Поэзия английского романтизма XIX века - Байрон Джордж Гордон - Страница 44

44

IV Прости мне, Вольность! О, прости мечты! Твой стон я слышу, слышу твой укор С холодных срывов Гельветийских гор, [146] Твой скорбный плач с кровавой высоты! Цвет храбрецов, за мирный край сраженный, И вы, чья кровь окрасила снега Родимых круч, простите, что, плененный Мечтой, я славил вашего врага! Разить пожаром и мечом, Где мир воздвиг ревнивый дом, Лишить народ старинной чести, Всего, что он в пустыне отыскал, И отравить дыханьем мести Свободу чистую необагренных скал, — О Франция, пустой, слепой народ, Не помнящий своих же страшных ран! Так вот чем ты горда, избранный род? Как деспоты, кичась, повелевать, Вопить на травле и добычу рвать, Сквернить знаменами свободных стран Храм Вольности, опутать и предать? V Кто служит чувствам, кто во тьме живет, Тот вечно раб! Безумец, в диких снах, Он, раздробив оковы на руках, Свои колодки волею зовет! Как много дней, с тоскою неизменной, Тебе вослед, о Вольность, я летел! Но ты не там, где власть, твой дух священный Не веет в персти человечьих дел. Ты ото всех тебя хвалящих, Чудясь молитв и песен льстящих, От тех, что грязнет в суеверьях, И от кощунства буйственных рабов Летишь на белоснежных перьях, Вожатый вольных бурь и друг морских валов! Здесь я познал тебя — у края скал, Где стройный бор гуденье хвои В единый ропот с шумом вод сливал! Здесь я стоял с открытой головой, Себя отдав пустыне мировой, И в этот миг властительной любви Мой дух, о Вольность, встретился с тобой.

Февраль 1798

Полуночный мороз

Перевод М. Лозинского

[147]

Мороз свершает тайный свой обряд В безветрии. Донесся резкий крик Совы — и чу! опять такой же резкий. Все в доме отошли ко сну, и я Остался в одиночестве, зовущем К раздумью тайному; со мною рядом Мое дитя спит мирно в колыбели. [148] Как тихо все! Так тихо, что смущает И беспокоит душу этот странный, Чрезмерный мир. Холм, озеро и лес, С его неисчислимо-полной жизнью, Как сны, безмолвны! Синий огонек Обвил в камине угли и не дышит; Лишь пленочка [149]из пепла на решетке Все треплется, одна не успокоясь. Ее движенья, в этом сне природы, Как будто мне сочувствуют, живому. И облекаются в понятный образ, Чьи зыбкие порывы праздный ум По-своему толкует, всюду эхо И зеркало искать себе готовый, И делает игрушкой мысль. Как часто, Как часто в школе, веря всей душой В предвестия, смотрел я на решетку, Где тихо реял этот «гость»! И часто, С открытыми глазами, я мечтал О милой родине, о старой церкви, Чей благовест, отрада бедняка, Звучал с утра до ночи в теплый праздник Так сладостно, что диким наслажденьем Я был охвачен и внимал ему, Как явственным речам о том, что будет! Так я смотрел, и нежные виденья Меня ласкали, превращаясь в сон! Я ими полон был еще наутро, Перед лицом наставника вперив Притворный взор в расплывчатую книгу: И если дверь приоткрывалась, жадно Я озирался, и сжималось сердце, Упорно веря в появленье «гостя» — Знакомца, тетки иль сестры любимой, С которой мы играли в раннем детстве. Мое дитя, что спит со мною рядом, Чье нежное дыханье, раздаваясь В безмолвье, заполняет перерывы И краткие отдохновенья мысли! Мое дитя прекрасное! Как сладко Мне думать, наклоняясь над тобой, Что ждет тебя совсем другое знанье И мир совсем другой! Ведь я возрос В огромном городе, средь мрачных стен, Где радуют лишь небо да созвездья. А ты, дитя, блуждать, как ветер, будешь По берегам песчаным и озерам, Под сенью скал, под сенью облаков, В которых тоже есть озера, скалы И берега: ты будешь видеть, слышать Красу обличий, явственные звуки Довременного языка, которым Глаголет бог, от века научая Себе во всем и всем вещать в себе. Учитель вышний мира! Он взлелеет Твой дух и, даруя, вспоит желанья. Ты всякое полюбишь время года: Когда всю землю одевает лето В зеленый цвет. Иль реполов поет, Присев меж комьев снега на суку Замшелой яблони, а возле кровля На солнце курится; когда капель Слышна в затишье меж порывов ветра Или мороз, обряд свершая тайный, Ее развесит цепью тихих льдинок, Сияющих под тихою луной.

Февраль 1798

Соловей

Поэма-беседа, апрель 1798 г.

