Королева нефритов - Мюррей Икста Майя - Страница 23

— А почему вас так заинтересовали шифры?

— Одна из моих первых статей посвящена Оскару Тапиа и его зеркальному письму, но над этими проблемами я начал работать еще ребенком. Причудливые маленькие головоломки Льюиса Кэрролла. Шифр Августа. Азбука Морзе. — Он склонил голову набок. — Может, я чересчур много говорю? Может, помолчать?

— Нет. Мне как раз хочется поговорить. И потом, я тоже люблю шифры — в детстве меня страшно занимали скарабеи в «Той, которая должна подчиниться».

— Хаггарда?

— Да. У него там все начинается с греческого унциального шрифта. А еще «Золотой жук» Эдгара По.

— Наверное, это ваша мать увлекла вас подобными историями.

— Может быть…

— А меня отец. Он был математиком. Рано остался вдовцом. Он всю жизнь распутывал подобные проблемы. Интерес к шифрам я унаследовал от него.

— Ну, у меня практически все то же самое — я заразилась этим от родителей.

— Вероятно, все же не так сильно, как вам кажется, — у вас нет авантюрной жилки.

Он сделал паузу; я молча ждала.

— Я рос довольно одиноким ребенком, — сказал он. — Ничего похожего на того героического мускулистого Казанову, которого вы видите перед собой сейчас. И пожалуйста, сотрите с лица это выражение, подходящее для какой-нибудь сумасбродной феминистки, — это шутка. Хочу сказать, что был чрезвычайно толстым вундеркиндом, очень умным, эмоциональным и одиноким, и вот однажды отец пообещал мне, что когда-нибудь я решу проблему своего одиночества. «Сердце — это своего рода головоломка, — сказал он. — Нужно просто сложить все части вместе». Я, конечно, не понял, что это метафора, и воспринял его совет буквально. Стал читать все его книги по шифрам и в возрасте двенадцати лет вместо того, чтобы таскаться на школьные танцульки, изучал военный код лакедемонян. С точки зрения отношений с девушками это был неудачный поворот. Лет до двадцати я так и не смог особенно продвинуться по части свиданий.

— Не могу в такое поверить…

— Истинная правда! Забавно, как все меняется, когда немного подрастешь. Еще, наверное, неплохо уехать подальше от войны. — Эрик выпил еще вина и перевел взгляд на меня. — Хотя сейчас я вполне доволен тем, что был таким книжным червем, потому что из-за этого проводил все время со своим папой. Это было десятки лет назад. До тех пор, пока мы не познакомились с доктором Санчес, я так и не встретил никого, с кем бы мог вместе работать над шифрами. — Он сделал глоток вина и удивленно пожал плечами: — И как это мы набрели на такую тему? Подумать только — шифры! — Он оперся локтями на покрытый стеклом столик и, заморгав, уставился на свой бокал. Было ясно, что он расстроился.

— Эрик, хочу еще раз поблагодарить вас за то, что вы со мной поехали. — Мою грудь распирали неожиданно проявившиеся дружеские чувства; словно отгоняя невидимых мошек, я помахала рукой перед глазами. — Я очень, очень вам благодарна!

Он опустил голову еще ниже.

— Да. Ну… Не стоит. Знаете, ваша мать — она мне словно кость в горле. Но я все равно рад, что приехал сюда.

Я пристально посмотрела на профессора:

— Вы правда приехали за ней?

— Что?

— За ней. Не за нефритом.

— Ой, давайте сейчас не будем.

— Уверена, что да. Вы приехали сюда, потому что о ней беспокоились.

— Возможно… Возможно, это одна из причин, — похоже, согласился он.

— А другие?

Встретив мой взгляд, Эрик улыбнулся.

— Я считал, что мы рассматриваем эту книгу.

— Разве?

— Ну да, так что давайте продолжим.

— Эрик!

— Сосредоточьтесь.

— Ну ладно.

Дежурная все не появлялась, так что мы разложили на столике книгу и принялись изучать перевод, который когда-то сделали Хуана и Мануэль.

— И в самом деле прекрасное издание, — приговаривал Эрик.

