Черный Город - Гамбоа Фернандо - Страница 45

Кассандра закатила глаза, а профессор посмотрел вверх с таким видом, как будто просил Небеса дать ему терпения.

— Ни у одной из существовавших в Америке цивилизаций, о которых хоть что-нибудь известно, не было такого типа письменности, — сказал он, тяжело вздыхая. — Мы обнаружили нечто единственное в своем роде для всего этого континента, нечто уникальное. И даже не просто уникальное, а вообще невероятное!

— А-а, ну ладно… Вам видней. Но им ведь, мне кажется, нужно было как-то писать — не одним способом, так другим. Разве я не прав?

— Да, прав. Однако невероятно то, что их письменность очень похожа на клинопись!

Как я ни напрягал мозги, все никак не мог понять, что же в этом невероятного. Моя озадаченность, видимо написанная на лице, была замечена Кассандрой, и она, посмотрев на меня пристальным взглядом, ласково, что было совершенно нехарактерно для нее, спросила:

— Ты, наверное, не имеешь никакого понятия относительно того, чтопредставляет собой клинопись, да?

— Ни малейшего.

Кассандра бросила взгляд на профессора, и тот, кашлянув пару раз, принялся разглагольствовать.

— Не знаю, с чего и начать… — сказал он, почесывая подбородок. — Видишь ли, считается, что эта письменность является результатом эволюционного изменения доисторических пиктограмм, при помощи которых изображались люди, животные и предметы. Эти пиктограммы постепенно упрощались, пока не превратились в то, что ты видишь здесь, на этой стене, — вертикальные и горизонтальные штрихи, а также значки, похожие на точки, хотя в действительности они представляют собой маленькие треугольнички. Пока что тебе все понятно?

— Ну конечно, понятно. Если я ничего не смыслю в археологии, это еще не означает, что я тупой.

— Прекрасно. Хотя о клинописи стало известно еще в семнадцатом веке, она была полностью расшифрована лишь в 1913 году, и сделал это американский востоковед, которого звали Аарон Бартон. Он в своей книге…

— Извините, что перебиваю вас. Вы сказали «востоковед»?

— Именно так, — подтвердил профессор, поднимая брови. — В этом-то и заключается самое странное.

— Секундочку… Мне, признаться, кое-что непонятно. Чуть раньше вы сказали, что такую письменность еще никто не обнаруживал.

— В Америке — да, еще никто не обнаруживал.

— Вы хотите сказать, что эта письменность существовала где-то еще? — ошеломленно спросил я.

Бывший преподаватель средневековой истории расплылся в торжествующей улыбке.

— Именно так, друг мой. Клинопись, точнее, самая древняя из известных ее разновидностей, была придумана шумерами.

Я с трудом верил своим ушам. Хотя я и не отличался обширными познаниями в области древней истории, я помнил, что цивилизация шумеров существовала очень-очень давно на берегах Тигра и Евфрата. Там, где сейчас находится Ирак.

— Вы имеете в виду… ту цивилизацию шумеров, которая существовала на Ближнем Востоке, в Месопотамии? — удивленно спросил я.

— Насколько мне известно, никакой другой цивилизации шумеров никогда не было.

— Но ведь она существовала много веков назад, разве не так?

Профессор посмотрел на Кассандру и жестом попросил ее мне ответить.

— Точные даты никому не известны, — сказала Касси, — однако считается, что самые древние из обнаруженных до сего момента клинописных текстов были написаны за три тысячи лет до Рождества Христова, то есть за тысячелетия до того, как в Америке появилась хоть какая-то настоящая цивилизация… и за сорок пять веков до того, как на землю этого континента ступила нога Колумба.

41

Факелы вскоре окончательно погасли, и в эту ночь мы, лишенные света и возможности подвесить куда-нибудь свои гамаки, спали втроем на твердом каменном полу. Иак, испытывая какой-то непонятный нам страх перед этим мрачным помещением, категорически отказался в него заходить и предпочел спать у входа, под открытым небом.

