Балаустион - Конарев Сергей - Страница 169

– Выбора нет, сынок. Я не посоветовала бы тебе такого, если бы видела хоть какой-то разумный выход. Но я его не вижу… и, кто знает, может быть, все окажется не так уж плохо.

– Да, выбора нет, – прохрипел Эвдамид, все так же стоя спиной. Затем сорвал с подставки доспехов медный шлем и с силой запустил им в висевший на противоположной стене круглый щит. С ужасным грохотом оба предмета амуниции полетели на пол. Ясон, стоявший у дверей, не повел и глазом, уставившись в неведомую точку.

Когда Эвдамид повернулся к Тимоклее, лицо его было бесстрастно.

– Ну что ж, союз так союз, – спокойно сказал он, возвращаясь на трон. – И хватит хныкать по этому поводу.

Мать сдержанно улыбнулась.

– Разве старина Поламах не дома? – поинтересовался Галиарт, идя к дому вслед за хозяйкой и несшим факел дюжим рабом.

– Уехал в Кардамилу. Тамошний управляющий, того, помер от сердечной язвы. Надобно назначить нового, пока надсмотрщики все не растащили, – охотно пояснила полная и энергичная Афросида, супруга мечника Поламаха. – Вы чего так поздно?

– Уж простите. Ваш постоялец срочно переезжает на новое место. Доктор сказал, что ему необходим морской воздух, иначе помрет. От сердечной язвы.

– Болтун! – широко улыбнулась тетка Афросида. – Сталбыть, к морю едете? Ну, иди, поднимай его, а я распоряжусь, чтобы чего-нито собрали вам в дорогу. Фин, проводи парня, чтоб не расшиб лоб, в темноте-то.

Невольник с факелом повел Галиарта уже известной тому дорогой в комнату, отведенную для Леонтиска. Перед самой дверью Галиарт предупредительно забрал у раба факел и отослал его, и только после этого постучал в дверь.

– Леонтиск, это я, Галиарт, – проговорил он, когда друг отозвался. – Один.

– Ну так входи, – донеслось из комнаты.

Галиарт вошел, и, подняв факел, шагнул к кровати. Одеяло справа от лежавшего на спине Леонтиска было подозрительно скомкано. Галиарт глянул ниже и успел заметить выглядывавшую из-под одеяла узкую розовую ступню, которая, впрочем, тут же втянулась. Сын наварха хмыкнул, глянув в ничего не выражающее лицо друга и бросил:

– Так я и думал.

– Э?

– Собирайся, мы уезжаем. Немедленно.

– Что за спешка? Мы проиграли суд? – озабоченно нахмурился Леонтиск, садясь в постели.

– Потом, все потом. По дороге расскажу. Где твоя одежда? Давай помогу…

Когда афинянин был уже готов и с помощью друга проследовал к двери, Ариадна не выдержала. Закутавшись в одеяло и старательно избегая смотреть на Галиарта, она выскользнула из постели, прижалась к Леонтиску и что-то тихонько зашептала ему на ухо.

– Конечно, маленькая. Скоро, – ответил тот, нежно погладив ее по голове. И, игнорируя убийственный взгляд Галиарта, повернулся к выходу.

Тетка Афросида ждала их у крыльца с полной корзиной снеди.

– Держи, – протянула она корзину Леонтиску. – Удачи тебе, афинянин.

– Не поминай лихом, матрона Афросида, – Леонтиск смущенно принял корзину и поспешил выйти на улицу. Невольник Фин проводил их до ворот, освещая дорогу.

За воротами их ждала двухколесная повозка-дзигон, запряженная парой неказистых рабочих лошадок.

– Шевелите копытами, – пробурчал сидевший с поводьями парень. – Лезьте быстрее.

– Ты, Феникс? – прищурился Леонтиск, пытаясь проникнуть взглядом сквозь тьму.

– Привет, однорукий!

Друзья похлопали друг друга по плечам. Галиарт с Леонтиском забрались в возок, Феникс издал губами характерное причмокивание возничих, и они тронулись.

– Гляжу, ты тут неплохо проводил время, – едко бросил Галиарт, не глядя на афинянина. – Позволь спросить: а как же возлюбленная, что дожидается тебя в Афинах?

– Я приношу несчастья тем, кто мне близок, – глухо отвечал Леонтиск. – И не хочу испортить жизнь Эльпинике. Будет лучше, если мне удастся забыть ее, выгнать из сердца, чтобы не причинить ей зла.

