Отважное сердце - Янг Робин - Страница 7

Александр сражался со своим конем на крутом подъеме, и тот сердито прядал ушами и тряс головой, недовольный резкими рывками поводьев. Это было настоящее безумие. Король упрекал себя в том, что не послушал Джеймса и не стал дожидаться утра. Он уже собрался кликнуть своих оруженосцев и повернуть назад, чтобы переждать бурю в Инверкейтинге. Но тут темноту прорезала молния, и в трепещущем свете король разглядел острые скалы, нависшие над тропой впереди. За этим крутым обрывом лежал Кингхорн. До него оставалась миля или около того. Выпрямившись в седле, Александр опять вонзил шпоры в бока Винтера, вынуждая усталое животное двигаться вперед. Подъем стал еще круче, и до слуха короля донеслись пронзительные крики чаек, мечущихся над скалами. Он больше не слышал своих людей. Дорога превратилась в узенькую тропку, слева вздымались отвесные стены, а справа зияла темнотой бездна. Александр знал, что отсюда вниз до берега не больше ста футов, но, с таким же успехом, у его ног мог разверзнуться спуск в глубины ада. Конь поскользнулся, и он резко натянул поводья. От напряжения у него заболели руки.

— Вперед! — проревел он, когда жеребец оступился вновь, попятился и попытался повернуть вспять. — Вперед!

Перед ним возникла черная тень.

— Сир!

Александр испытал невыразимое облегчение.

— Возьми у меня повод, — крикнул он Адаму, стараясь перекричать рев урагана. — Мне придется спешиться. Со мной в седле Винтер не сможет подняться на вершину.

— Подождите, милорд, я подъеду ближе. Там, впереди, дорога расширяется. Я поведу вас.

— Осторожнее, я стою здесь на самом краю, — предостерег оруженосца король, чувствуя, как холодные струйки дождя текут ему за шиворот. — Где Брайс?

— Я отправил его вперед. — Адам втиснул свою лошадку между королем и отвесной скалой, которая вздымалась над тропой. Вспышка молнии осветила его напряженное лицо, когда он потянулся и схватил Винтера под уздцы, коленями заставляя собственную лошадь успокоиться.

— Отлично, парень, — сказал Александр, готовясь соскочить на землю. — Осталось совсем немного.

— Последнее усилие, милорд, — отозвался Адам и навалился на него.

Александр ощутил, как вздрогнул и потерял равновесие Винтер. Он решил, что жеребец охромел на переднюю ногу, и пронзительное ржание подтвердило его догадку. Король захлебнулся криком, валясь вперед, на деревянную луку седла. Он схватился за шею коня, чтобы не упасть, и ощутил острую боль, на этот раз в собственной ноге, когда что-то вонзилось в нее сбоку. Он еще успел понять, что это лошадь Адама и что оруженосец выпустил поводья его коня. А потом они с Винтером полетели в темноту.

Адам прилагал отчаянные усилия, чтобы успокоить свою запаниковавшую лошадь, слыша, как затихает внизу предсмертный крик короля. Через несколько мгновений ему удалось утихомирить свою кобылу и спешиться. Держа поводья одной рукой, он наклонился, чтобы стереть кровь с кинжала, зажатого в другой, о мокрую траву, растущую вдоль тропы. Покончив с этим, он приподнял короткую штанину и спрятал кинжал в ножны, привязанные к лодыжке. Осторожно ступая, Адам подошел к краю обрыва и принялся ждать, сдувая капли дождя с кончика носа. Через несколько минут темноту вновь прорезала вспышка молнии. Острые глаза Адама разглядели внизу какую-то неясную, бесформенную тень. Он ждал. Сегодня ночью должна была светить полная луна, но буря спутала все карты. С другой стороны, рев ветра и шум дождя заглушили крик короля, так что Брайс наверняка ничего услышал, хотя этому дураку полагается быть уже далеко. Последовала троекратная вспышка, и Адам вновь принялся вглядываться в темноту. Конь короля остался лежать на месте, но теперь Адам разглядел рядом и маленькую фигурку. Кроваво-красное платье Александра сияло в мертвенном свете молний, подобно знамени. Удовлетворенный увиденным, оруженосец вставил ногу в стремя и поднялся в седло. Даже если король выжил после падения, он все равно погибнет от холода, прежде чем кто-нибудь найдет его, а уж Адам побеспокоится о том, чтобы направить поисковую партию в другую сторону. Вонзив шпоры в бока лошади, он продолжил свой путь вперед и наверх, к Кингхорну, репетируя ложь, которую собирался преподнести молодой королеве.

