь, насколько я слышал, она отказалась от претензий.

— Вероятно.

— Тогда вы, видимо, могли бы некоторое время пожить у нее.

Дюран улыбнулся.

— Не думаю.

Психиатр не смог скрыть разочарования, и Джеффри поспешил пояснить:

— Видите ли, у нас кое-какие сложности. Эйдриен, наверное, вам не говорила, но мы с ней… Короче, мы вроде как в бегах.

— В бегах?

— Да, и в обозримом будущем вряд ли что-то изменится.

Врач некоторое время переваривал услышанное, потом извинился и направился к стойкам с блюдами. Вернувшись с полным чайником, он сел за столик и сказал:

— Я бы предложил попробовать «сыворотку правды» не откладывая. Хотя сегодня не получится: я совсем забыл о Дне благодарения. А жена мне этого не простит. Давайте перенесем на завтра. Я уже и пленки с парусами достал…

— Какие пленки?

— Аудиозаписи, звуки моря. Здорово расслабляет: плеск волн о корму, потрескивание канатов, горы в тумане. Паруса на ветру хлопают — все, что пожелаешь, как в сказке. А учитывая, что вы будете под гипнозом, для вас вообще все будет как наяву. Даже не сказка, а рай.

Своим повествованием Шоу пытался взбодрить Дюрана, но тому вдруг стало не по себе: трещат канаты, хлопают паруса…

— Где вы такое раздобыли? — спросил он.

— Вы о чем?

— Ну, звуки моря.

— На углу Шестьдесят третьей и Лексингтон-авеню. Студия «Нью эйфи аудио». — Психиатр склонил голову набок, пригубил чай и широко улыбнулся: — Смекалки мне не занимать?

Вспоминать он начал благодаря курткам. Это странно, потому что во время гонок они курток никогда не надевали. Как и обещал Шоу, Дюран погрузился в звуки океана, в плеск и журчание воды. С закрытыми глазами он слушал пленку и гонял по волнам с друзьями, правил рулем и чуть притормаживал, оценивая оптимальный галс, когда судно приближалось к бую. Команда сидела в куртках, хотя, как все знали, никто не носил их на борту.

— О каких куртках вы говорите? — спросил Шоу.

— Командные куртки… Не то, что надеваешь на соревнованиях, а то, что носишь до и после регаты. И в университете.

Они уже пытались взглянуть глазами Джеффри на университетский городок, попробовали рассмотреть планировку зданий, студентов, профессоров, надписи на сооружениях, примечательные объекты и статуи. И все эти попытки по-прежнему заходили в тупик, потому что Дюран акцентировал все внимание на, казалось бы, незначительных деталях: фирменных знаках на карандашах и блокнотах, междугородных телефонных кодах, спортивных принадлежностях… И куртках.

— Какого они цвета?

— Черные с белым.

— Черно-белые. Не типично. Вы уверены? Вы, случайно, не фотографию вспоминаете? Может быть, они темно-синие?

— Нет, черные. Чернильно-черные с белыми буквами.

— Опишите поподробнее.

Пациент становился все беспокойнее. Ему хотелось сменить позу, но он не мог — Джефф почти примерз к месту от неприятных воспоминаний. Так проявлялся страх. Дюрану было нестерпимо холодно, он оцепенел, и ему казалось, будто он обложен льдом, — обмен веществ замедлился. Пациент боялся пошевелиться, опасаясь выпустить на волю что-то таящееся внутри, и он не понимал — почему. Логический сектор его мозга оказался в состоянии взвешивать реакции и не одобрял дискомфорта. Разве можно бояться курток? Что в них страшного?

— Не торопитесь, — проговорил Шоу. — Думайте о куртках. Они на пуговицах или на молниях? Из какой сшиты ткани?

— Я не могу думать. Мыслям тесно. — Ощущения сузились, остались только давление и холод. Дюран с ужасом почувствовал, как голову со всех сторон сдавливают льдины и мозг застывает.

— Вы можете думать. Они на пуговицах или на молнии?

Нет ответа.

— Повесьте куртку на вешалку в своей комнате, — предложил Шоу.

Так пошло легче. Куртка была на крючке, а не на Джеффе.

— Она на молнии, — сказал Дюран.

— Превосходно! Спереди куртки что-нибудь есть? Кроме застежки.

— Вышивка.

— Какого цвета?

— Белая.

— Что это? Что там вышито? Буквы? Слово? — Шоу заколебался. — Ваше имя?

— Медведь, — сказал Дюран, удивившись не меньше доктора.

— Только голова? Или весь целиком?

— Это медведь, — повторил Джеффри.

— Белый медведь?

Пациент кивнул. Слова давались ему с огромным трудом, и отвечал он медленно.

— Да, полярный медведь.

— Медведь, — проговорил Шоу еле слышно, почти шепотом — шепотом, полным ликования. — Черное и белое. Полярный медведь, — повторил он теперь еще громче.

В его интонации звучал триумф, от которого Дюрана захлестнула паника.

Полярный медведь красовался на груди куртки, в то время как на спине — что теперь нетрудно было представить — виднелись слова «Паруса Боудена». Все университетские команды носили специальные куртки с символом университета и надписью с видом спорта.

— Боуден, — проговорил пациент. — Колледж Боудена.[35]

— Да, — подтвердил Шоу, — конечно: Роберт Пири[36], полярные медведи.

Так вот где Джефф получал степень бакалавра — в колледже Боудена, а не в Брауне. Неудивительно, что его не узнали на встрече сидвеллских выпускников — он же из штата Мэн. Теперь Дюран вспомнил и еще одно — он учился в Бетеле, в Академии Гулда, где его мать преподавала английский.

Внезапно на первый план вышел огромный фрагмент его прошлого; сердце пропустило удар, как бывает в долгом путешествии по воде, когда неожиданно отказывает корабельный двигатель. Вся жизнь промелькнула перед глазами за миг, который, казалось, растянулся в целую вечность, и он точно умер на мгновение. На секунду Дюран подумал, что у него сердечный приступ.

Тут «моторчик» снова застучал, и пришло осознание того, что с сердцем все в порядке — просто Лью Макбрайд вернулся домой после долгого отсутствия.

Его переполняло ликование, как вдруг перед глазами стала проявляться новая картина. Комната цвета охры, похожая на скотобойню: со стен стекает кровь, а в голове с визгом проносится мысль: «Боже мой, я их убил».