Нарушая приказы - Владимиров Александр Владимирович - Страница 43

Пока не наступил вечер, Золотарев с помощью математика уговорили герцога показать для царевича город Ганновер. Особенно Лейбниц настаивал, чтобы тот продемонстрировал Алексею рыночную церковь Святого Георгия и святого Якоба.

– Таких соборов в варварской Московии нет, Ваше Сиятельство, – пояснил Готфрид, – а еще библиотеку, коей я в свое время руководил.

Обе достопримечательности, ну, кроме сада само собой, были гордостями правителей Нижней Саксонии. Построенная в четырнадцатом веке лютеранская кирха вместе с более поздним зданием Старой ратуши – образовывали на Рыночной площади ансамбль в стиле «кирпичной готики». В библиотеке были собраны лучшие книги самых известных авторов Европы. Творения великих умов прошлого. Там же находился один из первых экземпляров «Государя» Макиавелли.

Когда в библиотеке отец принцессы попытался произвести впечатление на царевича тем что читал роман, Алексей только шмыгнул носом. Воспринятое как зависть вскоре было растолковано, через того же Лейбница, графом Золотаревым, как то, что сим нас не удивить. Эту книгу царевич осилил год назад, когда ему еще было шестнадцать лет. Предполагаемый тесть так и сел на диван с открытым ртом.

– Вот тебе и варварская Московия, – прошептал он. – Я помню ваши слова, Лейбниц, –проговорил он, обращаясь к философу, – стремление русских к европейской культуре – противно естеству.

– Беру свои слова обратно, ваше сиятельство, – молвил ученый.

Провели в Ганновере две недели, когда выезжали из столь славного города уже шел ноябрь. Андрей надеялся, что удастся добраться до портов Нидерландов как можно скорее. Скоро наступят холода, и плавание может быть не таким безопасным.

Увы, в Голландии пришлось задержаться до весны тысяча семьсот восьмого года. Уже подъезжая к Антверпену царевич подхватил простуду.

Каналы, канал, каналы. Скоро такой должна была стать по задумке Петра новая столица Московского государства. Они серебряными стрелами уходили за горизонт, подпитывая водой, словно щемящей тоской, землю. Множество домов жмущихся друг другу, построенные на дубовых сваях на удивление не создают четкую линию. И кривизна эта по причине того, что дуб начинает от постоянных перепадов воды гнить. Из-за чего здания причудливо клонятся набок. Амстердамцы называли их танцующими. Именно по этим каналам и доставляются к домам большинство грузов. Из-за того, что возникают проблемы, когда тяжелую мебель или тюки с товарами, трудно внести в здание вдоль фасада имеются специальные балки.

«Голландия имеет больше домов на воде, чем на суше», – писал в своих заметках один француз, живший в Голландии в шестнадцатом веке.

И хранительницами домашнего очага, следившими за чистотой и порядком, были милые голландки, которые даже отдыхая, занимались рукоделием. Француз де Сен-Эвримон писал в тысяча шестьсот шестьдесят пятом году маркизу де Реки: «Здешние дамы очень вежливы, и мужчины не обижаются на то, что общество их жен и дочерей предпочитают их собственному. Голландки достаточно приветливы для того, чтобы доставить нам развлечение, но не настолько оживлены, чтобы быть «опасными» для нашего спокойствия… Как бы то ни было, можно сказать, что голландским женщинам свойственна некоторая недоступность и воздержанность, и они передаются от матери к дочери по наследству… Все женщины, без исключения, того мнения, что выйдя замуж, они уже не смогут свободно располагать собой. Для них существует только долг…».

В последнем суждено было убедится Андрею, когда разместившись, с заболевшим царевичем Алексеем, на одном из постоялых дворов, они ощутили тепло и заботу. Хозяйка в белом чепчике кружила, как пчелка вокруг больного паренька. Она сперва испугалась, когда больного мальчишку внесли в дом. Первая мысль проскочившая в ее голове была – чума, но Андрей разубедил даму, что это всего лишь простуда.