Это была долгая и мучительная ночь, потому что, несмотря на царившую днем жару, каменный пол оказался не только твердым, но еще и довольно холодным, и под утро, когда повысилась влажность воздуха, я даже несколько раз чихнул, мысленно моля всех богов, какие только есть, о том, чтобы побыстрее наступил новый день и чтобы мне снова стало тепло.

Однако проснулся я утром не от солнечного света — меня разбудили звуки монотонного пения, доносившиеся откуда-то снаружи. Открыв глаза, я увидел, что в помещение, в котором мы находимся, проник слабый оранжевый свет, что свидетельствовало о наступлении рассвета.

Протерев глаза, я с трудом поднялся с твердого гранитного пола и, осторожно ступая, направился к выходу, ибо терялся в догадках, что же могло означать это пение. Когда я подошел к порогу, меня ослепил яркий диск солнца, уже вышедший из-за горизонта на востоке, и я снова стал тереть глаза, заодно прогоняя остатки сна. Затем я раскинул руки, выпрямил спину, громко зевнул, открыл глаза и… увидел нечто такое, от чего невольно застыл на месте, став, наверное, похожим на статую Иисуса Христа — такую, как в Рио-де-Жанейро.

Справа от меня, на углу террасы, на которой покоился гранитный куб, стоял на коленях лицом к солнцу Иак. Он то поднимал, то опускал руки в знак поклонения восходящему светилу и пел какую-то монотонную хвалебную песнь, которая меня и разбудила.

Однако даже не это заставило меня застыть на месте от удивления.

С вершины пирамиды, на которой я находился, перед моим взором посреди простиравшейся аж до горизонта сельвы открывался грандиозный вид, и даже мне, пусть ничего не соображавшему в археологии, сразу же стало ясно, что я гляжу на нечто действительно экстраординарное: передо мной во всей своей красе лежал легендарный Черный Город «древних людей», величественный и невообразимо огромный.

То, что мы видели накануне, находясь на уровне земли, было всего лишь малой частью построек, гордо высящихся среди сельвы. Там, где растительность была не очень густой, виднелись темно-серые силуэты относительно невысоких храмов. Учитывая число таких храмов, расположенных в непосредственной близости от того места, где я находился, можно было вполне обоснованно предположить, что по всему городу их имелось несколько десятков. Кроме этих храмов, внимание невольно привлекали обелиски — вроде того, который мы обнаружили вчера. Они виднелись повсюду — одни побольше, другие поменьше, — и у некоторых из них, тех, что лучше сохранились, имелось на вершине что-то наподобие конуса.

Однако самыми потрясающими сооружениями этого заброшенного города являлись, без всякого сомнения, его удивительные пирамиды.

Их здесь было два или даже три десятка — и больших, и маленьких. Некоторые из них имели треугольную форму и покоились на обширном основании, а их грани поднимались вверх под очень тупым углом; другие были ступенчатыми, то есть похожими на пирамиду, на какой я в данный момент находился. Несколько пирамид состояли из трех-четырех покоящихся одна на другой огромных квадратных каменных глыб, каждая из которых была меньше той, что находилась под ней. На вершине большинства пирамид — независимо от их формы и размера (высота некоторых превышала тридцать метров) — виднелось гранитное сооружение, похожее на то, в котором я провел прошедшую ночь.

Однако больше всего мое внимание привлекла, конечно же, возвышающаяся над всем этим пейзажем огромная ступенчатая пирамида, частично покрытая лианами и прочими вьющимися растениями. Она была как минимум в два раза выше любой из других имеющихся здесь построек, а потому невольно бросалась в глаза своей величественностью и мощью. Она, без всякого сомнения, являлась самым грандиозным сооружением этого города, и, глядя на нее, нетрудно было предположить, что она является и его архитектурным центром. Возле нее заканчивались и начинались все дороги, и со стороны казалось, что все остальные постройки этого циклопического города являются всего лишь дополнением к ней.

И тут, задумчиво глазея на этот фантастический пейзаж, я услышал позади себя приближающиеся шаркающие шаги, которые затем затихли буквально за моей спиной.