Тайна воцарения Романовых - Шамбаров Валерий Евгеньевич - Страница 83

24. НЕЗНАКОМАЯ ЕВРОПА

Славянофилы считали, что XVII в. был “органической” эпохой, когда Россия развивалась на собственной основе, без внешних заимствований. Западники, напротив, осуждали, что она пребывала в “темноте” и не училась у Европы. То и другое мнение вряд ли можно считать корректным. Без заимствований не живет ни одна цивилизация. Это вполне естественный процесс, когда народ перенимает у соседей какие-то новинки. И Россия не была исключением, во все времена заимствовала в других странах то, что считала для себя полезным. Хотя, разумеется, не скопом, а выборочно, без ломки национальных традиций.

Но вопрос о заимствованиях почему-то никто не поставил по-другому. А… чему могла научиться Россия у Европы в первой половине XVII в.? Тут читатель может удивиться, как это — чему? А культура, промышленность, техника, наука? Погодите-погодите! В действительности Запад в XVII в. был очень далек от тех стереотипов “культурности”, которые сложились много позже, но почему-то преподносятся и воспринимаются, как “исконные”. Европа была в основном аграрным регионом, сельское население составляло 90–95 %. Крупных столиц было мало — Париж (400 тыс. жителей), Лондон (200 тыс), Рим (110 тыс). В прочих значительных центрах население достигало 20–40 тыс. (Стокгольм, Бристоль, Руан, Лион и др.), а в большинстве городов не превышало 1–5 тыс.

Характерной чертой почти всех городов была грязь и скученность (до 1000 чел на гектар). И если в Париже Генрих IV запретил надстраивать верхние этажи в сторону улицы, то в Англии, Германии, Прибалтике таких запретов не существовало. А земля в городе стоила дорого, и чтобы на меньшей площади разместить побольше, второй этаж имел выступ над первым, третий над вторым, и улица напоминала тоннель, где не хватало света и воздуха и скапливались испарения от отбросов. Осенью и зимой туманы и испарения мешались с дымом тысяч печей, покрывая города душным облаком. Антисанитария, повсеместное распространение крыс, блох, вшей, мух от валявшегося по улицам навоза, нередко вызывали эпидемии. Оспа прокатывалась примерно раз в 5 лет. Наведывалась и “чума” — хотя под это название относили любые заразные болезни, в том числе дизентерию, малярию. Эпидемия 1630-31 гг. унесла во Франции 1,5 млн жизней. В Турине, Венеции, Вероне, Милане вымерло от трети до половины жителей (по 30–60 тыс).

Совершеннолетними европейцы считались с 14–16 лет. Но в брак чаще вступали поздно — с 24–26 лет. Чтобы ограничить число детей, которых нечем было обеспечить. Впрочем, это число ограничивалось и недоеданием, болезнями. Каждый четвертый младенец не доживал до года, каждый восьмой до 15 лет. А в целом из двух выживал один. И простонародье крестило детей в 6–7 лет. Чтобы “зря” не тратиться. Дороги были ужасными. На ухабах путешественники в каретах набивали синяки и шишки. От Лондона до Виндзора (40 км) ехали 14 часов. Дэфо писал о британских путях сообщения: “Язык не поворачивается назвать их дорогами… одна — гнусная узкая тропа, изрытая колеями, другая отвратительно разбита рытвинами, того и гляди растрясет все кости”. В Англии товары перевозились на вьючных животных, во Франции внутренний рынок практически отсутствовал, разные районы жили натуральным, замкнутым хозяйством. И как раз из-за бездорожья преимущества получали города, лежащие на судоходных реках и морских берегах.

Промышленность в большинстве государств все еще находилась в зачаточном состоянии. Крупные мануфактуры существовали в Голландии, Англии, Фландрии. Но в Британии людей туда направляли в виде наказания — бродяг, нищих. А в Голландии шла разорившаяся беднота. И условия труда напоминали преддверие ада. Исследователи отмечают высочайшую смертность среди мануфактурных рабочих. Причем рабочая сила пополнялась не естественным приростом, а притоком извне — людей выкачивали “на износ” и брали других. А голландские проповедники призывали “развивать в наемных рабочих покорность, умеренность, прилежание и готовность переносить чрезмерный труд”. Повсеместно использовался труд детей. Работали по 14–16 часов, жили в казармах, где царили пьянство, разврат, самые дикие нравы.

