Коммуна, или Студенческий роман - Соломатина Татьяна Юрьевна - Страница 80

– Материалистка грёбаная! – хихикнула Полина.

И на следующий день отправилась в гулкую лабораторию под сводами в компании Примуса и Вади. Примус и так числился членом СНО, а Вадю записать – его не слишком блестящим успехам на учебном поприще лишние баллы не повредят. За членство в СНО автоматом трояк получит. С парнями не так страшно, вообще – веселее, да и тяжести помогут перетаскивать. Как та старенькая лаборантка спирт из десятилитровых бутылей переливает? Полина не смогла.

– Что это? – спросил Кроткий, посмотрев, куда тычет Полин пальчик, мол, из этих лоханей – вот по этим мензуркам и не забудьте притёртыми крышками мухой заткнуть, чтобы не выветривалось.

– Это, друг мой, спирт! – сказал Примус и подвёл Кроткого к одной из инструкций, висящих на стене в рамочке, где каллиграфическим почерком старшей лаборантки было написано чернильной ручкой:

1. Удаляют парафин из срезов в орто-ксилоле или толуоле, проводят по спиртам нисходящей концентрации и доводят до воды (две порции ксилола или толуола – 3 – 5 минут, 96° этанол – 3 минуты, 80° этанол – 3 минуты, 70° этанол – 3 минуты, дистиллированная вода – 5 минут).

2. Окрашивают гематоксилином 7 – 10 минут (в зависимости от зрелости красителя).

3. Промывают в дистиллированной воде – 5 минут.

4. Дифференцируют в 1% соляной кислоты на 70° этаноле до побурения срезов.

5. Промывают дистиллированной водой, а затем слабым (0,5%) раствором аммиака до посинения срезов.

6. Окрашивают водным раствором эозина 0,5 – 1 минуту (в зависимости от желаемой окраски).

7. Промывают в трёх порциях дистиллированной воды для удаления избытка эозина.

8. Удаляют воду из срезов в одной порции 70° этанола, двух порциях 96° этанола. Экспозиция в каждой порции спирта – 2 минуты.

9. Просветляют срезы в двух порциях карбол-ксилола (смесь расплавленного фенола и ксилола либо толуола в соотношении 1:4 или 1:5) – 1 минута.

10. Производят окончательное обезвоживание срезов в двух порциях ксилола или толуола. Пребывание срезов 2 минуты.

11. Заключить срезы в канадский бальзам или синтетическую среду для заключения гистологических срезов.

Примечание: Некоторые структуры плохо прокрашиваются гематоксилином и эозином (как правило, гидрофобные) и требуют иных методов окраски. Например, участки клеток, богатые липидами и миелином, остаются неокрашенными: адипоциты, миелиновая оболочка аксонов нейронов, мембрана аппарата Гольджи и др.

– Причём спирт, друг мой, от семидесяти до девяноста шести градусов. То есть – до практически абсолютного. И методика сия – не читай, у тебя мозги скрипят так, что по соседству мёртвые с косами встают, – называется: «выдерживание в спиртах восходящей плотности». Используется для приготовления образцов тканей для изучения под микроскопом. Таковым образом фиксируют…

– Примус, кончай с лекциями! Это же спирт! Полина, он у тебя лимитирован?

– Да вроде нет. Лаборантка сказала, что если надо – банки, там, ставить или попы для уколов домашним протирать – бери сколько надо. Потому что сильно большой процент на его выветривание в люфт отпущен.

– Вот! Вот поэтому наша дорогая подруга и сказала нам как можно быстрее пробки затыкать. Потому что даже из рюмки водки за минуту простоя девять молекулярных слоёв улетучивается, а в ней всего сорок градусов. Страшно представить, сколько энергетически ценных и, безусловно, питательных слоёв С2Н5ОН улетучивается из спирта девяностошестиградусного! Это же всю общагу теми люфтовыми слоями напоить можно!

– Примус! Кроткий! Вы тут, чтобы охранять меня и помогать мне! Ку-ку! – напомнила Полина.

– Да-да, любимая, прости. Просто были поражены масштабами доверенного тебе сокровища. Ты же не обидишь своих старых друзей, не так ли? Ты девушка приличная, спирт не употребляешь. А мы старые солдаты и не знаем никакого другого напитка. Так как?..

