О чем рассказали мертвые - Франклин Ариана - Страница 61

— Возможно, он применяет опиум для усыпления детей, — предположил Мансур. — Тогда можно увозить и в лодке.

Аделия давно заметила, что в Англии мак растет повсеместно. Так что с приготовлением опиума сложностей не возникало. Однако ее смутило, как здешние аптекари с ним обращаются. Джеймс из Кембриджа перегонял его с алкоголем и продавал под названием «Успокоительные капли Святого Григория». Правда, сбывал из-под прилавка: церковь была решительно против облегчения боли, ибо считала ее Божьим наказанием или испытанием.

— Точно! — подхватил Ульф, который был в курсе всего тайного, что происходило в городе. — Этот убийца давал им успокоительные капли Святого Григория! — Мальчик передразнил: — «На, деточка, выпей — и сразу ощутишь райское блаженство».

Аделия похолодела.

На следующее утро Аделию ожидал пренеприятный сюрприз в банковской конторе. Симон имел там неограниченный кредит. Но в кабинете, заваленном бумагами и заставленном запертыми сундуками, салернку встретили откровенно враждебно.

— Но сицилийский король дал мне те же права, что и Симону Неаполитанскому! — настаивала Аделия.

Банкир Дебарк вынул из ларчика свиток — верительную грамоту за печатью Генриха Второго.

— Прочитайте сами, сударыня, если понимаете латынь.

В письме лукканские банкиры по воле и поручению сицилийского короля брали на себя все будущие долги Симона Неаполитанского. Имя Аделии нигде не упоминалось.

Она подняла глаза на жирное безразличное лицо Дебарка, на котором было написано: «Сгинь, жалкая женщина, и не отнимай у меня время».

Как легко оскорблять бедняка!

— Но подразумевалось, что мы с Симоном на равных правах, — в отчаянии сказала Аделия. — Меня избрали для особой миссии…

— Не сомневаюсь, сударыня, — со значением согласился Дебарк.

Эта жирная морда воображает, что она была любовницей Симона!

Аделия выпрямилась на стуле и расправила плечи.

— Достаточно справиться обо мне в салернском банке или у короля Вильгельма Сицилийского!..

— Разузнаем, сударыня. А пока… — Дебарк, человек крайне занятой, взялся за колокольчик, чтобы слуга проводил посетительницу.

Аделия продолжала упрямо сидеть.

— Это займет месяцы! — сказала она. У нее не осталось денег даже отправить письмо в Салерно. После смерти Симона Аделия нашла в его комнате горстку пенни. Он как раз израсходовал все деньги и собирался на следующий день к банкиру. А кошель забрал убийца. — Нельзя ли мне до той поры занять у вас…

— Мы не даем кредит женщинам.

Служащий взял ее за руку и потянул к выходу.

— И что прикажете мне делать? — в растерянности воскликнула Аделия.

Аптекарю еще не заплачено. И каменотесу — за надгробие Симона. У Мансура прохудились башмаки, да и ей нужны новые туфли…

— Сударыня, мы христиане и денег в рост не даем. Обратитесь к евреям. Король дозволил им заниматься этим грязным делом… а у вас с иудеями, как я понимаю, добрые отношения.

А, вот почему банкир обращается с ней так брезгливо-враждебно. Мало того что она женщина, так еще и с евреями якшается!

— Вы же сами знаете, в каком положении здешние евреи, — сказала Аделия. — В настоящий момент они лишены доступа к собственным капиталам и живут впроголодь.

На лице Дебарка появилось что-то вроде наигранного сочувствия.

— Да ну? — сказал он. — Бедняжки!

По пути в крепость ей и Страшиле встретилась тюремная телега с клеткой, битком набитой бродягами. Власти отлавливали их ввиду предстоящего королевского суда, у которого было радикальное средство от нищеты — виселица. Тощая женщина неопределенного возраста, почти скелет, тощими руками яростно трясла прутья клетки.

Аделия в ужасе проводила глазами телегу с заключенными. Как страшна судьба бедных и отверженных!

Никогда в жизни у нее не было денежных затруднений. Поэтому первым порывом было немедленно отправиться восвояси, в Салерно. Но убийца пока не найден. Ей не на что плыть обратно… Ну и он здесь… А впрочем, рано или поздно придется покинуть сэра Роули. Стало быть, главное препятствие — отсутствие денег.

