Сфера - Валентинов Андрей - Страница 81

В наушниках молчание – тяжелое, трудное.

– Думаешь… Вернется?

Я поглядел в иллюминатор. Облака исчезли, океан подался к самому краю, уступая место бескрайней желтой пустыне. Неужели Австралия, родина джинсовых акул? Быстро же привык! Первый виток вокруг шарика, второй, третий… А там и на Луну слетать можно!

– Джимми-Джон вернется, Мирца! Он и не уходил, он «здесь», в нашей Сфере, рядом. Приплывет, никуда не денется! Между прочим, самое время прикинуть, чем ему помочь. Лилипутское ноу-хау! Мистер Гедеон еще не знает, что мы «здесь» можем стать очень опасными. В нашем компьютере, кажется, полным-полно всяких файлов?

[…………………………..]

– Гедеон намекнул, что ты умеешь забывать. Выходит, они нас слышали? Ты сказал это здесь, в Австралии. Помнишь? Если они тогда подслушивали все…

– Не надо!

– Не надо. Гордиться тебе и вправду… хм-м… нечем. Ну и пусть слушают, сволочи! ПОКА! Сегодня займемся кое-чем увлекательным. Да не дрожи, трусливый Тимми! Будем учиться летать. По-настоящему, понял? Так что пригласи сюда мистера Хайда…

77. РАССВЕТ

(Rezitativ: 2’31)

Отсюда город смотрится лучше всего. Удачнее не придумать – весь как на ладони, огромный, залитый утренним солнцем. Диск прямо подо мною – тоже огромный, острый, ярко-белый.

Новый Диск. Тот, который Главный – впереди, за широкой серой лентой Евфрата. Рядом желтый силуэт Здания, гигантская колба площади, стрелка, где Четвертая река встречает Первую.

Фисон, Евфрат… Названия редко вспоминаются. Зачем? Названия – дабы отличать, не спутать. А разве что-нибудь спутаешь в моем городе?

…А вот север (точнее, северо-восток) отсюда почти не виден. Там вообще лучше всего бывать вечером, туда ходят автобусы, там находится мое любимое кафе. То самое, при гостинице. Недавно заходили туда вместе с Л. На северо-западе всегда интересно – каждый раз что-нибудь да приключится.

Юг, красный юг, где почти никогда не темнеет, в это утро как на ладони. Новый Диск словно нарочно прописали, чтобы каждый раз разглядывать неровные плоскогорья, маленькие домики метеостанции, глубокие ущелья. Там – вход в Туннели. Давно не был, стоит заглянуть.

А на горизонте, еле заметной полоской… Нет, море все-таки слишком далеко. Ничего, увижу. Скоро! Сегодня!

Знакомая набережная – прямо тут, под ногами. Длинные девятиэтажные дома, мой – второй отсюда, окна выходят во двор.

Я выключил компьютер? Выключил, выключил, выключил!!!

Ну, пора?

– Не-е-е-е-е-е-е-е-е-ет!..

К счастью, не вслух – про себя. Вслух мой отчаянный вопль, вероятно, напоминает нечто среднее между мурлыканьем и мычанием.

– Не-е-е-е-е-ет! Не нада-а-а-а-а-а!..

Вот так и напеваю. Но глаза не зажмуриваю, иначе ничего не увидеть. А зачем я тогда!..

– Ай-й-й-й-й!

…залез в это крылатое корыто? Я не испугался, я очень люблю летать на планерах. Очень-очень! Можно сказать, страх, как люблю. Ой, страх!..

– Мама-а-а-а-а!..

Вверх, вниз, снова вверх, снова вниз, потом все по-новой, затем вниз-вверх одновременно, потом куда-то в сторону. Вираж, снова вираж…

Это тебе не мотоцикл, мистер Хайд! И не «челнок», Том Тим Тот, наглый астронавт из Лилипутии!..

А все равно – научусь. А все равно – не страшно! Почти не страшно. Зато…

Зато теперь я вижу море – ту самую тонкую полоску на горизонте. Жаль, сегодня туда не добраться, не попасть. Ничего, доберусь завтра, послезавтра, после-после… «Здесь» ни разу не приходилось плавать по морю. А что? Не поискать ли в знакомом заливе приблудившийся парусник? «Вот он, легкий предутренний бриз. Как цветок, распускается бриг. Паруса, паруса, на канатах – роса. И прибоя гремит полоса…»

Выше, еще выше! Ветер крепчает, несет скрипящее крылатое корыто к самому зениту…

Здорово видно, даже лучше, чем с Диска! Весь город, весь мой мир, моя страна «здесь». Обе ее половины. Сегодня – за широким неспешным Евфратом, и Вчера – у громады Здания, в узких улочках, по которым на рассвете скрипят телеги. Вчера и Сегодня… Просто названия, просто слова, и Вчера, и Сегодня – только география, «здесь» ничего – и никто – не исчезает навсегда. И не исчезнет.