Перевод М. Лозинского

[150]

День отошедший не оставил в небе Ни облака, ни узкой полосы Угрюмого огня, ни смутных красок. Взойдем сюда, на этот старый мост. Отсюда видно, как блестит поток, Но струй не слышно; он течет бесшумно По мягкому ковру травы. Все тихо, Ночь так спокойна! И хоть звезды тусклы, Подумаем о шумных вешних ливнях, Что радуют зеленый мир, и мы Найдем отраду в тусклом свете звезд. Но слушайте! Вот соловей запел. «Звучнейшая, печальнейшая» птица! [151] Печальнейшая птица? Нет, неправда! Нет ничего печального в Природе. То, верно, был ночной скиталец с сердцем, Пронзенным памятью о злой обиде, Недуге давнем иль любви несчастной (Собой, бедняга, наполнявший все И слышавший в нежнейших звуках повесть Своей же скорби), иль ему подобный, Кто первый назвал эту песнь печальной. И этой басне вторили поэты, Которым, чем за рифмами гоняться, Гораздо лучше было бы прилечь На мху лесной лощины, у ручья, При солнце или месяце, внушеньям Живых стихий, и образов, и звуков Всю душу отдавая, позабыв И песнь свою и славу! Эта слава Тонула бы в бессмертии Природы, — Удел достойнейший! — и эта песнь С Природой бы слилась и, как Природу, Ее любили бы. Но так не будет; И поэтичнейшая молодежь, Что коротает сумерки весны В театрах душных, в бальных залах, сможет По-прежнему сочувственно вздыхать Над жалобною песнью Филомелы [152]. Мой друг, и ты, Сестра! [153]Открыта нам Другая мудрость: в голосах Природы Для нас всегда звучит одна любовь И радость! Вот веселый соловей Стремит, торопит сладостный поток Своих густых, живых и частых трелей, Как бы боясь, что тьмы апрельской ночи Ему не хватит, чтобы песнь любви Спеть до конца и с сердца сбросить груз Всей этой музыки! Я знаю рощу Дремучую у стен высоких замка, Где не живут уже давно. Она Вся заросла густым хворостником, Запущены широкие аллеи, По ним трава и лютики растут. Но я нигде на свете не встречал Так много соловьев; вдали, вблизи, В деревьях и кустах обширной рощи Они друг друга окликают пеньем, — Где и задор, и прихотливость лада, Напевный рокот, и проворный свист, И низкий звук, что всех других отрадней, — Такой гармонией волнуя воздух, Что вы, закрыв глаза, забыть готовы, Что это ночь! Меж лунными кустами С полураскрытой влажною листвой Вы по ветвям увидите сверканье Их ярких, ярких глаз, больших и ярких, Когда лампаду страстную затеплит Светляк во мраке. Молодая дева, Живущая в своем радушном доме Поблизости от замка, в поздний час, (Как бы служа чему-то в этой роще, Что величавей, чем сама Природа) Скользит по тропам; ей давно знакомы Все звуки их и тот летучий миг, Когда луна за облака зайдет И смолкнет все кругом; пока луна, Вновь выплывая, не пробудит властно И дол, и твердь, и бдительные птицы Не грянут разом в дружном песнопенье, Как если бы нежданный ветер тронул Сто небывалых арф! Она видала Порой, как соловей сидит, вертясь, На ветке, раскачавшейся от ветра, И в лад движенью свищет, ошалев, Шатаемый, как пьяное Веселье. С тобой, певец, до завтра я прощаюсь, И вы, друзья, прощайте, не надолго! Нам было хорошо помедлить тут. Пора и по домам. — Вновь эта песнь! Я был бы рад остаться! Мой малютка, [154] Который слов не знает, но всему Забавным подражает лепетаньем, Как бы сейчас он к уху приложил Свою ручонку, оттопырив палец, Веля нам слушать! Пусть Природа будет Ему подругой юности. Он знает Вечернюю звезду; раз он проснулся В большой тревоге (как ни странно это, Ему, наверно, что-нибудь, приснилось); Я взял его и вышел с ним в наш сад; Он увидал луну и вдруг умолк, Забыв про плач, и тихо засмеялся, А глазки, где еще дрожали слезы, Блестели в желтом лунном свете! Полно! Отцам дай говорить! Но если Небо Продлит мне жизнь, он будет с детских лет Свыкаться с этой песнью, чтобы ночь Воспринимать, как радость, — Соловей, Прощай, и вы, мои друзья, прощайте! вернуться

146

Твой стон я слышу, твой укор // С холодных срывов Гельветийских гор… — 22 января 1798 г. французские войска вторглись в Швейцарию.

вернуться

147

Полуночный мороз. — Стихотворение опубликовано в феврале 1798 года.

вернуться

148

…Мое дитя спит мирно в колыбели. — Имеется в виду Беркли, сын Кольриджа (род. в 1797 г.).

вернуться

149

Лишь пленочка. Во всех частях Королевства эти пленочки называют «гостями»; считается, что они предвещают приход отсутствующего друга. (Прим. автора.)

вернуться

150

Соловей. Поэма-беседа, апрель 1798 г. — Стихотворение опубликовано в 1798 году в «Лирических балладах».

вернуться

151

«Звучнейшая, печальнейшая» птица! — В оригинале цитата из поэмы Джона Мильтона «Il Penseroso». Ср. строки:

…Лишь где-то меж ветвей запела Пленительная Филомела, И замедляет бег луна Над дубом, где поет она Всех птиц нежней и музыкальней, Всех сладостнее, всех печальней!

(Перевод Е. Витковского)

вернуться

152

Филомела— афинская царевна, превращенная Зевсом в соловья.

вернуться

153

Мой друг и ты, Сестра! — Вильям и Дороти Вордсворт.

вернуться

154

Мой малютка— Хартли, сын Кольриджа.