Что же делать? Она, как библейская Руфь, в чужом стане. Та спаслась через брак. Но для Аделии это не выход.

Однако где взять хлеб насущный? Пока Аделия ухаживала за сэром Роули, больных направляли в крепость, где они с Мансуром их лечили. Но это все бедняки. С них стыдно даже требовать деньги. А на скромные приношения не проживешь…

Настроение Аделии не улучшилось, когда в верхней комнате башни она застала сэра Роули хоть и на кровати, но одетого и за беседой с Джоселином Грантчестерским и Джервейзом Котонским. Бросив стоявшей посреди комнаты Гилте, оставленной блюсти покой больного, возмущенное «Больной должен отдыхать!», Аделия прошагала к сэру Роули и взяла его руку. Пульс оказался ровнее, чем у нее. При входе салернки сэр Джервейз нехотя встал, да и то лишь после настойчивых знаков сэра Джоселина. Теперь сэр Джервейз насмешливо наблюдал, как иноземка хлопочет вокруг сборщика податей.

— Не сердитесь на нас, сударыня, — сказал сэр Джоселин. — Мы пришли справиться о здоровье сэра Роули. Большая удача, что вы с доктором Мансуром были в крепости и смогли своевременно оказать помощь. Что касается негодяя Роже, будем надеяться, что королевский суд не найдет смягчающих обстоятельств и придурок не избежит веревки. Кто подстрекает чернь на бунт — тому и виселицы мало! Тут мы все согласны.

— И гордитесь этим? — сердито спросила Аделия.

— Леди Аделия — противница повешения, — пояснил сэр Роули. — Считает жестоким методом воспитания. У нее есть свое средство против преступников — кружка настойки лечебного иссопа.

Сэр Джоселин улыбнулся:

— Вот это настоящая жестокость!

— Неужели вы и впрямь верите, что виселица помогает бороться с преступностью? — язвительно спросила Аделия. — Ослепляете, вешаете, отрубаете руки — ну и как, спокойней спится? Убьете Роже Эктонского — и разом не станет убийств на земле?

— Он поднял бунт, — сухо возразил сэр Роули. — Ворвался в замок короля и лишь по чистой случайности не лишил меня мужской силы. Я уже говорил: будь по-моему, посадил бы Роже на кол и поджарил на медленном огне.

— Ну а как насчет детоубийцы, сударыня? — вкрадчиво осведомился сэр Джоселин. — Его бы вы тоже стали «лечить» настойкой иссопа?

Аделия не знала, что ответить.

— А при случае можно и принципы побоку, — презрительно сказал сэр Джервейз. — Баба есть баба. Семь пятниц на неделе.

Смертную казнь Аделия считала наглой демонстрацией силы властей. Людей приговаривали к повешению с легким сердцем, в огромном количестве и порой за мельчайшие проступки. Она же с яростью и отчаянием боролась за жизнь каждого больного. И ее приводило в бешенство, что параллельно именем закона убивают здоровых людей. Кого бы ни судили, она всегда была на стороне того, кому грозила смерть. В воображении Аделия ставила себя на место обвиняемого. Она родилась в богатой и благополучной семье. Ну а если бы ей повезло меньше? Подбери ребенка, брошенного на склоне Везувия, не пара салернских докторов, а семья бедняков, Аделия, возможно, сейчас тоже бы сидела на скамье подсудимых и ждала высшей меры.

Для Аделии закон был отправной точкой цивилизации — способом уйти от диких понятий типа «око за око, кровь за кровь». Смертная казнь не улучшает общество. Как женщина она с радостью приветствовала бы казнь детоубийцы — «Уничтожьте лютого зверя!» Но как доктор она бы продолжала гадать, каким образом человек повадился совершать жестокие преступления… Вряд ли ей удастся это понять, но пытаться Аделия никогда не устанет.

Только теперь, измерив пульс сэру Роули и сцепившись с его посетителями, Аделия удивилась тому, что экономка без дела топчется в середине комнаты.

— В чем дело, Гилта? — спросила она.

— Да вот уперлась, — сказал сэр Роули. — Сэр Джоселин принес мне сладости, а она не велит брать.

— Леди Болдуин просила передать, раз мне все равно карабкаться на верх башни, — пояснил сэр Джоселин.