Балаустион - Конарев Сергей - Страница 160

Наконец, перебравшись через Эврот на лодке, они оказались в древней роще где-то совсем неподалеку от того места, где их похитили чуть более полусуток (полугода? полувека?) назад. Внизу, отделенный каким-то стадием, виднелся освещенный одиноким масляным фонарем фронтон храма Аргиены. Дождь прекратился.

– Авоэ, девочки, вот мы и пришли, – Эвном остановился и повернулся.

– Спасибо, – Корониде стоило большого труда вытолкнуть это слово из своих запекшихся губ. – Дальше мы пойдем сами.

Эномотарх молча стоял перед ней. Коронида не видела его лица, только силуэт головы, но почему-то ей стало жутко.

– Вы… – начала было она, но тут почувствовала, как грубые руки схватили ее за плечи. Рядом взвизгнула и тут же замолчала Софилла – рука Харилая зажала ей рот.

– Быстро и без шума, – глухо приказал Эвном.

Ужас, горячий ужас охватил тело Корониды, змеей прополз от шеи до разорванного лона и обратно.

– Не-ет! – закричала она, затрепетала в руках державшего ее Ипполита. – Ведь вы обещали! Боги, за что! Мы… мы никому не расскажем… ну пожалуйста! Пожалуйста!

Девушка билась в руках воина перепуганной птицей. Желание жить придало ей исступленную силу.

– Пожалуйста! Хотите, мы… я удовлетворю вас еще раз? Много раз – сколько захотите. Все сделаю, только не…

В трех шагах от нее Харилай сделал резкое движение. Раздался негромкий хруст и Софилла, белая фигура в черном тумане ночи, медленно и страшно опала на землю.

– Ы-ы-ы! – в голос зарыдала Коронида, резко присела, вывернулась из объятий Ипполита, бросилась к сестре, обняла ее теплое, мягкое…

Мертвое тело.

– Софилла… сестричка…

– Какого демона ты возишься? – рявкнул Эвном. – Держи ее!

– За что? – стоя на коленях, девушка подняла к нему искаженное лицо. – За что, будьте вы прокляты?

Жесткая петля пояса мелькнула перед лицом, захлестнула удавкой, впилась в шею…

Испугавшись, что забыл принадлежности для письма, Ион схватился за пояс. И облегченно выдохнул: дощечки оказались на месте. Молодой летописец сдержанно огляделся: не заметил ли кто его нервного движения? Друзья и так частенько подшучивали над его страстью к ведению записей и время от времени не ленились подстраивать мелкие «шуточки». В последний раз Ион едва не подрался с Фениксом, когда тот испортил его дощечки, заменив в них воск тонко намазанным слоем свинячьего дерьма. И не лень ведь было возиться, придурку! А остальные, идиоты, хохотали до колик, когда Ион во время судебного заседания открыл эти дощечки, чтобы записать речь выступавшего. Ну и вонь тогда поднялась! Ион вытер эти дощечки о хитон Феникса, невзирая на сопротивление последнего. Теперь, будем надеяться, у друзей не скоро возникнет желание выкинуть что-нибудь подобное. Хотя… нужно проверить сейчас, пока не поздно.

Ион снял дощечки с пояса, отогнул крючок и заглянул внутрь. Нет, все в порядке, нет ни дерьма, ни даже таракана (самая тривиальная шуточка). Впрочем, вряд ли даже у безмозглого Феникса хватило бы дурости забавляться в такой день. А день был что ни на есть ответственный.

Утром, когда Пирр Эврипонтид и все его «спутники» все еще сидели в комнате Леонтиска и Аркесила, слушая повторный рассказ афинянина, явился один из эвдамидовых номаргов и передал повеление царя: к полудню явиться в новую базилику при храме Ликурга для суда и ответа. Известие это вызвало большой переполох, потому что сомнений не было: Эвдамид наконец-то решил отреагировать на последние «деяния» эврипонтидов. Ожидали чего угодно: приказа о высылке царевича из города, предъявления обвинения и даже ареста. По городу тут же полетели гонцы – сообщить о случившемся трем старейшинам партии Эврипонтидов Брахиллу, Эпимениду и Никомаху, а также созвать к храму Ликурга как можно больше рядовых сторонников из народа.

