Ветер над островами - Круз Андрей "El Rojo" - Страница 88

Я глянул за борт, всмотрелся в голубую поверхность моря под голубым небом. Как-то чисто все здесь выглядит. И все грани видны, не сливаются с грязью.

— Интересно, мне купаться когда можно будет?

— Купаться всегда можно, я думаю, — сказал Василь. — Морская вода раны целит — это даже дети знают.

К вечеру на борт плавучего лазарета доставили еще полтора десятка раненых, в том числе и двоих тяжелых, которых с нами верхами отправить не могли — несли носилками. Судно снялось с якоря и пошло в сторону города, медленно проматывая назад причудливую панораму зеленого берега.

Добрались до места часам к десяти утра, вошли в порт, обогнув гранитную стену, и я сразу взволнованно заозирался, силясь разглядеть «Лейлу», проверить — не делась ли она куда-нибудь? Нет, не делась. Яхта стояла у казенного причала рядом с церковным пакетботом, по пирсу прохаживался часовой, один из городских объездчиков. Наше судно прижалось к соседнему пирсу, на который сразу начали загонять повозки, принимающие лежачих раненых. Меня отпустили своим ходом, только пожилой врач, похожий на доктора Айболита в своей маленькой белой шапочке, напутствовал словами:

— Вам пока покой нужен, как минимум неделю, а то швы разойдутся. Гулять соберетесь — извозчика берите или ходите недалеко. И вот вам палочка, опирайтесь. — Он выдал мне довольно аккуратно выточенную трость с резиновым наконечником.

— Спасибо, доктор, — поблагодарил я его, примериваясь к тросточке. — Когда вообще в норму приду?

— Месяц, я думаю, — ответил он. — Я вам очень большую дырку там проковырял, так что шрам тоже будет внушительным.

— Это не страшно, — отмахнулся я.

— Страшно то, что шрамом могли бы не отделаться. — Его указательный палец уставился мне в лицо. — Некроз тканей развивается не только вширь, но и вглубь. Еще немного — и были бы задеты крупные сосуды и основные нервы. И вы остались бы калекой. Хорошо, что хоть как-то успели, больших проблем теперь не ожидаю. Так или иначе, но швы придется снимать. Или здесь, или… откуда ты?

— С Большого Ската.

— Ну, значит, там снимете. И ногу пока берегите, понятно?

— Понял. А как вообще в таком случае поступать? Если такая бородатая укусит, а от врача далеко?

— Не повезло тогда, — усмехнулся он. — Сыворотку хорошо бы иметь всегда, если в таких местах бродишь. Знать бы только, от кого именно. А так надо резать — на всю глубину проникновения ядовитых зубов. Отсасывать кровь, а потом все равно к врачу. До конца так можно от всей дряни не избавиться, все равно оперировать придется.

— Мерзкая гадина, — честно сказал я все, что думал про неведомую бородатую гадюку.

— Не то слово, — согласился со мной врач.

Ко мне подошел Василь, спросил:

— Ты сейчас куда?

— На «Чайку» бы зашел, переоделся и все лишнее сбросил, потом к брату Иоанну.

— Нетерплячка? — уточнил он, усмехнувшись.

— А сам как думаешь?

Да я места себе не нахожу. Нет, верю «особисту», что все будет как надо, но верить — это одно, а убедиться окончательно — совсем другое. Не говоря о том, что вступить в права владения — и вовсе третье. А уже хочется… Хотя при этом понимаю, что вот не было бабе забот, так купила порося. Мне, с моим судовладельческим «опытом», еще с этой яхтой не раз небо с овчинку покажется. Ну да и ладно.

— Давай, дотащить помогу, — предложил Василь.

— Нет, это не надо, — отказался я. — Тут рукой подать, вон через два причала «Чайка» стоит.

— Тогда на коляске заеду! — решительно предложил он. — Не против?

— Да что мне против-то быть? — даже удивился я. — Заезжай, как человек покатаюсь.

На том и расстались. И я похромал по набережной, таща за плечом свой ранец и винтовку, попутно перехватывая любопытные взгляды. С «Чайки» меня заметили, Вера, Иван-моторист и мой помощник Федька встретили меня на половине пути, решительно отобрав все тяжелое.

— Ну как? — спросила Вера, заглядывая мне в глаза.

