Превращение - Стивотер Мэгги - Страница 52

Я разрывался между желанием поднять ее руку и проверить, пахнет от нее волком или нет, и желанием не трогать ее и убедить себя, что не пахнет.

— Это моя любимая, — произнесла она негромко.

До меня дошло, о чем она говорит, лишь когда она включила песню заново, едва та закончилась. На диске тот, другой Сэм, отныне нестареющий и вечно юный, пел: «Я влюбился в нее летом, в мою прекрасную летнюю девушку», в то время как голос другого нестареющего Сэма сплетался с первым в идеальном созвучии.

По салону полоснули лучи фар очередной встречной машины, и снова стало темно. Сердце гулко билось в груди. Мне вспомнилось, как я в последний раз пел эту песню. Не сегодня в студии, а до того. Сидя в темной, хоть глаз выколи, машине, как сейчас, с намотанной на руку прядью волос Грейс, за миг до того, как лобовое стекло брызнуло в салон и ночь обратилась в прощание.

Вообще-то это должна была быть радостная песня. Обидно, что она оказалась навеки отравлена этим воспоминанием, пусть даже впоследствии все закончилось благополучно.

На соседнем сиденье Грейс прижалась щекой к спинке.

— Ты не заснешь, если я не буду тебя развлекать? — спросила она со слабой улыбкой.

— Все в порядке, — заверил ее я.

Грейс улыбнулась мне и закуталась в куртку, как в одеяло. Одними губами послав мне воздушный поцелуй, она закрыла глаза. Мой голос в динамиках пел: «Я был бы счастлив, если бы наш летний день вечно длился».

38

В доме царил полный разгром. Первое, что я увидел, переступив порог гостиной, был Коул Сен-Клер с веником и совком — зрелище куда более нелепое, чем его превращение в волка, — и только потом битое стекло и перевернутую мебель вокруг.

Грейс у меня за спиной испуганно ойкнула, и Коул обернулся на ее голос. Такта изобразить на лице изумление у него хватило, а вот на раскаяние уже не осталось.

Я не знал, что ему сказать. Всякий раз, когда я начинал думать, что могу наконец испытывать к нему какое-то подобие доброжелательности и сочувствия, он откалывал какой-нибудь новый номер. Интересно, остальные помещения в доме выглядели точно таким же образом? Или «повезло» лишь гостиной?

Грейс, впрочем, взглянула на Коула и, не вынимая рук из карманов, небрежным тоном поинтересовалась:

— Проблемы?

В голосе ее угадывалась улыбка.

И тут, к полному моему изумлению, Коул сокрушенно улыбнулся ей в ответ, обаятельной и виноватой улыбкой.

— Стая кошек похозяйничала, — пояснил он. — Я сейчас все приберу. — Эти слова сопровождались взглядом в мою сторону и явно предназначались мне.

Грейс посмотрела на меня, и в ее глазах явственно читалось, что мне следовало бы обращаться с ним поласковей. Я попытался вспомнить, случалось ли со мной такое. Наверное, случалось, в самом начале.

Я взглянул на Грейс. В ярком свете кухонной лампы она казалась бледной и усталой; из-под тонкой, как лепесток, кожи проглядывала темнота. Ей бы сейчас не помешало лечь в постель. Дома. Интересно, что думают ее родители и когда собираются вернуться?

— Я схожу за пылесосом? — спросил я, подразумевая: «Ничего, если я оставлю тебя с ним?»

Грейс твердо кивнула.

— Хорошая мысль.

Значит, вот он какой, Коул Сен-Клер. Мне никогда еще не доводилось встречать настоящую рок-звезду. Не могу сказать, чтобы он меня разочаровал. Даже с веником и совком в руках он выглядел как рок-звезда — потрясающий, беспокойный и опасный.

Я взглянула на него в упор и произнесла:

— Значит, ты Коул.

— А ты Грейс, — сказал он; не представляю, откуда он это узнал.

— Да, — ответила я и, подойдя к одному из кресел, блаженно плюхнулась в него.

Меня словно всю изнутри исколотили камнями. Я снова взглянула на Коула. Значит, вот он какой, этот парень, которого Бек прочил на место Сэма. С Сэмом вкус его определенно не подвел, так что я готова была выдать Коулу кредит доверия. Я бросила взгляд на лестницу, чтобы убедиться, что Сэм еще не возвращается с пылесосом, и спросила:

— Ну и как? Это то, чего ты ожидал?

