Выдумщик (Сочинитель-2) - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 69

Серегин подробно (насколько мог) описал стриженного — но Катерина по словесному портрету не опознала его. Вернее, она сказала, что описание подходит сразу к нескольким «браткам», с которыми ей приходилось сталкиваться — уж больно «типажной» была внешность незнакомца со Свеавэген.

Андрей вздохнул, обнял Катерину, а она, спрятав лицо у него на груди, вдруг сказала глухо с тоской:

— Я не хочу… Я не хочу всю жизнь прятаться и убегать… Я не хочу, чтобы так было всю жизнь, не хочу, не хочу, не хочу!

Серегин погладил ее по голове и снова вздохнул. Что тут было сказать? До тех пор, пока Антибиотик будет живым да здоровым и на свободе — Катерина нигде не может чувствовать себя в полной безопасности. Нигде. И она сама это хорошо понимала…

Ужинать в ресторане им расхотелось — Андрей поймал такси, и они, попетляв на всякий случай по городу, вернулись домой — благо запасов еды там еще хватало… Дома уличные страхи отступили, а к утру и вовсе развеялись — в конце концов, этот стриженный ведь действительно мог быть человеком абсолютно «левым», то есть случайным и незнакомым с Катериной…

«Мораторий», наложенный до Рождества на дела «концессии», они выдержали — ходили по музеям, по магазинам, а потом Андрей, тщательно взвесив все «за» и «против», позвонил Ларсу Тингсону и сообщил, что находится в Стокгольме. Ларс страшно обрадовался, тут же пригласил Серегина в гости — Андрей замялся, ответил, что он не один, а со своим «романом». Тингсон рассмеялся и сказал, что его дом открыт и для «романа»… Поскольку в свое время Обнорский говорил, что роман у него протекает с русской, вышедшей когда-то замуж за шведского бизнесмена — этой же легенды и решено было придерживаться… Катерину Андрей представил Ларсу как Рахиль — а фамилией Тингсон интересоваться не стал. Серегин фактически напросился в гости к Ларсу не случайно, и не случайно он познакомил с известным и влиятельным шведским журналистом Катерину — Андрей хотел, чтобы у нее была хоть какая-нибудь поддержка в Стокгольме, на всякий случай. Точнее — не на всякий случай, а на экстренный…

Рахиль Тингсону очень понравилась, все «острые углы» Ларс тактично обходил и не спрашивал Катю ни о ее занятиях, ни о муже… Тингсон был очень интересным собеседником, и Катя общалась с ним не просто с удовольствием, а с наслаждением — и конечно, одного вечера на все разговоры не хватило. Тогда Ларс пригласил влюбленную парочку съездить с ним в его загородный дом, построенный на острове Немдо в Стокгольмском архипелаге… Конечно, предложение было с восторгом принято.

На этом острове (он оказался совсем даже не диким — там располагался целый поселок состоятельных стокгольмцев) им было очень хорошо — Катя занималась хозяйством, Андрей и Ларс обсуждали свою будущую книгу и уточняли последние нюансы для окончательного варианта фильма «Русская мафия». А главное — на Немдо уж точно Катерина не могла столкнуться с кем-нибудь из знакомых…

Православное Рождество они отметили вместе, а на следующий день Ларс посадил Катю и Андрея на маленький пароходик, доставивший их на материк… Покидать гостеприимный остров было очень грустно, и к тому же — наступило восьмое число, день, когда они договорились вернуться к делам «концессии».

— Вот и все, — сказала Катя, глядя из иллюминатора пароходика на оставшуюся на островной пристани фигурку Ларса. — Праздник закончился…

Андрей приобнял ее и тихонько поцеловал в затылок:

— Это ничего… Праздники должны заканчиваться, иначе мы перестанем их ценить…

Катерина ничего не ответила — лишь вздохнула, словно всхлипнула.

Когда они вернулись в стокгольмскую квартиру, Катя сразу пошла на кухню, сварила кофе, разлила его по большим белым кружкам и спокойно сказала:

— Не будем тянуть… Перед смертью — все равно не надышишься… Ты говорил, что наработал в России кое-что по нашим делам — я готова выслушать…

Обнорский только головой повел — Катерина уже в который раз поражала его: перед ним за кухонным столом сидела собранная, волевая, спокойная женщина с жестким взглядом, разительно отличавшаяся от той, что пару часов назад плыла с Андреем вместе на пароходике от острова Немдо.