Мир будет таким, каким ты захочешь его увидеть… Да, именно так!

Выше, еще выше! Вот он, мой Эль-Рей… Нет, не Эль-Рей! Никогда больше не вспомню эту песню. Старая романтика, черное перо! Рая нет, он мне и не нужен, пусть его ищет лилипут Том Тим Тот. Мы с ним как-нибудь поделим нашу Сферу – как поделили ее с Джекилем. Интересно, сколько НАС всего? В скольких мирах?

Все! Пора и вниз. Площадь уже близко.

Туда?! Слева дома, справа – громада Здания, впереди – главная улица, полная машин. Корыто не скрипит, не трещит даже – гремит кровельным железом. А колпак пластиковый вибрировать начал, противно так.

Направо! Направо, тут площадь шире, колба все-таки.

Сколько до Здания? Метров сто… девяносто… пятьдесят? Все, закрываю глаза! Ну, не герой я, не герой. Не геро-ой-ой-ой!!!

[…………………………..]

Но ведь города не было? Он исчез, превратился в зеленую пустыню, ушел под траву, закрылся туманным Евфратом? Нет, так не бывает, не должно быть! Город – это я, просто я меняюсь, как и он. Меняюсь – но все равно остаюсь, черная полоса исчезает, рассыпается чернильными кляксами.

Черная полоса? Мы с кем-то… Мы с Альдой видели радугу! Да! Каждый Охотник Желает Знать…

[…………………………..]

– Садись, солдат Яшка!

Дед уже вывел машину. Свежевымытая «Победа» победно сверкает кофейными боками. Победно, победоносно. Нашему броневику нипочем грунтовки и проселки, нипочем даже осенняя грязь. «Клиренс!» – гордо говорит в таких случаях дед.

– А куда едем? – спешу уточнить. – К морю?

Дед смеется, качает седой головой, неторопливо подходит к дверце. В руках – тяжелая палка. Ноги отказывают, не слушаются. Сандомирский плацдарм, ночной бой гвардейской танковой бригады, орден Красного Знамени, контузия, которая все-таки его догонит в далекой московской больнице.

…Черные ленты, надписи серебрянкой, равнодушное белое небо, мелкие снежинки в тихом воздухе…

– Не спеши, солдат Яшка. К морю летом поедем. Нам в поселок нужно, мне обещали саженцы привести.

Саженцы… Зеленые верхушки яблонь за серым штакетником, черешня у калитки, тамариск – божье дерево возле маленького виноградника. Или все-таки туя?

– Садись за руль.

Я?! Нашел, дед, водилу! «Здесь» хоть на мотоцикле гоняю, а «там» вообще…

– Садись, садись. Скорости переключаются, где руль. Не забыл?

Верно, ручное управление. Совсем недавно установили.

…Привычный уют маленького салона, плетенка на рулевом колесе, смешной (пимпочка влево, пимпочка право) переключатель ближнего и дальнего света. На спидометре – цифры до «90». А куда, в самом деле, гнать броневику?

– Бабушка не смогла поехать, ей нужно малыша в детский сад отвести.

Смотрю на часы. Не на свои – на дедовы, моих в это утро нет. Как и сигарет в кармане.

…С сигаретами, впрочем, понятно. Дед не курит. И не дай господь увидит. Характер – комиссарский!..

Стрелка часовая, стрелка минутная… Да, все верно. Бабушка отводит маленького любопытного внука в детский сад, папа с рассветом поехал в свое КБ, мама наверняка в командировке – пыль в карьерах измеряет.

– Чего смеешься, солдат Яшка?

– А у тебя, дед, часы «Победа». Даже забыл, что ты носил такие. Ну, эпоха у вас была, Оруэлл прямо! Автомобиль «Победа», часы «Победа»…

– Угу!

На загорелом лице – знакомая усмешка. Хорошо виден шрам на левой щеке. Я так и не спросил у деда, откуда память. С первой ли его войны, со второй?

– Заводи, заводи, врангелевец! Перед перекрестком развернешься… Это потом твой Оруэлл таким умным стал. А знаешь, чем он в Испании занимался, в 1938-м? Не-е-ет, не тем, о чем этот предатель в «Прощании с Андалузией» написал! Такие, как он, из меня в тот же год показания в Лефортово выбивали!