Золотые костры - Пехов Алексей Юрьевич - Страница 82

— Значит, сюда вас привел нюх? — Я шел рядом с инквизитором, тогда как хмурый ун Номанн, не одобряющий все происходящее, неохотно шагал позади.

— Ну, и правильные вопросы правильным людям. Они — основа всякого розыска. Желаете узнать, что сказали мне эти люди, мастер?

— Извольте. — Мне действительно было любопытно.

— О, всего лишь мелочь, которая дала мне направление для поиска. Что бургграф любил женщин.

— Это не было секретом. Я тому примером, — буркнул бастард.

— О да, господин ун Номанн. Прелюбодеяние встречается столь часто, что все давно перестали обращать внимание на такие мелочи. Но излишняя любвеобильность в итоге погубила вашего, без всякого сомнения, греховного батюшку. Хотите, расскажу, как все было? — Инквизитор грустно улыбнулся. — Ему наскучили шлюхи, и он захотел чего-то нового и запретного. Невесту Христа, к примеру. В итоге он заполучил ее, чем совершил серьезный проступок, и, чтобы скрыть его, убил свою жертву.

— Серьезное обвинение, инквизитор, — нахмурился тот.

— Я могу себе это позволить. Убил, изуродовал, бросил тело на улице. Ее записали как неизвестную и похоронили здесь же. В одном лишь ошибся ваш отец, господин ун Номанн. Он взял ягненка из овчарни, в которой живет волчица, и кто-то из этих добрых монахинь узнал о случившемся. И вместо того, чтобы пойти к нам или к светским властям с информацией о злодействе, она решила разобраться собственными… точнее, дьявольскими силами.

— Чем привлекла внимание к монастырю, — проронил я. — Думаю, она молода.

— Глупа, вы хотите сказать? — Отец Себастьян остановился, прислушиваясь. — Да. Глупость часто соседствует с молодостью. Опытная ведьма никогда бы не пошла на такой риск. Поцелуй смерти! Слишком заметно. Гораздо заметнее наговоров на хворую болезнь, оступившуюся лошадь или яд в стакане молока.

— Все это бездоказательно, — упорно возразил ун Номанн.

— Пока — да. Но дайте мне пару дней, и доказательства будут.

— Доказательства, выбитые под пытками! А честь отца в это время будет полностью растоптана.

— О, не волнуйтесь на сей счет. До тех пор пока все не станет известно точно, это всего лишь частная беседа и слишком разгулявшееся воображение инквизитора, — с иронией произнес Пес Господень, вступая в монастырь.

Здесь все еще остро пахло порохом, лежали окровавленные части тела привратницы. Инквизитор равнодушно перешагнул через труп и вывел нас во внутренний монастырский дворик — очень красивый и уютный, несмотря на зиму и снег. Здесь был чудесный сад, чуть дальше начинались огороды с теплицами, прямо напротив них стояла осушенная чаша каменного фонтана.

Монашек выводили сюда. Кто-то шел добровольно, кого-то тащили волоком. Кто-то молчал, кто-то рыдал, кто-то просил у Бога защитить их. Пока женщин собралось три десятка, но каждую минуту приводили новых и новых, сгоняли в кучу, словно овец, под присмотр людей в серых рясах и воинов, вооруженных арбалетами.

Все кларисски выглядели ошеломленными. По крайней мере у двоих были разбиты лица. Возможно, они сопротивлялись, когда инквизиторы срывали с них платки и покрывала, открывая волосы.

— Ну, давайте посмотрим на пока еще неполный улов. — Отец Себастьян прошел мимо женщин, внимательно изучая их, заглядывая в глаза.

Некоторые, не выдерживая его взгляда, отворачивались, другие начинали молиться еще громче, третьи, не веря в происходящее, продолжали плакать. Лишь одна старуха с растрепанными седыми волосами смело сказала ему:

— Господь покарает тебя за это преступление!

— Быть может, сестра. Быть может. Но Он знает: все, что я делаю, делаю во славу Его. А можешь ли ты это сказать о себе?

— Я чиста перед Господом!

— Хорошо, если так, — ответил он и пошел дальше.

Заплаканная монашка, совсем еще девчонка, упала перед ним на колени, жалобно зачастив:

— Я ни в чем не виновата, святой отец! Я всего лишь два месяца в этом монастыре и не делала ничего преступного. Сжальтесь!

Отец Себастьян поднял ее и, утешая, поцеловал в лоб, ласково ответив:

— Не меня ты должна просить о жалости, сестра, а Господа нашего. Ибо всем сердцем любит Он детей своих, даже тех, кто оступился, но раскаивается в своих проступках.