У остальных вид тоже был такой… словно плохого ждут. Ну да, они же еще не в курсе. Отряд пока маршем идет, лазарет в город прибыл первым, так что все в волнениях.

— Племени нет больше — отомстили за отца твоего, — сказал я Вере. — Хорошо отомстили, по-настоящему. Марьяна ранило, и Прокоп-плотник погиб.

— Вечная память, — произнесли все хором, сняв шляпы.

— А с тобой что? — спросил Иван.

— Змея укусила, вот, порезали теперь, — ответил я.

Потребовали подробностей — пришлось рассказать. Тут Иван оживился, остановил меня, схватив за плечо, развернул лицом к стоящей у причала «Лейле»:

— Видал? Узнаешь? Прихватили их где-то, со «Смелым» под конвоем сюда пришла. Как, а?

— Радуешься? — спросил я его.

— Отлились кошке мышкины слезки, — засмеялся Иван. — Вилась веревочка, да конец пришел.

— Это ты еще всего не знаешь, — преисполняясь гордости от своего великого подвига, заявил я, хотел было похвастаться, но потом спохватился, подождать решил — а вдруг передумают и не отдадут? А я уже наболтал… нехорошо получится.

На судне уже все окружили, посыпались вопросы. Как-то отболтался, ответил наскоро, уковылял вниз, где привел себя в порядок, переоделся, морщась и шипя от боли в изрезанной ноге, потом похромал на палубу и оттуда обратно на причал.

— Ты куда? — подхватилась Вера. — Давай я с тобой, а?

— Да я к инквизиторам вашим иду, — усмехнулся я.

— К кому? — не поняла она.

— К брату Иоанну, что из особого отдела церковной канцелярии, — пояснил я.

— И что, мне нельзя?

Я подумал и решил, что Вера точно не помешает. Во-первых, даже соскучился по ней, а во-вторых… а пусть будет рядом. И ей полезно, и мне поможет, случись чего. Так и пошли вдвоем. Прямо на пирсе столкнулись с торговцем орехами, который толкал перед собой тележку под зонтиком, и купили у него два кулька лесных, убрав их Вере в сумку. Василь ждал меня на двуколке, запряженной коренастой серой кобылкой, у самого въезда на пирс. Увидев Веру, не удивился — лишь шляпу приподнял и поздоровался вежливо:

— Здравствуйте, барышня.

— И вам здравствовать, — ответила девочка, втискиваясь третьей на двухместное сиденье.

Василь разобрал вожжи, слегка хлопнул ими лошадь по крупу, закрутились колеса. В порту было шумно, из знакомой закусочной на пирсе, той самой, в которой мы с Верой ели тогда, когда вдвоем пришли в город из джунглей, тянуло жареной рыбой, и все та же крупная тетка вываливала на деревянные дощечки порции зажаренной картошки. Ничто здесь не изменилось. Ни с моего последнего визита, ни за последние лет сто. Или даже двести. С другой стороны, это даже радует — знаешь, чего ожидать.

Дорога выбралась с набережной на некрутой подъем, потянулась к форту, сейчас покинутому ополчением и опять выглядящему чуть ли не брошенным. Хотя нет, у ворот на этот раз двое часовых с винтовками — все же показатель повышенной боеготовности. У дверей открытых сейчас казарм стояли под грибками дневальные, так что тоже намек на то, что война продолжается. Коляска въехала в ворота, остановилась. Вера дернулась было мне помочь, но я увернулся, сказав:

— Ну ты вообще уж за калеку меня не держи.

Соскочил на одну ногу, малость неловко, но все же удачно, перехватил трость да и похромал за Василем следом, который повел нас как раз в ту дверь, в какую мы с Верой тогда заходили, когда к полковнику шли. К нему в кабинет, собственно говоря, Василь нас привел и сейчас. Сначала через караулку, где объездчики опять чай с калачами пили, а потом и в кабинет, тесноватый и с низким потолком.

К удивлению моему, вместо одного полковника обнаружил там сразу четырех человек: брата Иоанна, полковника Кузнецова, какого-то толстяка с короткой седой бородой, загорелого и хорошо, добротно одетого, и преподобного Симона, которого я здесь почему-то совсем не ожидал застать. Обернувшись к нам, они почти хором ответили на наше с Верой дружное приветствие, после чего нам предложили садиться.

Да, точно ничто не изменилось. Все та же гора бумаг на столе, все те же винтовки на стене.