Лейли и Меджнун - Навои Алишер - Страница 14

14

ГЛАВА XX

О том, как укрепились нити дружбы между Науфалем и отцом Меджнуна, как Меджнун убежал в степь и встретил там пастуха из племени Лейли, как безумец лишился сознания и уподобился барану или хотанскому джейрану, которого приносят в жертву в честь праздника «Курбан»

Кто ехал на верблюдице стихов, Тот песню пел, и был напев таков: Когда безумец в отчий дом вступил, Обрадовался тот, кто грустен был, Отец повеселел душой опять, Помолодела сгорбленная мать, В парчу одели сына, в тонкий шелк… Об этом деле разговор не молк, Сердца людей он заставлял расцвесть! Узнал и Науфаль благую весть. Он тосковал о юноше больном, Он горевал, скорбел душой о нем. Прогнал счастливый слух его печаль! И, чтоб Меджнуна видеть, Науфаль Помчался вскоре к племени Амир. Забыто горе в племени Амир, С любовью встречен знатный воин был, Прием сердечен и достоин был, За гостя каждый жертвой стать готов! И, дружбу выказав на сто ладов, Меджнун и полководец обнялись, Как две лозы, они переплелись. И долго в стане племени Амир В честь Науфаля шел веселый пир. Был весел Науфаль, доволен всем, Не видел, что Меджнун смущен и нем. Когда зашла вечерняя заря, Как Науфаль, отвагаю горя, Когда меджнуноликим небесам Предаться время пробило слезам, Разбросить всюду горсти звезд своих — Опресноки припасов путевых, — Тогда и гость дорогою прямой Направил скакуна к себе домой. Был весел Науфаль, ретив скакун, — По-прежнему невесел был Меджнун. Отец его, с собой наедине, Так думал: «Прибыл Науфаль ко мне, Меня возвысил он среди людей, Мой дом почтил он милостью своей. Мне полководец оказал почет… Какая цель его сюда влечет?» И вспомнил он: «Твердили все кругом: С Меджнуном Науфаль давно знаком, Меджнуна ради обнажил он меч, Меджнуна сыном он желал наречь, На дочери своей женить его… Да, склонен он вступить со мной в родство А нет, — зачем он прискакал в мой стан? У Кайса не такой высокий сан, Чтоб запросто к нам ездил Науфаль! Без повода он прибыл бы едва ль… Мы Науфаля посетим сейчас, — Того учтивость требует от нас, Проявим кротость в разговоре с ним, Потом слова о браке изъясним. Нам будет радость, если скажет: да! А скажет: нет! — смиримся мы тогда. И вот старейшин всех собрал глава. Одобрили они его слова. Решили: Кайс останется в дому, — Не подобает выезжать ему. И вот плеяды полночи зажглись, И люди, как плеяды, собрались, И двинулись они степным путем, И сто рассказов повели потом, И побасёнкам не было конца. Увеселяя так свои сердца, Достигли науфалевых шатров. Они нашли гостеприимный кров. Умом высок и светел Науфаль! Гостей с почетом встретил Науфаль, Он поместил их в лучшие шатры, И начались веселые пиры. И гости, молчаливые досель, Открыли, в чем их посещенья цель. Был Науфаль обрадован весьма. Благая весть для сердца и ума! Сказал: «Давно уже, по мере сил, Заботу о Меджнуне я вкусил, О браке слово я сказал давно, То слово крепкое навек дано, Отказывать не стану и теперь. Назад ступайте к стану вы теперь, А здесь для пира свадебного я Велю готовить яства, пития. Меджнуна сыном скоро назову — Желаньем этим только и живу». И свадьбы день назначил Науфаль. Приготовленья начал Науфаль, Чтоб угощеньем на пиру блеснуть… Простились гости и пустились в путь, Поехали, довольные собой, Не зная, чтo им суждено судьбой. * * * Случилось так: Меджнун в своем шатре Метался, как преступник на костре, Его объяла пламенем любовь, Лишила воли, в степь толкала вновь. И вырвался язык огня любви, И выбежал безумец в забытьи. Родных разбив надежды, — убежал, В пустыню без одежды побежал. Так мчится до заката солнца он, Не знает сам, куда несется он, — Любовь Меджнуна по степи несла. Но вот седое небо до Козла [13] Домчалось, наконец, издалека, Собрало звезды — капли молока, Лепешку приготовило оно, И снова солнце мира зажжено! И услыхал Меджнун блеянье вдруг, И стадо увидал баранье вдруг, И встретился в пустыне с пастухом, — Казалось, был ему пастух знаком, И пастуха страдалец поразил, Страдальца о здоровье он спросил. «Твой лик благословен! — Меджнун вскричал, — Скажи, где прежде я тебя встречал? Меня влечет к тебе твой добрый нрав!» Сказал пастух, к ногам его припав: «Мой жребий скромен — я пастух простой. К баранам отношусь я с добротой, С