Подружка Сэма понравилась мне еще до того, как открыла рот, а когда заговорила, понравилась еще больше. Почему-то она оказалась совсем не такой, какой я представлял себе девушку Сэма. Она была простая и очень милая, и голос у нее оказался замечательный: очень спокойный, будничный и ни на кого не похожий.

Сначала я не понял вопроса. Не дождавшись ответа сразу же, она уточнила:

— Жизнь в волчьей шкуре?

Мне даже понравилось, что она вот так подошла ко мне и задала этот вопрос.

— Даже лучше, — вырвалось у меня, прежде чем я успел прикусить язык.

На ее лице не отразилось отвращение, как это было с Изабел, поэтому я посмотрел ей в глаза и выложил всю остальную правду.

— Я стал волком, чтобы забыть свое прошлое, и именно это и получил. Когда я в волчьем обличье, то думаю только о том, чтобы присоединиться к другим волкам. Не думаю ни о будущем, ни о прошлом, ни о том, кто я такой. Все это становится неважным. А важное — это тот самый миг, другие волки рядом и то, что ты сам превращаешься в сгусток обостренных чувств. Ни сроков. Ни ожиданий. Это потрясающе. Лучше любого наркотика.

Грейс улыбнулась, как будто я преподнес ей подарок. Это была такая чудесная улыбка, искренняя и понимающая, что в тот миг я готов был отдать все на свете, чтобы стать ей другом и снова заслужить эту улыбку. Мне вспомнился рассказ Изабел про то, что Грейс укусили, но она так и не стала оборотнем. Интересно, она рада этому или чувствует себя обманутой?

— А ты не чувствуешь себя обманутой, потому что не превращаешься в волка? — спросил я.

Она опустила глаза на руку, опасливо лежавшую на животе, потом снова перевела взгляд на меня.

— Я всегда задумывалась, каково это. И всегда чувствовала себя какой-то неприкаянной. Ни с теми и ни с другими. Мне всегда хотелось… не знаю. — Она умолкла. — Ты решил вывести пылесос на прогулку, Сэм?

Появился Сэм, волоча за собой большой промышленный пылесос. Он отсутствовал всего-то пару секунд, но с его появлением комната озарилась, как будто эти двое были элементами, вспыхивавшими при приближении друг к другу. При виде неловких попыток Сэма втащить в комнату пылесос Грейс улыбнулась новой улыбкой, которую она явно приберегала для него одного, а он бросил на нее испепеляющий взгляд, полный подтекста, какой рождается, когда ведешь долгие разговоры шепотом в темноте.

Я вспомнил об Изабел. У нас с ней не было того, что у Сэма с Грейс. Даже близко ничего похожего. Не думаю, чтобы происходившее между нами могло бы перерасти во что-то подобное даже через тысячу лет.

Я порадовался, что оставил Изабел в постели, а потом совсем ушел из дома. Больно было вспоминать о том, что я отравлял все, к чему прикасался, но приятно было на этот раз отдавать себе отчет в своих действиях. Предотвратить взрыв было мне не под силу, но я мог, по крайней мере, научиться обуздывать последствия.

Мне стыдно было сидеть сложа руки в кресле, пока Сэм с Коулом прибираются. В обычных обстоятельствах я бросилась бы помогать. Ликвидировать такой разгром даже приятно, потому что в конце концов получаешь зримый результат.

Но сегодня у меня не было сил. Их хватало только на то, чтобы не давать глазам закрыться. Я чувствовала себя так, будто весь день боролась с чем-то невидимым и теперь оно начало одерживать надо мной верх. В животе перекатывалось что-то большое и теплое; я представила, как внутри переливается кровь. А еще мне было жарко, жарко, жарко.

Сэм с Коулом работали в безмолвном тандеме: Коул держал совок, а Сэм заметал на него крупные обломки, которые нельзя убрать пылесосом. Мне отчего-то приятно было видеть, как эти двое действуют в паре. И снова я подумала, что Бек, должно быть, увидел в Коуле что-то особенное. Не просто же так он привез в дом еще одного музыканта. Он не пошел бы на такой риск и не стал бы инициировать известного рокера, если бы у него не было на то веской причины. Может, он думал, что, если Сэму удастся сохранить человеческий облик, они с Коулом подружатся?