Путь через равнину - Ауэл Джин Мари Антинен - Страница 91

Эйла подала Уинни сигнал двигаться к стоянке. Кобыла помедлила, но, привыкнув к подчинению, двинулась вперед, поскольку команда женщины была важнее, чем интерес к другим лошадям. К тому же Волк врезался в середину табуна, и лошади бросились врассыпную, забыв об Уинни.

Когда она приехала на стоянку, все уже было готово. Джондалар только что установил три шеста — подвешивать продукты, чтобы их не выкрали хищники. Шатер уже стоял, яма была вырыта и обложена камнями, он даже сделал кольцо из камней для костра.

— Взгляни на тот остров, — сказал он, когда она спешилась, указывая на поросшую тростником полоску суши среди реки. Там было даже несколько деревьев. — Там целая стая аистов. Белых и черных. Я видел, как они садились. Хотелось, чтобы ты была здесь в это время. Это было достойное зрелище. Подлетая, они то опускались, то снова поднимались, а потом вдруг сложили крылья и упали с неба на землю, расправив крылья перед посадкой. По-моему, они летят на юг. Возможно, утром их уже не будет.

Она посмотрела на больших длинноклювых и длинноногих птиц. Они активно кормились, бегая туда-сюда по острову и даже по отмели, хватая все, что шевелилось: рыбу, ящериц, лягушек, насекомых и червей. Они ели даже падаль: на берег выкинуло труп бизона. Оба вида были схожи по строению, но различны по окраске. У белых аистов крылья были оторочены черными перьями, у черных белым было подбрюшье, и они в основном охотились за рыбой.

— Мы видели большой табун лошадей, — сказала Эйла, доставая куропаток. — Много кобыл и жеребят. А главный жеребец был белым.

— Белым?

— Такой же белый, как эти аисты. У него даже ноги были белыми. Среди снега его и не заметишь.

— Белые лошади редки. Я никогда не видел их. — Он вспомнил о Нории и Ритуале Первой Радости — на стене за кроватью висела белая конская шкура, украшенная красными головками пятнистого дятла. — Однажды я видел белую лошадиную шкуру.

Что-то в его голосе заставило Эйлу пристальнее посмотреть на него. Он увидел ее взгляд и слегка покраснел, но тут же повернулся, чтобы снять с Уинни сумки. Успокоившись, он объяснил:

— Это было во время… церемонии у народа Хадумы.

— Они охотятся на лошадей? — Она свернула седельную кожу. Затем взяла куропаток и пошла к реке.

— Да, охотятся. Почему ты спрашиваешь? — Джондалар пошел с ней.

— Помнишь, Талут рассказывал нам об охоте на белого мамонта? Для Мамутои это было опасно, потому что они — Охотники на Мамонтов. Если Хадумаи пользуются белой лошадиной шкурой во время церемоний, я подумала, что лошадь для них тоже особое животное.

— Возможно, но мы пробыли у них слишком недолго, чтобы узнать об этом.

— Но они охотятся? — Она стала ощипывать птиц.

— Да, когда Тонолан увидел их, они охотились на лошадей. Вначале их не обрадовала встреча с нами, потому что мы разогнали табун, который они преследовали.

— Надо бы сегодня надеть уздечку на Уинни и привязать ее рядом с шатром, — сказала Эйла. — Если здесь неподалеку охотники на лошадей, то я предпочитаю, чтобы она была рядом. Кроме того, мне не понравилось, как белый жеребец приближался к ней.

— Возможно, ты права. Надо бы и Удальца привязать. А вообще-то мне хотелось бы увидеть этого белого жеребца.

— А мне вовсе не хочется его видеть. Он очень заинтересовался Уинни. Однако он необычный и красивый. Ты прав: белые встречаются редко. — Вокруг нее разлетались перья. — Черные тоже редки. Помнишь, как об этом сказал Ранек? Он имел в виду самого себя, хотя он был коричневым, а не черным.

При упоминании имени мужчины, который чуть не стал другом Эйлы, Джондалар ощутил укол ревности.

— А ты не жалеешь, что не осталась среди Мамутои и не стала подругой Ранека?

Перестав работать, она повернулась и посмотрела в глаза Джондалара.

— Ты знаешь, что единственной причиной, почему я дала Обещание Ранеку, было то, что мне казалось, что ты не любишь меня больше, а он любил… Да, мне немного жаль. Я могла бы остаться в племени Мамутои. Если бы не встретила тебя, я была бы счастлива с Ранеком. Я любила его по-своему, но не так, как тебя.

— По крайней мере это честный ответ, — нахмурился он.