— Я раскаиваюсь! — с жаром воскликнула та. — Раскаиваюсь, святой отец! Я невиновна.

— Невиновна в чем? — быстро спросил он. — Не лги мне.

— В грехах.

Отец Себастьян лишь сокрушенно покачал головой и спросил у меня:

— Вы не рады происходящему, мастер?

— Не рад, — не стал отрицать я.

— Победе над дьявольщиной?

— Не играйте словами, отец Себастьян. Мы же с вами не дети.

Тот кротко поднял руки:

— Я всегда забываю, что стражей, в отличие от других, лепят из более прочного теста. Простите мои привычки, мастер. Но неужели вы все еще считаете, что здесь невиновные?

— Я вижу лишь испуганных женщин.

— Дьявол любит принимать невинные облики. Я не ловлю рыбу в пустых заводях. Прошу за мной.

Он подозвал тощего клирика в сером, и тот, шепнув что-то начальнику на ухо, направился указывать нам дорогу.

Мы прошли через трапезную к кельям, поднялись по узкой лестнице на второй этаж, в молельную. Здесь на полу лежали разбросанные книги. Отец Себастьян рассеянно высморкался, перевернул носком ботинка один из томов, хмыкнул и перевел взгляд на монахиню, находившуюся под пристальным наблюдением трех подобравшихся инквизиторов.

Женщине было за пятьдесят. Высокая, сухая, с седыми волосами, разметавшимися по плечам. Ее губы были гневно сжаты, а глаза метали молнии.

Возле алтаря лежало изрубленное мечами тело монашки.

— Ты перешел все границы, Себастьян! Божье наказанье настигнет тебя! Ты не имел никакого права трогать нас без разрешения ординарной консистории! [38]

— Ты слишком заигралась, Аглая. Под твоим попустительством в этих стенах развелось зло и растеклась тьма. Я отвечу перед Риапано, если у коллегии кардиналов возникнут ко мне вопросы. Но разрешение епископа у меня с собой. Если помнишь, не далее как полчаса назад я говорил вам о нем, прежде чем взорвал ворота.

— Мы не делали ничего плохого! Устав запрещает впускать мужчин дальше преддверия. Ты хотел провести в сердце монастыря сотню солдат! Я не вправе открыть…

Отец Себастьян сделал едва заметный жест, и стоявший позади настоятельницы инквизитор накинул ей на шею удавку, закрепленную на специальном шесте. Такими обычно ловят бешеных собак, чтобы те не могли добраться до человека.

Монахиня упала на колени, схватившись обеими руками за впившуюся в кожу стальную струну.

— О да. Вы никого не пускали, и среди вас завелась злобная тварь. — Он показал ей рыжий завиток. — Благодаря ей я и взял на себя смелость войти сюда. Отведите ее к остальным! Диспут о том, кто прав, мы продолжим позже, Аглая.

— Так кто из них убийца моего отца? — спросил ун Номанн, когда настоятельницу вывели.

— Так ли это важно? — Инквизитор сжег волосы ведьмы в пламени свечи. — Они все виновны в преступлении перед Господом и все ответят. Убившая вашего отца в том числе. Или вам этого мало?

Ун Номанн явно, как и я, считал, что здесь одни невиновные, но он оказался неглупым человеком:

— Отдаю правосудие в руки Церкви.

— И поверьте, трибунал будет судить по справедливости и с Божьим словом.

Говоря это, инквизитор внимательно листал поднятую с пола книгу. Каждый раз, когда он касался пальцами бумаги, они начинали лучиться мягким светом, и бастард, завороженный этой магией, не спускал с них глаз. Так что неудивительно, что ни тот ни другой не видели творящегося у них за спиной.

Я бы тоже ничего не заметил, если бы меня не окликнул встревоженный Проповедник. Не знаю, откуда в молельном зале появилась монашка. Прежде чем я обратил на нее внимание, она успела прокрасться вдоль южной стены и уже открыла потайную дверь, прятавшуюся до этого в густых тенях.

Я узнал сестру Сесилию. Перепуганная, заплаканная, она взглянула на меня со страхом, неспособная скрыть свое отчаяние — всего лишь шаг отделял ее от спасения.

38

Собрание кардиналов для решения важных вопросов. В том числе и для разрешения инквизиции жестко действовать на территории монастырей, военных ординариатов, аббатств и епископств в обход епископа, настоятеля или аббата.