Золотые костры - Пехов Алексей Юрьевич - Страница 83

Мы смотрели друг на друга не больше двух секунд, а затем я отвернулся.

— Любое преступление порождает наказание, — между тем сказал инквизитор. — Но перед наказанием всегда должно быть раскаяние и прощение. Только тогда душа останется светлой и легкой, точно перо из ангельского крыла. Идемте, господа. Уверен, что у всех нас есть дела куда более важные, чем торчать в этом оскверненном месте.

Когда мы уходили, я все же обернулся, но потайная дверь уже закрылась.

— Глупо. — Проповедник сидел на могильной плите, меланхолично разглядывая статую плачущего ангела, венчавшую чей-то богатый склеп.

— Очевидно, да.

В отличие от него мне было холодно, и я пожалел, что не захватил дополнительные рукавицы. Была глубокая ночь, но я все же притащился на кладбище, захватив с собой кирку и лопату. Я знал, что не успокоюсь, пока не проверю. Что бы там ни говорил отец-инквизитор, мне надо быть уверенным, что в могиле лежит именно монашка, а не Кристина.

— Ты дал ей уйти. Я бы закричал, если бы хоть кто-то мог меня слышать.

— Здорово, что могу только я. Она всего лишь одна из его жертв.

— А если это и была ведьма?

— Ну и что? Она убила бургграфа, а тот кларисску. Преступник наказан. Это справедливо.

— Лишь один из них наказан, Людвиг. Когда-нибудь ты поймешь, что убийство ради справедливости это не по Божьему закону.

Я подвинул фонарь поближе к безымянной могиле:

— Когда-нибудь.

— Отпустить опасную ведьму. Ты любишь чудить. — Он упорствовал в своей уверенности, что Сесилия это именно та, кого искал отец Себастьян.

— Оглядись вокруг, Проповедник. Мир полон опасностей. В нем полно ведьм, иных существ, инквизиторов, фанатиков, безбожников, насильников, убийц, наемников, солдат и праведников. Почти каждый из них заслуживает смерти. И почти каждый продолжает жить дальше. Избавь меня от участи вершителя судеб. Я и так частенько этим злоупотребляю.

Проповедник разочарованно махнул рукой:

— В этом весь ты. Признайся, что ты просто пожалел девчонку и не захотел, чтобы она угодила на жаровню инквизитора.

Я взялся за кирку:

— Ты бы и вправду закричал, если бы мог?

— Нет, — помолчав, ответил тот и, словно стыдясь этого слова, пробормотал: — Не стоило начинать этот разговор. Теперь ты еще решил стать гробокопателем и разорителем могил. Узнать тело будет сложно. Оно изуродовано.

— У Кристины нет двух первых фаланг на среднем и безымянном пальцах левой руки.

— А если там вообще нет пальцев?

Я чертыхнулся на это и поднял кирку, собираясь долбить промерзлую землю.

— Не стоит, страж.

Сестра Сесилия, до этого прятавшаяся за склепом, вошла в круг света фонаря. В мирской одежде она больше не походила на монахиню, и ее рыжие волосы были собраны в хвост.

— Значит, это все-таки ты, — усмехнулся я. — Пришла довершить то, что не получилось сделать на мосту?

Она покачала головой:

— Нет. Не за этим. Прости. Я испугалась, когда ты появился у монастыря, и действовала не подумав. Я рада, что ты оказался защищен.

— Он тоже рад, чертова ведьма, — раздраженно произнес Проповедник, но Сесилия его не услышала.

— Тогда зачем ты здесь?

— Попрощаться с ней. — Она, игнорируя меня, шагнула к могиле. — Не знаю, кого ты ищешь, но ее здесь нет. Там лежит одна из нас.

— Ты убила из-за нее. Кем она была тебе?

Ведьма покачала головой:

— Человеком. Сейчас это большая редкость. — Она заметила, как я прищурился, и грустно улыбнулась. — Ты недоумеваешь, зачем я все затеяла, раз она мне чужая?

— Да.

— Потому, что одна грязная свинья сделала это и не должна была оставаться безнаказанной. Никто в монастыре не знал, что случилось. Настоятельница думала, что она просто ушла, сбежала. Но не я.

— И ты решила стать палачом.

— Судьей. Я восстановила справедливость. Думала, что восстановила. — Ее плечи поникли.