Внизу, на пляже, умирающий скакун повернул голову. Кровь хлестала у него из глубокой раны на передней ноге. Именно перерезанное сухожилие вынудило Винтера потерять равновесие. Теперь же оно было неотличимо от остальных повреждений, полученных после падения. В нескольких футах от коня, раскинув руки, недвижно лежал его венценосный хозяин, держа голову под неестественным углом. Резкий порыв ветра, налетевший с Форта, приподнял край королевской накидки, и та захлопала по песку, но это было единственное движение, нарушившее мертвый покой пустынного места.

Сегодня погибшие не восстанут.

Мальчик задыхался, а конь под ним с бешеной скоростью несся по берегу, выбрасывая из-под копыт клочья мокрого песка и все дальше унося его от криков, эхом затихающих позади. Одной рукой стискивая поводья, мальчик всем телом откинулся назад в седле, почти стоя в стременах и надеясь остановить безумный бег лошади, пока мышцы не заныли от боли. Сильный ветер трепал волосы, швыряя их в глаза и ослепляя, а копье, которое он сжимал правой рукой, раскачивалось из стороны в сторону. Внезапно конь прыгнул вперед, и боль от вырвавшихся из руки поводьев пронзила мальчика насквозь. Скакун бешеным галопом устремился к полосе прибоя, и подросток выпустил копье, которое упало на песок под копыта коня и разлетелось в щепки. Издалека до него донесся голос, выкрикивавший его имя.

— Роберт!

Вцепившись в поводья уже обеими руками, мальчик из последних сил сражался с обезумевшим животным, крича от страха и отчаяния, а конь продолжал свой неумолимый бег к волнам, с шипением накатывающимся на берег. Море, сверкающая поверхность которого в лучах полуденного солнца искрилась ослепительными белыми брызгами, надвигалось, заполняя весь мир вздымающимися валами прибоя. Его оглушительный рокот стоял у него в ушах. И вдруг он ощутил страшный толчок. Небо опрокинулось, и на мгновение он увидел облака и чаек. В следующее мгновение мальчишка полетел головой в волны.

Холод оглушил его, и он широко открыл рот, набрав полные легкие соленой воды, с головой уйдя в пенную круговерть прибоя. Набежавшая волна перевернула его несколько раз, а потом потащила за собой. От ледяного шока и страха он утратил всякое представление о том, где находится верх, а где низ, и в груди поселилось сильное жжение. Он не мог дышать. И вдруг нога его зацепила дно. Размахивая руками, он вырвался на поверхность, хватая воздух широко раскрытым ртом. Следующая волна толкнула его в спину, повалила на колени и повлекла за собой вперед, но он умудрился удержать голову над водой. Устремив взгляд на берег, он, собрав последние силы, вырвался из цепких объятий прибоя. Шатаясь, в мокрой, облепившей тело тунике он вышел на песок, кашляя и отплевываясь, и только тут заметил, что море сорвало с его ног башмаки и острые края ракушек впились в босые ступни. Мальчик согнулся пополам, и вода хлынула у него изо рта и ушей.

— Роберт!

При звуках этого голоса мальчик выпрямился. По берегу к нему направлялась чья-то фигура. Сердце у него упало, когда он увидел сломанное копье, уменьшенную копию того, каким сражались рыцари, в руках своего наставника.

— Почему ты не подобрал повод? — Мужчина остановился перед мокрым насквозь мальчишкой, размахивая сломанным копьецом. — Оно испорчено! И все потому, что ты не способен выполнить самое простое указание!

Роберт, дрожа на пронизывающем ветру, встретил взбешенный взгляд своего наставника. Приземистый и квадратный, с раскрасневшимся лицом, тот задыхался от быстрого бега. Мальчику ничего не оставалось, как постараться извлечь удовольствие хотя бы из этого факта.

— Я пытался, мастер Йотр, — мрачно ответил он, глядя вдаль, туда, где наконец-то соизволил остановиться его конь. Поводья волочились за ним по песку. Он всхрапнул и несколько раз тряхнул головой, словно потешаясь над незадачливым наездником. В груди у Роберта вспыхнула ярость, когда он вспомнил, как четыре недели тому его привели на конюшню. Но его восторг оттого, что учеба перешла в новое качество, быстро испарился, когда он увидел, что единственным обитателем конюшни был огромный боевой жеребец. Роберт научился ездить верхом на добродушном пони, с которого в последнее время пересел на жизнерадостную молоденькую кобылку. А этот зверь ничем не походил на тех безобидных и милых созданий. Ездить на нем — то же самое, что оседлать самого дьявола. Роберт перевел взгляд на Йотра. — У моего отца в конюшнях более трех десятков лошадей. Почему вы выбрали именно Айронфута? К нему боятся подходить даже грумы. Он чересчур силен.