Металлургическая промышленность развивалась в Швеции — голландцы фактически перенесли туда свое литейное производство, не только поближе к сырью, но и уходя от налогов в собственной стране. Европейские шахты были еще небольшими и примитивными. И если в Германии труд шахтера считался все же почетным, давал твердый заработок, то, к примеру, в Польше на соляных копях 65 % работников были крепостными, остальные — разорившаяся чернь. Липпомано описывал постоянные несчастные случаи, грошовую оплату и делал вывод: “В древности одних разве преступников можно было принудить к подобным подземным работам”. В Германии, Италии, Испании, Франции львиная доля промышленного производства оставалась в средневековых ремесленных цехах и у мелких кустарей. (Во Франции не было даже литейных мастерских, а оружие, как огнестрельное, так и холодное, покупали за границей).

Пресловутый европейский культ права существовал только на бумаге. Закон кормил массу паразитов, но реально действовал разве что в Испании. В протестантских странах он по сути защищал лишь права богачей, в католических — аристократов. Так, французские дворяне не признавали решений судов, и судебные приставы не смели являться в их дома, зная, что будут там избиты. Знать содержала специальных “палочников”, готовых проучить судейских или кредиторов, потревоживших господина. И Людовик XIII находил это нормальным. Как-то сам велел избить пристава, явившегося в Фонтенбло с исполнительным листом на одного из придворных. Хотя позже выяснилось, что пристав действовал по указу… самого короля. А Ришелье частенько лупил палкой не только слуг, но даже канцлера Сегье и министра финансов Бюллиона. Правда, потом извинялся и говорил, что человек в его высоком положении будет несчастен, если ни на ком не сможет сорвать дурного расположения духа.

Но те, кого закон не защищал, в свою очередь презирали его. Города со скопищами люмпенов, погружаясь в ночную тьму, превращались в царство бандитов и воров. На крики “убивают” жители предпочитали не высовываться, и в Париже каждое утро подбирали по 15–20 трупов. Зато если преступников-простолюдинов ловили (и они не откупились взяткой), пощады не было. Пресловутые Бастилия или Тауэр, хотя оттуда иногда попадали на эшафот, на самом деле являлись привилегированными тюрьмами для избранных. А вот карцеры парижской городской стражи были кошмаром. В одном арестованный не мог ни стоять прямо, ни сидеть, его заполняли водой по щиколотку, и там за 2 недели сходили с ума. В другой, вырытый в земле, спускали на веревке. Третий заполняли нечистотами.

Публичные казни во всех европейских странах были частым и популярным зрелищем. Люди оставляли свои дела, приходили семьями, с женами и детьми. В толпе сновали разносчики, предлагая лакомства и напитки. Знатные господа и дамы арендовали окна и балконы ближайших домов, а в Англии для зрителей специально строили трибуны (с платными местами). И чем более изощренная смерть ожидала жертву, тем лучше. Скажем, по британским законам за измену человека вешали, но не до смерти, вытаскивали из петли, вскрывали живот, отрезали половые органы, отрубали руки и ноги, и под конец — голову. В 1660 г. С.Пинс писал: “Я ходил на Чаринг-кросс смотреть, как там вешают, выпускают внутренности и четвертуют генерал-майора Харрисона. При этом он выглядел так бодро, как только возможно в подобном положении. Наконец с ним покончили и показали его голову и сердце народу — раздались громкие ликующие крики”. За другие преступления постепенно, по одной, ставили на грудь приговоренному гири, пока он не испустит дух. (Англичане, кстати, вообще любили кровавные зрелища — травлю медведей или быков мастиффами, петушиные бои — они вызывали массовый азарт и заменяли в то время футбол или бокс).

Во Франции часто применяли колесование — человека привязывали к колесу, дробили ему ломиком кости ног, рук, а потом обезглавливали. Фальшивомонетчиков варили заживо в котле. В других странах им лили расплавленный металл в горло. Насильников кастрировали и давали истечь кровью. В Польше, кроме сажания на кол и поджаривания в медном быке, практиковалось повешение на крюке под ребро, отсечение рук и ног с последующим сожжением еще живого туловища. В Италии проламывали череп колотушкой. Обезглавливание и виселица были совсем уж обычным делом. Путешественник по Италии писал: “Мы видели вдоль дороги столько трупов повешенных, что путешествие становится неприятным”.