– Дурак, – ответствовал сын наварха. – Этим ты и причинишь ей зло.

– Прошу, не будем об этом, – выдохнул афинянин. – Я… я сам еще не разобрался в себе, в том, чего хочу. После гибели Корониды… и Софиллы… все не так.

– Не будем, – Галиарт опустил ладонь на руку друга, и пальцы их сомкнулись, молчаливо подтверждая давешнюю клятву мести. Она принадлежала им двоим, Фениксу ни к чему было знать о ней.

– Что за маскарад? – спросил после минутного молчания Леонтиск, когда его привыкшие к темноте глаза разглядели простые холщовые хитоны и драные плащи, в которые были облачены друзья. – Мы что, на самом деле смываемся? Что, во имя всех богов, произошло?

– Нужно было тыркаться потише. Агиадовские псы сбежались на стоны и чмоканье, хе-хе, – Феникс, похоже, кое-что понял из разговора друзей.

– Кто-то пронюхал, что ты можешь быть здесь, – пояснил Галиарт. – Нам сообщили, что вокруг поместья старины Поламаха два дня крутились подозрительные типы.

– Может, они прямо сейчас поджидают нас на дороге? Я не боец из-за этой проклятой руки, – тем не менее Леонтиск переместил поудобнее лежавший на коленях астрон.

– Нет, чужаки ускакали в город, так, по крайней мере, нам сообщили. Вот мы и решили, пока они не вернулись, от греха подальше спрятать тебя в более укромное местечко. Тем более что мы уезжаем и в ближайшее время не сможем следить за твоей безопасностью.

– Уезжаете? – Леонтиск услышал только это. – Куда? И кто это – «мы»?

– Мы – это царевич и все его «спутники», кроме Лиха и Энета, ну и Аркесила, разумеется, которые остаются приглядывать за обстановкой в городе. А куда… На Крит, конечно, за царем Павсанием. Куда же еще?

– Вот это да! – возбужденно воскликнул Леонтиск. – На Крит? Так синедрион все-таки прошел? Мы победили?

– В общем, да, хотя не все так просто… Но это нужно рассказывать сначала.

– Я тебя сейчас загрызу, клянусь Меднодомной! – прорычал афинянин. – Столько дней ни вести, ни привета, и сейчас еще осла за хвост тянешь! Рассказывай. Чего ты ждешь?

Повозка вывернула на Южный большак. Государственным трактом он был только по названию: южнее Спарты капитальных дорог в ту пору еще не существовало, и большак представлял собой утоптанный (или раскисший от дождей, в зависимости от погоды) шлях, тянувшийся на шесть сотен стадиев до самого мыса Малея, юго-восточной оконечности Пелопоннеса. И в любое время года характерной чертой этой дороги являлись выбоины и горбы. Потому ось повозки нещадно скрипела, колеса подпрыгивали на ухабах, а кузов трещал так, словно вот-вот развалится. Одним словом, ощущения эта ночная прогулка дарила сильные, и их еще усиливал холодный северный борей, трепавший волосы и норовивший забраться под одежду.

– Синедрион состоялся вчера, с опозданием на один день из-за каких-то неблагоприятных знамений, замеченных эфором Полемократом, – начал рассказ Галиарт. – Сам знаешь, как мы готовились к этому событию… Последние несколько дней прошли в горячечной суете, даже о Горгиле почти забыли. Утром, перед тем, как отправиться на суд, Пирр получил письмо от отца. Вечером предыдущего дня вернулся корабль, что доставил на Крит Эпименида и отряд номаргов, и на ней прибыл один из слуг Эпименида с данным посланием. Эпистола была по-лаконски краткой и по-критски туманной.

«Павсаний Эврипонтид возлюбленному сыну Пирру привет.

Сын мой, прибудь ко мне в Кидонию, как бы ни удерживали тебя в Лакедемоне важные и неотложные дела. Жизни моей угрожает немалая опасность, посему жду тебя по возможности скорее.

Да сопутствует Посейдон Владыка твоему кораблю.

Надеюсь на скорую встречу.

Пирр поднял на Лиха озабоченный взгляд. Они были одни на заднем дворе особняка тетки Ариты.

– Что ты об этом скажешь?

– Немногословность настораживает, – выпятил губы Коршун. – Опять ловушка? Быть может, послание поддельное?

– Нет, – Пирр покачал головой. – Письмо настоящее. Руку отца я знаю хорошо. И печать его.