ягнятами беседую всегда, Лейли принадлежат мои стада. В народе я видал тебя не раз, Страданья школу ты прошел у нас, Давно я знаю про твою беду, Но я лекарство для тебя найду!» Меджнун, чтоб высказать любовь свою, Упал пред ним, он сделал бровь свою Подковкой для сандальи пастуха, Воскликнул: «О не ведавший греха! Твои слова, как душу, я приму, Вернул ты душу телу моему! Ты мертвых оживляешь, как Иса, В пастушестве творишь ты чудеса! О ты — Муса: твой клич законом стал! Ты — Аарон: твой жезл драконом стал! [14] Нет, Хызром стал ты на моем пути, Живую воду мне помог найти! [15] В ночи разлуки стал ты светом дня. Я болен страстью. Пожалей меня». Сказал пастух: «Благословен твой путь! Мой друг, со мной до вечера побудь, Мне ведомо влечение твое, Мне сладко излечение твое». И вот Меджнун весь день в пыли бредет, Но длится долгий день, как целый год. И вот заходит солнце. День потух. К становищу погнал стада пастух, Потом баранью шкуру показал: «Накинь ее на плечи, — он сказал, — Войди в нее, Меджнун, согни свой стан И стань четвероногим, как баран, И буду в стаде я тебя пасти, — Такого случая не упусти. Узнай: как солнце озаряет мир В созвездье Овна, так и твой кумир, Играя и резвясь в кругу подруг, Сюда приходит, на зеленый луг, Чтобы взглянуть, как мы доим овец, Блеснуть, как солнце, для простых сердец, Дойдет она до головы твоей, — Тогда на пери бросить взгляд сумей!» И вот Меджнун — таков его удел — Баранью шкуру на себя надел, И весь вошел в нее, согнув свой стан, — И стал четвероногим, как баран. И вот встает становище вдали, И вот бежит с подругами Лейли, — Так в ореоле звезд блестит луна. Она тоской великою полна, Огонь разлуки щеки ей ожег, — Покрыл румянец кожу нежных щек. И лепесток — лицо ее: оно Росой кровавых слез напоено. И локон уподобился метле: Смятенья пыль развеял по земле. Смятение сурьмит ее глаза, В них блещет молния, шумит гроза, Печали черный дым клубится там, Ресница каждая — убийца там! Разумного сожжет ее краса, Безумного убьет ее гроза. Воистину красавица она: Все гибнет, лишь появится она. Ей пери позавидовать могли б!.. Ее Меджнун увидел — и погиб. Такой издал он исступленный вздох, Что небо задрожало, мир оглох! Среди баранов он упал в пыли, — Как будто на закланье повели. Забывшись, он заплакал, и тогда Бараны разбежались, кто куда, — Друг друга забодали на бегу. Лишь он один остался на лугу. «Что это значит?» — думает Лейли. «Кто это плачет?» — думает Лейли. И видит: шкура на траве лежит. И видит: в ней возлюбленный сокрыт. Он в пепел превращен огнем любви. Нет, лучше мускусом его зови! Как мускус — черен, а в глазах — тоска, Худое тело тоньше волоска. И горестью раздавлена Лейли, И разумом оставлена Лейли, С Меджнуном рядом падает. О нет, То падает на землю чистый свет! Любовью гурия занемогла, С Меджнуном рядом гурия легла… Кто был в любви правдив и светел, тот Возлюбленную любящей зовет. Служанок робких охватил испуг: С подругою соединился друг! И побежали, быстрые, к Лейли, И подняли ее, и унесли. Шли пастбищем овец и кобылиц, Придумывая сотни небылиц, Чтоб успокоить родичей Лейли. И вскоре скрылись девушки вдали… Вот повесть, удивляющая мир: Когда владыка племени Амир, Вернувшись в дом, узнал о беглеце, — Зажег он слезы на своем лице. Он дал излиться пламенным слезам, Пошел он, плача, по его следам, И всех расспрашивал о сыне он, Безумного нашел в пустыне он, Нашел его, покрытого песком, И на руках понес его бегом, Достиг он стана, тяжело дыша: Сто раз хотела вырваться душа. Но вот Меджнуна ложе наконец! Меджнун очнулся: перед ним отец. Где был он? Память бедная глуха: Баранов он забыл и пастуха… В степях Аймана ты пасешь стада. [16] Твой пес — тебе я верен навсегда. Я только твой рассказ передаю. Возьми же руку слабую мою. вернуться

13

Но вот седое небо до Козла… —Имеется в виду созвездие Козерога.

вернуться

14

Ты — Аарон: твой жезл драконом стал! — Намек на легенду, согласно которой жезл Аарона, брата Мусы (Моисея), превратился в дракона.

вернуться

15

Нет, Хызром стал ты на моем пути, // Живую воду мне помог найти! — Имеется в виду одна из легенд о Хызре, который помог Александру Македонскому найти «живую воду».

вернуться

16

В степях Аймана ты пасешь стада! — Традиционное обращение к богу. Айман — Йемен.