Западноевропейская поэзия XХ века. Антология - Коллектив авторов - Страница 60

60

ПИСЬМО МОЕМУ СЫНУ

Уже давно пора иметь мне сына. Я думаю о нем не первый год. Для достижения мечты старинной Мне матери к нему недостает. Но не любая барышня — невеста. Я убеждаюсь в этом все сильней. Пока я счастью не пришелся к месту, Мы не узнаем матери твоей. Но я наверняка тебя увижу. И я заране этой встрече рад. Ты с каждым шагом будешь мне все ближе. Но первый шаг твой будет наугад. Сперва ты будешь плакать, корча рожи, Пока к другим делам не перейдешь, Пока твой ум и взгляд не станут строже, Пока того, что надо, не поймешь. Ты снова перестанешь понимать, Когда научишься смотреть, как взрослый. Сперва нужна ребенку только мать. Отец ему понадобится после. Я поведу тебя средь пышных вилл, Потом пройду с тобою шахтной толщью. Ты будешь удивляться что есть сил. Я буду поучать тебя. Но молча. Я в Ипр и Во [67]с тобою вместе съезжу. На океан крестов мы молча взглянем. Охватят чувства нас одни и те же. И слез — ни ты, ни я — скрывать не станем. Нельзя судить о жизни по рассказам. Я к жизни поверну тебя лицом. Я верю в то, что побеждает разум. Я не пророком буду, а отцом. Но если будешь одного покроя Со всеми, меряясь под их аршин, Назло всему показанному мною, То ты не будешь сыном мне, мой сын.

ГОЛОСА ИЗ БРАТСКОЙ МОГИЛЫ

Мы здесь лежим. Мы здесь насквозь прогнили. Вы думаете: «Крепко спится им!» Но мы не можем глаз сомкнуть в могиле. Но мы от страха за живых не спим. Во рту полно земли. Чтоб не орали! Мы криком бы могилу разнесли. Мы с криком из могилы бы восстали. Но мы молчим. Во рту полно земли. Прислушайтесь, как запросто порою Попы вверяют господу страну, А он, который проиграл войну, Оставить просит мертвецов в покое. Вы служащим у господа поверьте! Ведь столько благородства в их речах, И так красивы их слова о смерти: «Жизнь далеко не лучшее из благ!» И мы лежим. Во рту полно земли. Мы думали, что будет все иначе. Мы умерли. И здесь нас погребли. Вас завтра ждет такая же удача. Война. Четыре года преисподней. Вы думаете: «Крепко спят они!» Четыре года — и венки сегодня. О, не вверяйтесь милости господней! Будь проклят, кто забудет эти дай!

ЭЛИЗАБЕТ ЛАНГГЕССЕР

Элизабет Ланггессер(1899–1950). — Трудную для восприятия, изощренно-метафорическую лирику («Садовник и роза», 1947) и прозу Ланггессер считают одним из основных источников «магического реализма» — направления, весьма популярного в литературе ФРГ 50-х годов (магический реализм основан на смешении реальных и фантастико-символических мотивов и образов). Подверглась расовым преследованиям в нацистской Германии; одна из дочерей поэтессы погибла в концлагере.

ПРАВИТЕЛЬ МАРС

Перевод В. Микушевича

Он барабанит по шару земному. К чувствам-сиротам немилостив гром. С ревом грядет он, и руслу речному стать суждено разоренным гнездом. Бой барабанный, вихрь ураганный, опережая зло и добро. А непоседа Нике-победа только одно уронила перо. Он в барабанные бьет перепонки, дробью рассыпав отчаянный страх. Прыгают палочки в бешеной гонке, треск деревянный даже в цепях. Жалобный голос. Только ли колос — цеп сокрушает себя в молотьбе. В натиске бреда Нике-победа первой сломала крылья себе.

МАРИЯ ЛУИЗА КАШНИЦ

Мария Луиза Кашниц(полное имя: фон Кашниц-Вайнберг; 1901–1974). — В зрелом творчестве поэтессы преобладает антифашистская и пацифистская тематика. Опубликовала в послевоенные годы стихи, написанные во «внутренней эмиграции»: «Пляска смерти» (1946). В «Новых стихах» (1957) и др. отчетливо видна гуманистическая позиция Кашниц. Стихи поэтессы публиковались в журнале «Иностранная литература».

«Когда они поэта хоронили…» [68]

Перевод В. Топорова

Когда они поэта хоронили, На кладбище был фоторепортер, И снимок напечатали. Мы видим: Горбатый, чтоб не тесно голове, И все же тесный гроб, сырую землю И горсть сырой земли в руке у друга (В руке, размытой дрожью) — но не бог весть Кто умер иль, вернее, бог весть кто. На снимке не хватало бургомистра, На снимке не хватало профессуры, Зато хватало жестяных венков (Кто час кончины в силах приурочить К цветенью роз?). Священник говорил, Не по погоде, долго. Дети зябли. Невидимые, жались в стороне Две нимфы, семь дриад и саламандра, — Не то чтоб он их вечно воспевал, Но им казалось: это их знакомый. А те, кто плоть и кровь, сморкались — тихо, Но тщательно — и кутались в меха: Не простудиться б. Смерть грядет за смертью. Глядели не на землю — в небеса: Там туча проплывала, так черна И так фотогенична, что фотограф Решил заснять ее — не для печати, А для себя, на всякий случай. Правда, На пленке этой тучи не нашлось.