Воин сновидений - Кащеев Кирилл - Страница 52

Очнулся Серега за тыном Демьянкиной хаты. Коснулся запястья – и застонал сквозь зубы. Рука распухла, как подушка, и болела, точно сломанная или вывихнутая. Серега потерянно огляделся по сторонам. Это как же… Выходит, Ганька его из дома выкинула? Как же это она… Что тут творится такое? И что в Демьянкиной хате делает сама Ганька?

Изнутри хаты раздались тихие, спотыкающиеся шаги. Пошатываясь, Ганька выбралась на крыльцо. Серега торопливо присел за тыном. Ганька постояла на крыльце, напряженно вглядываясь в темноту – сквозь сплетение прутьев ему было видно, что глаза у нее больше не сияют, наоборот, они стали тусклыми и красными, точно это она рыдала в опустевшем доме. Цепляясь за косяк, она еще постояла, но, видно, Сереги не почуяла. Неуверенно переступила порог и пошла, шатаясь, как пьяная или смертельно уставшая. У ее ног, задрав хвост, торопливо семенил кот. Ганька вышла со двора и заковыляла вдоль улицы. И вот тут глядящий ей в спину Серега увидел!

Локтем Ганька придерживала завернутый в подол длинной черной юбки небольшой, как раз с младенчика, сверток!

И в тот же миг душераздирающий плач взвился нестерпимым визгом, точно сверло вгрызаясь Сереге в голову. Ганька подскочила, отчаянно озираясь – и со всех ног помчалась к своей хате.

Выскочивший из-за тына Серега заметался по улице. Что ж это делается, что? За кем бежать? Мальчишка метнулся к своей хате – и остановился. Представил, как рассказывает всю историю вечно хмурому отцу… и покачал головой. Отец хоть и красноармеец, а… никто из деревенских никогда не пойдет против чернокосой Ганьки! Серега развернулся и со всех ног побежал на холм – туда, где в маленькой каморке при школе квартировал учитель.

– Значит, говоришь, слышал плач младенца, а когда осматривал дом, никого не обнаружил? – шагая вниз с холма по ярко освещенной луной дорожке, деловым тоном уточнил учитель.

Поспевающий за ним вприпрыжку Серега истово закивал:

– Конечно, не обнаружил! Да и как обнаружишь? Ганька-то – известная ведьма, вот глаза мне и отвела!

– Сергей! – учитель аж остановился, укоризненно глядя на Серегу сверху вниз. – Я еще тебя как активиста и отличника собирался первым в комсомол рекомендовать! А ты глупости несешь, как старорежимная бабка! Запомни, учение Ленина – Сталина никаких ведьм не признает! Это все антинаучное суеверие! Раз бога нет – так и ведьм никаких быть не может! – и он сердито зашагал дальше.

Серега какое-то время молчал, а потом тихо, испуганно переспросил:

– А если ведьмы есть, тогда, выходит, и Бог… тоже?

– Никого нет! – рявкнул учитель. – Наверняка кто-то из детей Моргунов сбежал и в хате спрятался…

«Демьянка!» – чувствуя, как сердцу становится больно, точно его рукой стиснули, подумал Серега – и тут же замотал головой:

– Ганька сверток несла, а у Моргунов все дети взрослые!

Ганькина хата стояла на отшибе, за селом, почти у самой опушки редкого леска, куда ребята бегали летом за ягодой. Учитель остановился возле аккуратного, прутик к прутику, украшенного расписными крынками тына и взялся за калитку.

– А вот мы сейчас Ганну Семеновну спросим… – как всегда, когда он говорил о Ганьке, голос учителя вдруг стал робким и смущенным, – …и выясним… – Не договорив, он толкнул калитку и шагнул на двор.

С погруженного во мрак крыльца бесшумно сорвалась еще более темная тень. Ганькин кот летел к ним – шерсть вздыблена, хвост палкой. И с каждым скачком окрестная тьма точно липла к нему, кот раздувался, увеличиваясь в размерах. Вот он уже с крупного пса, вот вырос до размеров теленка. Громадная, дышащая жаром алая пасть с острыми, как шилья, клыками нависла над ними, и кот замер с другой стороны калитки, хлеща туда-сюда хвостом толщиной с воротный столб.

Учитель застыл, в оцепенении уставившись на возникшего перед ним Зверя. Хлопнула дверь, мелькнул фонарь, и на крылечке появилась стройная черно-белая фигура.