Ноябрь был дождливый и ужасно холодный, не удивительно, что царевич простудился. Граф Золотарев даже пожалел, что в свое время не предложил Петру отказаться от столь легкой и в какой-то степени неудобной европейской одежды. Мода модой, но не за счет же здоровья. Вот только Андрей сомневался, что государь стал бы прислушиваться к его совету, особенно после того случая, когда монарх заказал себе костюм наподобие того, в котором эстонец попал в прошлое. Тот действительно не годился для этого мира, но ведь можно было бы просто вернуться к нормальным брюкам, а не носить эти штанишки до колен. К хорошим сапогам, а не к туфелькам в коих иногда приходилось щеголять.

Увы, но сейчас уже предпринимать что-то было поздно. Алексей заболел и не дай бог если он умрет, то и им с Шредером в скором времени придется проследовать за парнишкой. Петр не простит гибели единственного, на данный момент наследника, тем паче, что тот стараниями эстонца стал – «продолжателем идей моих» (по крайней мере так звучала фраза из уст государя, когда тот напутствовал перед отъездом из Нарвы майора Шредера).

Дама тут же приказала мужу отнести парнишку на второй этаж. Выделила ему комнату с окнами выходившими на юг.

– Больному нужен солнечный свет и тепло, – проговорила она, в том что в соседней комнате, окнами выходившей на канал прохладно, вскоре лично удалось убедиться офицерам. – С больным должен находиться только один, – продолжала дама, оглядела присутствующих и ткнула рукой в Онегина, – ты.

Затем позвала одного из сыновей. Паренек на пару лет младше Алексея выслушал ее просьбу и убежал.

– Сейчас прибудет доктор Бурхааве, – пояснила она. Взглянула оценивающим взглядом на мужчин и добавила, – а вам, господа, следовало бы перекусить.

Прошли в просторную комнату, расположенную на первом этаже. Андрей остановился на пороге, огляделся и предложил товарищам сесть у окна. Те согласились.

Пока разглядывали пейзаж, все сидели молча. Шипицын крутил в руках вилку, Шредер барабанил пальцами по столешнице, а Андрей нервно сжимал белоснежную скатерть.

– Да не переживайте господа, – проговорила хозяйка, возникшая для них неожиданно у стола. – Доктор Герман Бурхааве лучший врач во всем Амстердаме. Это он с чумой долго провозится, а с простой простудой у него вообще проблем не будет.

Она поставила на стол миску с вареной картошкой, рядом тарелочку со слабосоленой селедкой. Именно таким кушаньем почти десять лет назад потчевали Петра Алексеевича. Тогда ему сие блюдо очень понравилось. Он даже попытался привить выращивание картофеля в России, но пока из этого у него ничего не выходило. Стоит также отметить, что кушанье принесенное заботливой хозяйкой – было основной едой простых голландцев. Не удивительно, что крестьян тут именовали не иначе как – «Едоки картофеля», а сам город Амстердам – «город на селедочных костях».

– Вкуснее, чем ганноверские голуби, – проговорил Шипицын, облизывая пальцы. – Жаль, что у нас в государстве нет такой вкусной еды.

– Дай срок, – произнес Андрей, – будет.

Вот только срок понятие растяжимое. Эстонец точно помнил, что картофель в России приживется еще не скоро. Вначале пойдут отравления, когда крестьяне вместо корнеплодов попробуют употреблять в пищу плоды.

Дверь скрипнула и в зал вошел мужчина средних лет, в черном плаще и с небольшой серой сумкой. Он снял остроконечную шляпу, такие носили только почитатели идеи Кальвина, поклонился и произнес:

– Позвольте представиться – Герман Бурхааве. Вам повезло господа, что лучший доктор Голландии находился в гостях у своего кузена. Ну, а теперь кто меня проводит до больного?

Андрей хотел было встать, но из-за спины эскулапа раздался голос хозяйки:

– Я дорогой доктор. Это сделаю я.

Доктор повернулся и посмотрел на нее.

– А, это ты, Карнелия. Ну, веди, веди к своему больному.

Как только он ушел, Христофор отложил ложку в сторону и посмотрев на приятелей проговорил:

– А вы знаете кто это?

Увидев недоумение на лицах товарищей пояснил:

– Самый известный на данный момент в Европе лекарь. Царь Петр с удовольствием хотел бы видеть его при своем дворе. Когда путешествовал он по Европе, да изучал науки на голландских верфях не раз приглашал его к себе. Русские его фамилию, как Бургав произносят.