Серегин сходил в гостиную, принес оттуда чистые листы бумаги, вооружился ручкой и, закурив сигарету, пристукнул ладонью по столу:

— Ну, что же — начнем сначала… Коллега…

Обнорский начал вычеркивать на листах бумаги разные кружочки — квадратики, изображая схематично «империю» Антибиотика. Работал Андрей быстро и уверенно — составленную им же самим схему он знал наизусть. Конечно, все связи Обнорский изображать не стал, он рисовал только самые значимые, «узловые», так сказать, подразделения. Потом Серегин дал короткого характеристику всей схеме в целом и каждому из элементов по отдельности — Катя внимательно слушала и время от времени вставляла кое-какие замечания. Впрочем, замечания ее не были принципиальными, они, скорее, носили характер дополнений и уточнений. Далее Обнорский пояснил, на основании чего им был сделан вывод о том, что самым слабым звеном в схеме является «портовая бригада» и почему именно порт, с его точки зрения, может стать наиболее благоприятной сценой для разворачивания будущей комбинации против Виктора Палыча. Катя выслушала все доводы, не перебивая, потом задала несколько уточняющих вопросов, ответы на которые не вызвали у нее никаких возражений.

— Очень хорошо, — кивнул Обнорский. — Если принципиальных замечаний и возражений нет, тогда «закрепляемся на рубеже» — комбинацию сочиняем в «привязке» к порту и непосредственно товарищу Плейшнеру, так?

— Так, — согласилась Катя.

— Ну, а раз так, придется мне тебя, коллега, еще помучить, — развел руками Андрей. — Прости за занудство, но давай-ка еще раз тряхнем закрома твоей памяти — мне нужны все возможные подробности по Плейшнеру, его людям, положению бригады в порту — короче, ты поняла… И все, что ты знаешь любопытного по самому порту и портовым структурам — тоже выкладывай… Ну, поехали, с Богом, помолясь…

И Обнорский снова, делая постоянные пометки на листке, принялся «выворачивать наизнанку» Катин мозг — он сначала попросил рассказать в мельчайших подробностях о ее личных встречах с Плейшнером, потом об обстановке, предшествовавшей встречам и способствовавшей им, затем Андрей отфиксировал все сплетни-слухи о Некрасове, докатившиеся в свое время до Катерины, все оценки, которые давали лидеру «портовской бригады» его «коллеги» по нелегкому бандитскому ремеслу.

Записывать пришлось много — так всегда бывает, сначала кажется, что о человеке, который был всего лишь знакомым, в памяти отложился совсем небольшой объем информации, но потом, при грамотном тестировании, начинают проявляться так называемые «пассивные» знания… То есть та информация, которую носитель не старался специально запомнить, на которую он не обращал внимания… Классическим примером эффективного использования «пассивных» знаний, кстати, являются те случаи, когда профессиональные гипнотизеры, погружая свидетеля какого-либо преступления в состояние транса, заставляют его как бы заново увидеть картину происшествия — с мельчайшими подробностями. Известен случай, когда с помощью гипноза свидетель сумел заново «прочитать» — то есть вспомнить — увиденный им мельком номер машины, на которой с места совершения преступления скрылись убийцы. Благодаря этой информации, позже их удалось найти и обезвредить…

«Пассивный отсек» человеческого мозга вообще хранит очень много информации — некоторые исследователи даже полагают, что человек по-настоящему никогда ничего не забывает… Всем, кто когда-либо учил иностранные языки, должно быть хорошо известно понятие «пассивная лексика» — то есть «вроде бы знакомые» иностранные слова носитель сам употребить в своей речи не может, но когда слышит их в устах другого человека, тут же вспоминает, что они означают по-русски.

Андрей, к сожалению, гипнотизером не был, поэтому «активизирование пассивных знаний» Катерины о Плейшнере вымотало обоих — когда Обнорский поставил точку в последнем законспектированном рассказе, стрелки часов показывали полночь, а количество исписанных листов перевалило за дюжину.