— Бургграф мертв. Не это ли, по-твоему, справедливость?

Ее смех был горьким, а в глазах блестели слезы.

— Уходи, страж. Я хочу побыть одна.

— Тебя будут искать. Кто-нибудь из твоих сестер рано или поздно сдастся под пытками и скажет, что инквизиторы не поймали одну монахиню.

— Мир велик. Даже они не смогут меня найти. На все воля Господа.

Я ничего не ответил ей, подхватил заступ, оставил фонарь и пошел прочь. Она отомстила, но на огне и дыбе сейчас за это расплачиваются другие.

Невиновные.

— Вроде мы живем не тут, — осторожно напомнил Проповедник, когда я свернул возле церкви Заступничества направо.

— Ун Номанн пригласил в гости.

— Но не в три же часа ночи! Думаешь, бастард не спустит на тебя собак?

— Я не видел в его дворе никаких псов. Он сказал заходить в любое время. И сейчас оно как раз пришло. Я все еще не знаю, откуда у его отца взялся кинжал Кристины. И мне нужны камни, которые принадлежали ему.

— Ну-ну, — с глубоким скептицизмом произнес старый пеликан.

Ворота в бывший дом бургграфа были всего лишь притворены.

— Тебе не кажется это странным? — с подозрением спросил Проповедник, когда я вошел.

— О да. Поэтому ты сейчас отправишься в дом. Посмотри, что там.

Он не заставил себя упрашивать. А я отошел в тень деревьев, глядя на темные окна молчаливого особняка. Проповедник, явно помня о том, как он опростоволосился в той истории с наложницей дьявола, на этот раз решил проявить обстоятельность и отсутствовал удивительно долго. Когда он вернулся, его мина говорила лучше всяких слов.

— Все так плохо?

— Хуже не придумаешь. Ун Номанн лежит на полу, в кабинете. Мертвее мертвого.

— А слуги?

— Пятеро спят, один сидит у очага на кухне. Судя по его роже — парень не знает, что его хозяин отдал Богу душу.

— Возвращайся в дом. Я зайду со стороны парка. К торцу вон того крыла. Если появится кто-то из слуг — дай мне знать.

Он хотел что-то сказать, я видел это по его лицу, но лишь кивнул и бормотнул:

— Дева Мария, спаси нас грешных.

Я побежал через парк, порой проваливаясь в снег по щиколотку. Кто убил ун Номанна, я знал и так. Теперь осталось лишь подтвердить мою догадку.

Я разбил окно на нижнем этаже, влез в темную комнату.

— Ну вот. Теперь мы еще и взломщики, — меланхолично отметил Проповедник. — Тебе прямо и наверх.

— Как он умер?

— Если честно — не знаю. Я только заглянул и сразу же побежал за тобой.

Я подумал о том, что поторопился с обстоятельностью Проповедника. Разведчик из него никогда не был превосходным.

— Ничего, если я не пойду дальше? — спросил мой спутник. — От всего этого пахнет чертовщиной.

— Будь здесь. Но, если кто-то появится, дай знать.

— Не сомневайся.

Дверь в кабинет бургграфа была прикрыта. Я повернул ручку, вошел в плохо освещенное помещение, внимательно осматриваясь. Драгоценные камни в витринах сейчас казались тусклыми стекляшками. Кресло повернуто к окну, так что я видел лишь его спинку, книжные шкафы, точно массивные великаны, подпирали потолок. Никаких запахов, ничего подозрительного. И все же я обнажил кинжал, затем прошел мимо коллекции бургграфа к столу, как и прежде заваленному бумагами и книгами. На нем в подсвечнике из бронзы, изображавшем лучника, горели три свечи.

Ун Номанн лежал на полу, выпучив глаза, а вокруг его губ остались отпечатки человеческих зубов. Не вызывало никаких сомнений, отчего он умер. И все же я проверил жилку на его шее, коснувшись пальцами холодной кожи.

Статуэтка девушки-кошки выглядела печальной. Уродец-обезьяна смотрел равнодушно.

Я не знал, сколько у меня времени, прежде чем сюда кто-нибудь заявится. Поэтому сначала сделал то, что следовало. Просунул клинок между двух стеклянных стенок, надавил — поверхность пошла трещинами и лопнула. Я забрал глаза серафима, убрал их в свою сумку, здраво полагая, что два этих камня без труда попадут к тем, к кому они точно не должны попадать.