Кровавое дело - де Монтепен Ксавье - Страница 90

Поль Дарнала на минуту остановился. Бедняга провел рукой по глазам, чтобы смахнуть навязчивую слезу.

На губах Сесиль играла ироничная улыбка.

Вдруг актер увидел эту улыбку. Вся его мягкость разом исчезла, и он со все возрастающим гневом проговорил:

— Рассчитывать на вашу любовь! Боже, как я был глуп! Как я был легковерен! Да разве вы когда-нибудь были способны любить? Да разве у вас когда-нибудь было сердце?! Ваш отец умер так недавно, так ужасно умер, а вы даже и не плачете о нем! У вас траур только на платье, но не в душе! О, я отлично знаю все ваши мысли! Вы веселы теперь, потому что чувствуете себя свободной, потому что сознаете себя богатой и знаете, что деньги дадут вам средства скрыть свой позор! Вы говорите, что ошибались, когда надеялись стать матерью. Сперва вы уверяли меня в этом, а теперь сами отрицаете! Так я вам прямо скажу, что это отрицание — ложь, придуманная для того, чтобы удалить меня, я это предчувствую, угадываю! Вы носите под сердцем ребенка, и ребенок этот мой! Мне сказали, что вы уезжаете из Парижа, и, должно быть, это правда, потому что об этом свидетельствуют ваши уложенные вещи! Но я уверен, что под отъездом скрывается какая-нибудь низкая цель. Вы исчезнете на несколько месяцев. Тайное разрешение возвратит вам незапятнанную репутацию, и почем знать? Может быть, для того, чтобы еще больше упрочить свое спокойствие, вы уничтожите и вашего ребенка… моего ребенка! О, вы способны на это, вы даже думаете об этом, но берегитесь! Куда бы вы ни делись, я сумею найти вас, и, если только все, что я подозреваю, окажется правдой, вы должны будете дать мне ответ за моего ребенка!

Сесиль стояла бледная, как мертвец.

— Мне кажется, что вы мне угрожаете, — вымолвила она наконец презрительным тоном.

— Угрожать вам? К чему бы это? Когда есть решимость, энергия и силы, тогда не угрожают, а действуют. До свидания, Сесиль Бернье…

— Нет, не до свидания, а прощайте.

— Нет, именно до свидания, а не прощайте, потому что, клянусь вам, мы с вами еще увидимся!

И, сопровождая свои последние слова жестом, немного театральным, молодой актер ушел, сильно хлопнув дверью.

На лестнице он столкнулся с Бригиттой, шедшей в сопровождении человека, который должен был увезти багаж.

Появление старой служанки помешало Сесиль предаваться страху, который возбудили в ней угрозы Поля Дарнала.

Человек, которого привела Бригитта, осмотрел все, что ему надо было увезти на ручной тележке, а Сесиль между тем отдавала необходимые приказания.

Бригитта должна была остаться с носильщиком, идти вслед за тележкой и сказать адрес только тогда, когда уже выедут с улицы Дам.

Сесиль уехала первая.

Ей хотелось как можно скорее увидеть доктора Анджело и оказаться под его защитой.

На бульваре Клиши она наняла карету и велела ехать на улицу Santu.

Вот теперь-то ее охватили все страхи.

Что ей предпринять против Поля Дарнала?

На что он пойдет?

Что он, собственно, может сделать?

Был момент, когда Сесиль уже почти решила сохранить в тайне это свидание, но затем сообразила, что для собственной же безопасности ей лучше не скрывать от Пароли ничего.

Первым делом по приезде в лечебницу она спросила, дома ли доктор.

Он был дома и находился в своем кабинете, куда Сесиль и отправилась.

Увидев расстроенное лицо молодой девушки, на котором ясно отражались ее волнение и страх, Анджело понял, что произошло что-то крайне серьезное.

Все, что касалось дочери Жака Бернье, должно было фатальным образом отражаться и на нем самом и причинять ему живейшее беспокойство.

При входе Сесиль Анджело поспешно встал, пошел навстречу и, взяв ее обе руки в свои, с выражением самого горячего участия проговорил:

— Как вы взволнованы, дорогое дитя! Что с вами?

— Я опять его видела! — воскликнула Сесиль, почти падая в подставленное кресло.