Опустив глаза, я потрогала глянцевую бумагу и прочитала фрагмент странной надписи, высеченной на первой панели стелы Флорес:

Рассказ нефрит некогда был я король нефрит жестокий король настоящий нефрит дорогой мой ты без потерял я тоже потерял я под величественный и нефрит знака нефрит обладал я змей пернатый ты потерял я ты потерял горячий оставаться будет где ты может целовать я где руки нефрит земля сверху сила мужчина и море и нефрит мой в моем остаться меня прости ты очарование мое сокровище мой ты без здесь меня оставил из-за нефрит он дар великий один нефрит к судьбе мой был нефрит для только имел это и грехи мой поплатиться я ветер выдержал я строка.

— Все это так странно, — сказала я. — Кажется, будто можно прочесть… Разве не интересно, если бы это оказался шифр, вроде тех, о которых вы говорили?

— Гм… Прошу прощения — я прослушал.

— Я хочу сказать, что надпись действительно зашифрована. А вы говорили, что ольмеки и майя их не использовали — всякие там шифры и головоломки.

Он перевернул страницу и, нахмурившись, посмотрел на текст.

— Это точно. Вот греки и римляне — те использовали. Но у них был алфавит. Слоги, а не иероглифы.

— А может, никто не может прочитать стелу именно потому, что надписи на ней зашифрованы?

На сей раз он оторвал взгляд от книги.

— Что?

Я повторила свои слова.

Он снова опустил глаза и недоуменно заморгал.

— Но я же вам говорил! Майя не пользовались шифрами.

— Я просто хочу спросить: а если все-таки пользовались? Разве это не было бы замечательно?

Все еще глядя на книгу, он снова захлопал глазами. И сказал:

— Да, конечно.

Я ожидала, что он добавит что-нибудь еще, но тут наш разговор потерял актуальность, в помещение внезапно вошла красавица Марисела и заявила, что у нее выдалась свободная минута и она наконец может с нами поговорить.

Мы встали; и сама стела, и перевод мгновенно вылетели у меня из головы.

Пока мы собирали книги, в моем сознании непостижимым образом отложились синие шторы на окнах и хрипловатый женский смех.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Марисела выдала нам потрясающую информацию: оказывается, моя мать не только неделю назад останавливалась в «Каса Санто-Доминго», но и забыла здесь небольшую спортивную сумку. Если мы каким-то образом докажем свое родство, заявила она — с помощью документов либо еще как-нибудь, то сможем забрать эту сумку и сами вернуть профессору Хуане Санчес, поскольку та не оставила в отеле никаких указаний насчет того, куда ее отправить.

— У нас тут, знаете, не склад, — сказала Марисела. — Конечно, в нашей кладовой багаж находится в целости и сохранности, но если сумку не востребуют, мы обязаны куда-то отправить ее по почте. Или выбросить.

Говоря это, Марисела улыбнулась, чтобы мы, упаси Боже, не восприняли ее слова как проявление недоброжелательности. Думаю, особа, к которой она обращалась, восприняла все правильно. Увы, этой особой оказалась отнюдь не я, хотя именно я тут же выложила кучу бумаг и фотографий, подтверждающих мою родственную связь с профессором Хуаной Санчес. Исходя из того факта, что мы с Эриком сняли отдельные, хотя и сообщающиеся между собой номера, Марисела, очевидно, пришла к выводу о том, что я ему то ли незамужняя сестра, толи кузина. Это ошибочное суждение позволило красотке считать, будто у нее развязаны руки и она вправе безнаказанно флиртовать с гостем, — чем она и занялась весьма тонко и профессионально, воздействуя в основном глазами, мимикой и призывными модуляциями голоса. Через несколько минут девица проделала чрезвычайно искусный маневр, сунув ему в карман брюк листок бумаги со своим личным номером телефона. Я тут же сказала себе, что меня это абсолютно не касается, ведь Эрик Гомара никогда не смог бы стать пожарным и никогда не будет полицейским. Единственная реальная проблема, пояснила я себе (не считая моего страстного желания заполучить мамину сумку), заключается в том, что я низведена до роли старой девы, а это уже что-то вроде мексиканско-американской версии гувернантки, которую играет Мэгги Смит в экранизациях шедевров Агаты Кристи. Хотя, конечно, всем известно, какими разнузданными особами оказываются на самом деле такие гувернантки, скрывающие свою истинную суть под затрапезными одеяниями и чудовищными прическами.