Ожидалось, что речь пойдет о вчерашних событиях, поэтому дома пришлось остаться не только раненым Аркесилу и Леонтиску, но и Энету. Если бы царю вздумалось по просьбе римлян приказать номаргам арестовать участников вчерашней драки с преторианцами, царевичу было бы трудно этому воспрепятствовать. Афинянину, впрочем, велели быть наготове: если ситуация потребует его показаний, за ним явятся и доставят на заседание в лектике.

Незадолго до полудня Пирр и его «спутники», в сопровождении целой толпы граждан, отправились на царский суд. У входа в базилику храма Ликурга их поджидал сюрприз: парадные двери охранялись номаргами. Руководил ими сам Эврилеонт, голова всего отряда Трехсот. Высокий, семи локтей росту, и едва ль не половину этого в плечах, весь перевитый твердыми клубками мышц. Еще не старый, лет пятидесяти, суровый и властный, он по праву считался первым мечом Лакедемона. Исад, при всех его талантах, был еще слишком молод для этого титула.

Лохаг сказал, что пропустит к царю только самого царевича и его ближайшую свиту. Возражать было бесполезно, поэтому в базилику прошли только Пирр и четверо «спутников»: Лих, Тисамен, Феникс и Ион. А также пришедшие чуть раньше Эпименид, Никомах и Брахилл. Остальным пришлось остаться на улице.

В базилике, новом здании, выстроенном несколько лет назад эфором Анталкидом при содействии заморских архитекторов по подобию современных римских общественных зданий, было светло и просторно. Ион кое-что читал об архитектурных ордерах, и нашел интересным сравнить прочитанное с собственными впечатлениями. «Авоэ, – подумал он, оглядываясь, – что бы ни говорили старики о прелестях традиций и старины, но новое – суть торжество цивилизации над дикостью, мертвого над живым. Если в здании возведен купол, защищающий от непогоды и солнечных лучей, терраса для зрителей и окна для освещения, то я готов смириться, что у него будут римские колонны и фронтоны. Если кого-то устраивает унылая серость классических дорийских построек – хвост ему в зубы, как говорит дружище Феникс. А я, клянусь Афиной Благосклонной, – за новацию и прогресс».

В главном зале базилики находилось несколько десятков человек, в большинстве своем – средней руки военачальники и магистраты, с полдюжины старост цехов и несколько жрецов. Из эфоров присутствовали Анталкид и Архелай, из полемархов – Деркеллид, глава Священной Моры и Маханид, пожилой командир Лимнейского отряда, старый недруг Брахилла. Бросалось в глаза полное отсутствие иноземцев – вещь, в последнее время чрезвычайно редкая в любом общественном собрании Спарты. Это могло означать, что жалобы римлян сегодня рассматриваться не будут. А могло и не означать – претензии римлян вполне мог взяться озвучивать толстяк Анталкид, выглядевший на удивление мрачным.

Появление Пирра и его свиты вызвало оживление среди собравшихся: все уже знали, что именно царевичу-Эврипонтиду держать сегодня ответ пред ликом царя. Дальше заинтересованных взглядов и немногословных замечаний дело не пошло – спартанцы все еще отличались сдержанностью. Главного действующего лица – Эвдамида – пока не было, стоявший в полукруглой абсиде у дальней стены деревянный трон пустовал. Пользуясь возможностью, Брахилл и Никомах отошли поговорить с друзьями-военными, Эпименид, обеспокоенный сверх всякой меры, остался с молодежью, нервно давая Пирру десятки советов: как отвечать в том или ином случае, чего не стоит говорить и тому подобное. Лих и Тисамен подкидывали все новые и новые вопросы, Феникс упражнялся в сквернословии. Ион стоял у колонны и теребил висевшие на поясе дощечки для письма. В разговоре он участия не принимал, погруженный в свои мысли и созерцание архитектурных достоинств базилики. Благодаря этому он не пропустил момент, когда галереи на втором этаже, с трех сторон опоясывающие зал, стали заполняться народом. Ион с радостью узнал среди прильнувших к перилам людей Галиарта и других товарищей. Хорошо, что они смогли прорваться туда и будут присутствовать при действе. При случае смогут покричать, оказать поддержку, да и другим расскажут, что здесь происходило.

Раздался звон литавр, в высоком дверном проеме появилась облаченная в белое с темными полосами фигура глашатая.