Выдумщик (Сочинитель-2) - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 68

— Ты не забыл, что на бой курантов надо желание загадывать? Нужно загадать и никому про него не рассказывать до тех пор, пока оно не сбудется… А если расскажешь кому-нибудь — все, магия пропадет…

Обнорский кивнул:

— Между прочим, мы с тобой сегодня желания можем загадывать дважды с полным правом: «по Москве» — потому что мы русские, и «по Стокгольму» — потому что встречаем Новый год здесь… Все по-честному…

Катя фыркнула:

— Можно и одно и тоже желание загадать, но два раза — больше шансов на то, что сбудется… Ой, все-все, чокаемся и пьем, а то опоздаем…

Она пила шампанское очень медленно и смотрела на Обнорского такими глазами, что ему стало снова скверно на душе — он догадался, точнее, даже не догадался, а почувствовал, что загаданное ею желание было каким-то образом связано с дальнейшим развитием их отношений. А Серегин загадал, чтобы реализовалась операция «Анти-Палыч» — не смог он себя пересилить и попросить у Деда Мороза чего-нибудь другого, более светлого… Правда, Андрей утешал себя тем, что им предстояло еще встретить Новый год по-стокгольмски, и в запасе оставалось еще одно желание… И все равно — загаданное им же самим желание, вырвавшись из Души Серегина на волю, оставило после себя какое-то дурное предчувствие… Оно, впрочем, очень быстро развеялось — от уютной домашней обстановки и блеска Катиных глаз.

Потом они смотрели телевизор, целовались, ели, пили, снова целовались, пели русские народные и эстрадные песни — короче говоря, когда подошел Новый год по стокгольмскому времени, оба уже были в хорошей «кондиции» и думали только о вещах светлых и радостных… И, наверное, не трудно догадаться, каким было второе желание Андрея из загаданных им в эту ночь…

В квартире они, конечно, не усидели — выскочили на улицу погулять, проветриться, посмотреть на веселящихся от всей души шведов… В общем, и у Андрея, и у Екатерины давно уже не было такого настоящего праздника… Наверное, они оба его заслужили, наверное, они оба его выстрадали.

Почти весь первый день Нового года Катя и Андрей проспали, а под вечер, проснувшись — оба не выразили ни малейшего желания отходить от кровати далеко и надолго. У них начался какой-то эротический «запой» — двое суток пролетели мгновенно… Обнорский и Званцева ласкали друг друга всеми возможными способами до полной одури, а когда силы исчерпывались — говорили, говорили, говорили… О чем? Да трудно даже объяснить, о чем — о жизни, если коротко… Обо всем сразу они говорили — и об эпизодах из собственных биографий, и о книгах, и о проблемах кинематографа, и о журналистике, и о современном бизнесе, и даже о политике… По какому-то политическому вопросу они даже начали чуть ли не всерьез спорить (речь, кажется, зашла об отстаивании стратегических интересов России на международной арене), и спор этот стал весьма эмоциональным. Слава Богу, у обоих хватило чувства юмора для оценки комичности ситуации — лежат в постели, голый мужчина и голая женщина обнимаются, гладят друг друга и спорят о политике… Анекдот, да и только — с русской спецификой.

Эти двое суток, в течение которых Катя и Андрей почти не размыкали объятий, очень много дали и ей, и ему… Катерина и Обнорский стали намного ближе, намного «роднее», если так можно выразиться… Они словно врастали друг в друга — и процесс этот был бесконечно приятен для обоих… Лишь вечером третьего января они выбрались из квартиры на большую прогулку — но и на улице Катерина и Андрей продолжали обниматься, словно школьники…

Они шли по Свеавэген[33], размышляя, в какой бы ресторанчик зайти поужинать, как вдруг Обнорский почувствовал необъяснимую тревогу — была у Андрея такая особенность, иногда он мог ощущать опасность «кожей», воспринимать враждебный взгляд, даже если он был направлен в спину… Способность к такому восприятию обострялась обычно тогда, когда Серегин пребывал в состоянии сильного нервного или эмоционального возбуждения… В данном случае, наверное, Андрею помог эмоциональный запал «эротического запоя»… Да, в общем, неважно, что именно ему помогло — важно то, что, ощутив вдруг тревогу, Серегин быстро обернулся и столкнулся глазами с рослым парнем в черной кожаной куртке, стрижка и уши которого навевали очень неприятные ассоциации с родимой российской «братвой».