— Я могла бы остаться и в племени Шарамудои, но я хочу быть там, где ты. Если тебе нужно вернуться домой, я пойду с тобой. — Заметив серьезное выражение его лица, она поняла, что ее ответ не совсем удовлетворил его. — Ты спросил меня, Джондалар. Когда ты спрашиваешь, я всегда говорю правду. И хочу, чтобы ты тоже говорил обо всем, что чувствуешь. Даже если я не спрашиваю. Я не хочу, чтобы между нами возникло недопонимание, как это случилось прошлой зимой, когда я не знала, о чем ты думаешь, а ты не спрашивал, что со мной происходит. Пообещай мне, что всегда будешь говорить то, что думаешь.

Она была такой серьезной, что ему захотелось улыбнуться.

— Обещаю, Эйла. Я не хочу, чтобы когда-нибудь повторилось то, что было тогда. Для меня было невыносимо, что ты была с Ранеком, тем более что я видел, что любая женщина обратила бы на него внимание. Он — веселый и добрый. И он прекрасный резчик, просто художник. Моей матери он мог бы понравиться. Она любит таких. Если бы было все по-другому, он и мне пришелся бы по душе. Чем-то он напоминал мне Тонолана. Он отличался от других, но, как все Мамутои, был таким же откровенным и открытым.

— Да, это так, — сказала Эйла. — Я скучаю по Львиному стойбищу, скучаю по его народу. Мы редко видели людей на нашем пути. Так много земли и так мало людей.

Солнце клонилось к закату, и облака над горами окрасились в алый цвет. Вскоре стемнело. Эйла и Джондалар как раз закончили есть. Эйла встала, чтобы убрать оставшуюся дичь. Джондалар положил камни в костер, чтобы согреть чаю.

— Куропатки были восхитительные, — сказал он. — Рад, что мы остановились здесь. Это того стоило.

Эйла посмотрела в сторону острова и, сглотнув, широко открыла глаза. Уловив ее взгляд, Джондалар обернулся.

Несколько человек с копьями наперевес выступили из темноты на свет костра. На двух из них были накидки из конских шкур, увенчанные высушенной конской мордой, которая представляла что-то вроде капюшона. Джондалар встал. Один из них, откинув капюшон, пошел к нему.

— Зел-ан-дон-ии! — Человек показал на Джондалара. Затем стукнул себя по груди: — Хадумаи! Джерен! — Он широко улыбнулся.

Джондалар присмотрелся и улыбнулся в ответ.

— Джерен! Это ты? Великая Мать, не могу поверить в это! Это ты!

Человек перешел на незнакомый язык, по-прежнему дружелюбно улыбаясь.

— Эйла! — сказал Джондалар. — Это охотник — Хадумаи, тот, кто остановил нас, когда мы пошли неверной дорогой. Просто не верю.

Оба мужчины улыбались. Джерен взглянул на Эйлу, и его улыбка уже выражала восхищение. Он одобрительно кивнул Джондалару.

— Джерен, это Эйла, Эйла из народа Мамутои. Эйла, это Джерен, Хадумаи, — официально представил Джондалар.

Эйла протянула руки:

— Добро пожаловать к нам, Джерен, Хадумаи.

Джерен понял ее, хотя такое приветствие не было принято у его народа. Он вложил копье в держатель, привязанный за спиной, взял ее руки и сказал:

— Эйла, — показав тем самым, что знает теперь ее имя, но не понимает, что она сказала. Он снова стукнул себя по груди: — Джерен, — и добавил еще несколько незнакомых слов.

Вдруг он отшатнулся, увидев, как Волк подходит к Эйле. Увидев его реакцию, она немедленно встала на колени и обняла Волка. Джерен удивленно выпучил глаза.

— Джерен, — сказала она, вставая, — это Волк. Волк, это Джерен, один из Хадумаи.

— Волк, — сказал Хадумаи, все еще не пришедший в себя.

Эйла поднесла руку к носу Волка, как бы разрешая обнюхать ее, снова встала на колени и обхватила шею Волка, показывая свою близость с ним и отсутствие страха. Дотронувшись до руки Джерена, она поднесла свою руку к носу Волка, показывая охотнику, что надо сделать. Джерен неохотно протянул руку к зверю.

Волк дотронулся холодным носом до руки мужчины. Он уже много раз проделывал это в стойбище Шарамудои и, кажется, понял желание Эйлы. Затем Эйла взяла руку Джерена и положила на голову Волка, показав, что надо гладить по шерсти. Джерен понимающе улыбнулся и погладил Волка. Эйла вздохнула с облегчением.