Поэзия английского романтизма XIX века - Байрон Джордж Гордон - Страница 59

59

1799

Предостережение хирурга

Перевод Арк. Штейнберга

[215]

Сиделке лекарь что-то шепнул. Но хирург подслушать сумел; В корчах и дрожи на скорбном ложе, Он побелел как мел. «Ведите, — воззвал он, — братьев моих К страдальческому одру, Священника и гробовщика, Скорей! Вот-вот я умру!» Священник явился и гробовщик, Заслышав печальную весть; Ученики хирурга вослед Успели в спальню пролезть. По одному, вдвоем и втроем Входили, но прежде всех Был Джозеф тут, первейший плут, Скрывая лукавый смех. Ужасной хулой разразился больной: «Покуда я не издох, О братья! К дьяволу, ради Творца, Гоните этих пройдох!» Нахмурясь, он с пеной у рта вопиял: «Достанусь наверняка Мерзавцу Джо, но, черт побери, Пусть меня пощадит пока!» Когда спровадили учеников, Хирург в истоме обмяк, На братьев он выпучил страшно глаза И хрипло взмолился так: «Я всякие трупы резал, кромсал И буду наказан вдвойне. О братья! Заботился я о родне, Заботьтесь теперь обо мне! Я делал свечи из жира детей, Могильщиков брал под начал, Засушивал печени и сердца, Зародыши в спирт помещал. Ученики мой труп расчленят, Растащат мой жалкий скелет, И мне, осквернителю стольких могил, Покоя в собственной нет. Для меня, мертвеца, не жалейте свинца, Свезите в свинце на погост; Проследите, чтоб я очутился в гробу, Не надул бы мастер-прохвост! И, в свинец мое бренное тело замкнув, Запаяв на совесть металл, В гроб особый, другой и весьма дорогой, Погрузите, чтоб я не восстал. Присмотри за покупкой, брат-гробовщик, Чтоб в могиле обрел я покой; В переулке святого Мартина купи, В самой честной у нас мастерской. В церкви брата пусть похоронят мой труп И запрут ее на замок. Пусть припрячут скорей ключи от дверей, Чтобы вор проникнуть не мог. Пусть на страже, в ризнице, три силача До рассвета глаз не сомкнут. Дайте каждому крепкого пива галлон И бочонок джина за труд. Дайте пули, порох и мушкетон, Чтоб мой труп не унес гробокрад, Дайте пять гиней тому из парней, Кто вобьет в гробокрада заряд. Три недели должно мой жалкий прах Охранять, не жалея сил, Чтоб пустил я дух и порядком протух И покой в могиле вкусил!» Тут упал больной на подушки спиной, Взор померк в предвестье конца, Грудь застыла вдруг и от смертных мук Исказились черты лица. Братья саваном облекли мертвеца, Поместили тело в свинец, И свинцовый гроб они взвесили, чтоб Не обжулил мастер-подлец. И, дотошно свинцовый гроб осмотрев, Запаяв на совесть металл, В гроб особый, другой и весьма дорогой Погрузили, чтоб труп не восстал. В переулке святого Мартина они Гроб особый приобрели, В самой честной у нас мастерской городской, Чтоб изделье взломать не могли. В церкви брата они схоронили труп, Безопасного места ища, И могильщику, накрепко дверь заперев, Не доверили вовсе ключа. И три стража в ризнице поклялись Охранять три недели подряд, С мушкетонами ждать и промашки не дать, Если ночью придет гробокрад. Первой ночью могильщик, фонарь засветив, Соблазнял гинеей плутов, Намекнув им, что с этой золотою монетой Мистер Джозеф расстаться готов. Но их воля тверда, и невыгодна мзда, И они в благородном пылу К Вельзевулу ужо вместе с мистером Джо Предложили убраться послу. И всю ночь они пиво глотали и джин, Одурев от хмельной суетни, И немало историй о том и о сем Рассказали друг другу они. Но двумя гинеями ночью второй Соблазнял могильщик плутов, И шепнул напоследки: мол, эти монетки Мистер Джозеф отдать готов. Но их воля тверда, и мала эта мзда, И можно содрать с лихвой; И стражи сугубо, но менее грубо Отказ подтвердили свой. И всю ночь они пиво глотали и джин, Одурев от хмельной суетни, И немало историй о том и о сем Рассказали друг другу они. Третьей ночью могильщик пришел с фонарем, Снова стражей взял в переплет; Он шепнул им: «Смотри! Мистер Джозеф три Золотые гинеи шлет!» Трое стражей алчно скосили зрачки, А монеты слепили, горя; Драгоценный металл так маняще блистал Под неверным лучом фонаря. Стражам было невмочь отослать его прочь, И они не противились впредь: Хитрым глазом своим подмигнул он троим И заставил монеты звенеть. Сразу разум притих, и от совести их Даже тень сохранилась навряд. Шельмы знали давно, что в могилах темно И покойники не говорят. Мушкетоны, в которых были пули и порох, На гинеи сменяли плуты: За кувшином кувшин пили пиво и джин, Веселясь до ночной поздноты. Хоть от храма ключи брат-священник хранил, Но могильщику все нипочем! Он в двенадцать часов откинул засов, Дверь открыв запасным ключом. В храм проникли они, с ними Джо-негодяй; Еле-еле чадил фитилек. Церковь мрачной была, и зловещая мгла Уходила под потолок. И они киркой отвернули плиту, Углубили спешно прокоп, И лопатой сгребли комья сохлой земли, Обнажив патентованный гроб. Этот гроб особый разбили со злобой И, прорезав толстый свинец, Засмеялись при виде могильных пелен, До останков дойдя наконец. И, в награду могильщику саван отдав, Проклиная трупный душок, Тело вдвое согнули, нос в колени уткнули И впихнули хирурга в мешок. И пока выносили из церкви груз, — Все четыре ярда пути, Проклинали стражи смрад зловонной поклажи И молили скорей унести. Труп на клочья изрезали вкривь и вкось Ученые господа, Ну, а что с душою хирурга стряслось, Не узнает никто никогда. вернуться

215

Предостережение хирурга. — Стихотворение написано в Уэстбери, опубликовано в 1837 году. По словам Саути, сюжет и некоторые строфы подсказаны ему другом, а «почитание патентов» пародирует католическое почитание святых.