– Никак, товарищ учитель, на ночь глядя пожаловали? – встряхивая косой, осведомилась Ганька, но обычной звонкости в ее голосе сейчас не было – только бесконечная усталость. – И что ж у вас за дело ко мне, необразованной да беспартийной?

– Нам… надо поговорить… – не смея пошевелиться и только глазами следя за хлещущим хвостом, пробормотал учитель. – Вы не могли бы… убрать… ваше… вашего… сторожа…

– Это вы про котика-то? – удивилась Ганька. – Чем же такая маленькая зверушка может помешать такому большому сильному мужику, как товарищ учитель? Вы его сапогом отпихните да входите, – с ехидным радушием предложила Ганька.

Зеленые глаза размером с хорошую миску уставились учителю в ноги с недобрым, выбирающим выражением, а широкий, как лопата, язык прошелся по белым клыкам.

Серега отступил назад и, пригибаясь за тыном, побежал вокруг двора. Пока учитель ведьме с ее котом зубы заговаривает, он все и разузнает – как разведчик в Гражданскую войну! Стремительным прыжком он махнул через плетень и подобрался к ведьминой хате с тылу. Заднее окошко было плотно закрыто – это в жару-то! Пачкая рубаху об выбеленную стену, Серега расплющил нос о стекло и изо всех сил скосил глаза, пытаясь разглядеть хоть что-то в освещенной огарком горнице.

Растопыренная ладонь легла на стекло с другой стороны.

Серега не заорал только потому, что зацепенел от страха. Медленно свел глаза к носу, разглядывая прижатую к стеклу руку. Та была маленькая, и впрямь детская, хотя для младенца и великовата. И тонкая, с непомерно длинными, почти прозрачными пальцами. Она казалась изможденной, точно ее обладатель долго и мучительно страдал от жесточайшего голода.

Отчаянный плач взорвался в голове у Сереги, как ручная граната!

– Товарищ учитель, он здесь, ребенок здесь! – заорал Серега.

С другой стороны дома грянули выстрелы. Враз уменьшившись до нормальных размеров, кот тенью перемахнул через тын.

За окном мелькнула черная коса – и сквозь стекло Серега увидел полные лютой злобы глаза Ганны. Ведьма метнулась по горнице. Ставни с треском распахнулись, и, прижимая к груди толстый белый сверток, Ганна выпрыгнула в окошко – Серега едва успел шарахнуться в сторону.

– Товарищ учитель, она к лесу бежит! – закричал Серега.

С дымящимся «маузером» в руке учитель выскочил из-за дома и молча ринулся в погоню за удирающей Ганной. Серега побежал за ним.

Белая Ганькина рубашка мелькала среди темных стволов. Обычно легкая и стремительная, сейчас Ганька бежала тяжело, и учитель с Серегой нагоняли. Девушка выскочила на озаренную луной поляну – и запуталась ногами в густой траве. Упала носом в землю, придавив собой сверток – изнутри послышалось нечто, похожее на лягушачье кваканье. Ганька перевернулась…

– Стой или стреляю! – вынырнувший из негустого подлеска учитель нацелил на нее «маузер» – лунный свет играл на вороненой стали. Ганька заскребла пятками, сбивая длинную юбку до колен, попыталась отползти, но черный зрачок дула неумолимо дернулся за ней, и она остановилась, затравленно глядя на учителя и прикрывая лежащий на коленях сверток.

– Ганна, я знаю, что вы собираетесь сделать! – непререкаемым тоном, каким он утихомиривал разбушевавшийся класс, сказал учитель. – Рассказывали в техникуме на истории! Вы воображаете, что вы ведьма, и хотите устроить этот… ритуал! Убить ребенка! – прижимая пальцем курок, выкрикнул он.

Рот у Ганьки глуповато приоткрылся. А потом она искренне расхохоталась, раскачиваясь и стряхивая слезы со щек:

– Так вот чему вас, комсомольцев, в техникумах учат?

Учитель смущенно повертел «маузер» и торопливо спрятал его за спину.

– Смеетесь надо мной, Ганна Семеновна, как над каким-то дурнем… Чего тогда бегаете с младенцем этим?

– Да ничего, – вставая и отряхивая испачканную травой юбку, ответила Ганька. – Младенца… – Она поудобнее перехватила сверток, и Сереге показалось, что в голосе ее мелькнуло очень странное выражение. Мелькнуло и пропало. Ганька спокойно продолжала: – Окрестить надобно. В соседнем селе батюшка, говорят, святой человек. Церковь его ваши разрушили, он в простой избе службы правит, покойников отпевает, младенцев крестит… А вы ж, товарищ учитель, разве креститься дадите – вот и бегала!