Андрею лицо стриженого было абсолютно незнакомо — а Обнорский обладал очень хорошей памятью на лица… Парень в кожанке, кстати, смотрел не столько на Серегина, сколько на Катерину, и во взгляде его легко читалось удивление… Андрей быстро отвел глаза от лица стриженого и с самым беззаботным видом наклонился к Катиному уху:

— Катюша, только спокойно… Незаметно и естественно оглянись — метрах в пяти позади нас рослый стриженый парень в черной кожаной куртке, сильно на «братка» смахивает… Приглядись — не твой ли знакомец… Уж больно конкретно он на тебя вылупился.

Катя вздрогнула, напряглась, но поняла Обнорского с полуслова — продолжая улыбаться, она затеяла шутливую борьбу с Серегиным, якобы уворачиваясь от его губ, и развернулась вполоборота…

— Ну? — шепотом спросил Андрей. — Видишь его? Стриженный, высокий, с ломаными ушами и широким носом… Черная короткая кожанка.

Катя нервно передернула плечами:

— Нет… Я не вижу такого… Такого здесь нет…

Андрей обхватил Катерину за талию и, якобы продолжая шутливую возню, поменялся с ней местами — как в танце… Стриженный действительно исчез, он словно растворился в человеческом потоке.

— Может, тебе показалось? — дернула его за рукав куртки Катя.

— Может, — сквозь зубы ответил Обнорский. — Может, и показалось… А может, и нет… Блин-монтана, здесь же русских полно! А из россиян — половина наших, питерских…

Андрей был прав — где-то с 1993 года количество русских, посещавших по разным поводам Швецию, неуклонно росло — система такс-фри выдала беспристрастную статистику: российские покупатели среди всех иностранцев в стокгольмских магазинах вышли на почетное третье место… Не представило особой сложности понять, какие именно категории российских граждан могли позволить себе большие покупки в Стокгольме — это были либо бизнесмены, либо «братаны», либо люди, связанные с первыми или вторыми… Катя и Андрей слышали русскую речь на улицах Стокгольма часто, но до сих пор они как-то не думали, что могут случайно столкнуться со знакомыми, в том числе и не с самыми приятными знакомыми… Срабатывал стереотип, оставшийся еще от советских времен — если ты в Швеции, то, стало быть, оторвался полностью от России и от всех оставшихся в ней проблем… А ведь — на самом-то деле — расстояние между Петербургом и Стокгольмом совсем небольшое, да и визу туристическую получить не так уж сложно…

Обнорский, ругая себя мысленно последними словами за утрату бдительности и осторожности, подхватив Катю под локоть и потащил ее к лестнице, выводившей на Мальмшильнадесгаттен — улицу, на которой традиционно собирались стокгольмские проститутки.

Пропетляв по переулкам, они в конце концов выскочили на набережную напротив Драматического театра и перевели дух. Тревога Андрея передалась и Кате — ей не понадобилось ничего специально объяснять, она и сама прекрасно понимала, чем может обернуться случайная встреча с кем-нибудь, кого она хорошо знала по своей прежней питерской жизни.

— Ладно, — сказал Обнорский, закуривая сигарету и продолжая автоматически незаметно оглядываться. — Не будем впадать в панику… Вполне возможно, что этот стриженный — совсем даже и не русский… А то, что он на тебя смотрел во все глаза, так ты ведь у нас девушка видная, многим приятно хотя бы «глаз похарчить»… Вариантов много — этот мужик, в конце концов, мог и сам обознаться, принять тебя за кого-нибудь.

Андрею хотелось успокоить Катю, поэтому он говорил не совсем искренне. На самом деле Серегин хорошо запомнил взгляд стриженного — так не смотрят на внезапно приглянувшуюся незнакомую женщину… Враждебный был взгляд у парня в кожанке, откровенно враждебный и удивленный…

33

Шведский проспект — одна из центральных улиц Стокгольма.