– За работу! – рявкнула Полина.

Пару вечеров они вполне успешно трудились совместно, и всё было нормально. Но как-то раз, когда Полина не смогла, потому что муж приходил из рейса, а аспиранту готовые срезы нужны были срочно, потому как научный руководитель подгонял с хоть какими-то результатами для представления на очередном съезде патологоанатомов, она вручила ключи Примусу. Тот тоже не мог, потому что дежурил в своей бессменной (пока) судебке, – и передал ключи Вадиму, коего они с Полиной уже вполне себе пристойно обучили расписанной на стене методике. Вадим прихватил Пургина – уж совсем неизвестно зачем, потому как ни живых, ни, тем более, мёртвых фельдшер Кроткий не боялся, и… И на следующее утро пришедшая на работу лаборантка нашла двоих крепких здоровенных третьекурсников, мирно и безмятежно спящих в обнимку на кафельном полу. Учитывая, что помещение не отапливалось, на дворе стоял ноябрь, то… такое без ущерба для здоровья можно перенести только в молодости. Хорошо, что лаборантка была опытная и многомудрая – недаром она дожила уже до правнуков, всё ещё работая и всё ещё отлично соображая, – она их растолкала, налила по маленькой мензурке «для опохмела». Затем просто пожурила хлопцев, напоила их горячим чаем, накормила своими бутербродами и отправила на занятия. И ещё хорошо, что у святой лаборантки была привычка приходить на работу очень рано. Если бы дрыхнущие мертвецким сном тела наших фигурантов обнаружил кто-то другой – могли бы запросто вылететь из комсомола и – что важнее – из института. Потому что комсомол через год будет уже неактуален, а вот высшее образование для простых парней станет куда менее доступным. Да и Полина бы бед не обралась, не будь на той кафедре такой замечательной лаборантки, каких уже – днём с огнём в нашем двадцать первом веке.

Одна беда – срезы той серии (парни честно отработали программу) вышли мутные. Потому что они в процессе трудов выпивали, чтобы, значит, легче работалось, и в какой-то момент им стало лень наливать себе спирт из тяжёлых десятилитровых бутылей, и они стали использовать тот, что уже у них в мензурках. Разбавляя по ходу пьесы…

Профессор придумал за своего аспиранта какие-то текущие промежуточные результаты, и последующие работы Полина выполняла в обществе толстого еврейского очкарика, понявшего, что иногда лучше контролировать процесс. Особенно если этот процесс – твой собственный, и никакие твои остепенённые мама и папа не смогут избежать порчи уникального, с трудом добытого материала, если тебе самому не интересен каждый этап работы. Полине с гнусавым мажором было не так весело, как с Примусом и Вадей, зато и не так страшно, как в одиночестве. В ознаменование окончания экспериментальной части его диссертации аспирант даже подарил Полине коробку седых шоколадных конфет, похожих на огромное окаменевшее мумиё. Она выкинула их в ближайшую мусорку. А старой лаборантке она, Примус и Кроткий подарили цветы, коньяк и целую торбу остродефицитных консервов. Просто потому, что она – очень хорошая.

Есть ли сейчас на теоретических кафедрах такие лаборантки? А были – были! И не только они. Были совершенно замечательные профессора, изумительные доценты, трудолюбивые ассистенты. Верные ремеслу бабники, искромётные зануды, дотошные синие чулки и любящие свою науку плейбои.

Биологи, физики, математики, химики, физиологи, анатомы, гистологи, патологоанатомы, микробиологи, иммунологи, генетики, фармакологи – низкий поклон вам до земли за теорию. Где бы было то зелёное древо жизни без вашей «сухой» теории, друзья? Да пребудет с вами вечно ваша увлечённость до одержимости, ваша способность к мыслительному процессу несопоставимого с копеечными бюджетами масштаба. Ваша любовь к предметным стёклам и препаратам, ваш восторг воистину вселенских масштабов такой «малостью», как деление клетки, ваша нежность к лабораторным животным, ваша забота о самом последнем гельминте, ибо и в ней – ваше служение людям.

Будь благословенны студенческие СНО и руководители их во веки веков! Аминь.