— Кого?

— Поля Дарнала!

Анджело нахмурился.

— Вы встретили этого негодяя на улице или он имел дерзость явиться к вам?

— Он был у меня.

— Когда?

— Час назад.

— Что же ему было нужно?

— Он явился с угрозой и оскорблениями… приходил меня упрекать за то, что он называет изменой… требовал ребенка, который должен родиться, в чем он ни на минуту не сомневается… напрасно я отрицала этот факт: он отказывается верить.

Сесиль повторила слово в слово, все, что говорилось между нею и молодым актером.

Пароли слушал с напряженным вниманием. Мрачный, гневный огонь горел в его глазах.

«Вот человек, который начинает становиться опасным… надо принять меры…» — думал он про себя.

— Что делать? — пробормотала Сесиль в испуге.

Итальянец настолько овладел собой, что лицо его немедленно прояснилось.

— Не беспокойтесь ни о чем, мое дорогое дитя, — проговорил он, — я все возьму на себя, но зато вы должны понять, насколько мне необходимо ускорить нашу свадьбу. Как только вы станете моей женой, вам уже нечего будет бояться, и я буду иметь полное и законное право просто-напросто пристрелить негодяя, если он еще посмеет угрожать вам. Успокойтесь же! Не буду думать теперь ни о чем, кроме нашего будущего счастья. Сделали ли вы все, как я вам советовал?

— Да. Мебель продана, а мои сундуки не замедлят прибыть сюда.

В эту минуту камердинер Анджело явился с докладом, что вещи mademoiselle Бернье доставили.

Итальянец отдал приказание перенести все в квартиру, предназначенную для молодой девушки, являющейся в глазах прислуги временной пансионеркой лечебницы, и сам отправился присутствовать при водворении на место Сесиль и Бригитты.

После обеда, за которым Сесиль сидела напротив доктора, последний сказал, что будет принужден выйти по делу, и девушка тотчас же после обеда отправилась к себе наверх.

Пароли ушел.

Он отослал свою карету и на площади Обсерватории сел в наемную. Карета эта привезла его на улицу де Курсель, где он заплатил кучеру и отослал его прочь.

«Никогда не мешает быть осторожным», — говорил он про себя, отворяя двери с улицы прямо в свою квартиру.

Он позаботился сохранить здесь те вещи, которые купил перед отъездом в Марсель.

Восемь дней путешествия и беспрерывной носки совершенно истрепали когда-то элегантный костюм. Анджело Пароли снял свои парадные одежды и облекся в полуистрепанное платье. Затем надел широкополую мягкую шляпу, обмотал шею большим кашне, совершенно закрывшим нижнюю часть лица, и положил в карман револьвер.

Он открыл тот самый ящик, из которого вынул утром бумаги и деньги, и взял оттуда единственный еще остававшийся там предмет.

То была маленькая записная книжечка из слоновой кости с двумя выпуклыми буквами «С» и «В» на наружной стороне переплета, начальными буквами имени и фамилии Сесиль Бернье.

Пароли положил книжечку в боковой карман своей визитки, а в бумажник сунул несколько банковских билетов в тысячу франков каждый. Затем вышел из дома, так что консьержка не заметила ни его прихода, ни ухода.

Было восемь часов вечера.

Итальянец дошел до бульвара де Курсель, взял на тамошней бирже карету и велел ехать в противоположный конец Парижа, на улицу Монтрейль.

Почти в середине этой улицы, на большом дворе, окруженном громадными строениями, напоминавшими казармы и вмещавшими более трехсот жильцов, находится странное, оригинальное заведение под вывеской «Веселые стекольщики».

Это и виноторговля, и кафе, и ресторан, где можно получить блюдо за баснословную цену в двадцать пять сантимов.

Пять громадных мисок стоят на колоссальном очаге и кипят с утра до ночи, питая многочисленных жителей кишащего, как муравейник, квартала.

Внутри тянутся одна за другой три громадные комнаты, уставленные длиннейшими столами, за которыми могут разом поместиться человек двести обедающих.

Для людей, желающих быть как у себя дома, существуют отдельные комнаты, так же прокопченные и так же дурно освещаемые по вечерам мигающим газом, как и большие залы.