Жена Дроу (Увидеть Мензоберранзан и умереть) (СИ) - Баздырева Ирина Владимировна - Страница 87

— Неужели, даже такой убийственный аргумент, не убедил вас, что философский камень нельзя создать искусственно — с улыбкой говорил Дорган магу.

— Однако же, он существует, — упрямо настаивал на своем ученый.

— Я этого не отрицаю, — сказал Дорган, — но его нужно добывать, а не создавать.

— И вы знаете, как? - подался к нему Руфус, пытливо заглядывая в его глаза через толстые линзы очков.

Дорган покачал головой.

Герцог оказался несказанно щедр к своим друзьям и в день их отъезда, им подвели прекрасных лошадей, через седла которых были перекинуты переметные сумы, набитые провизией. Кроме того, что они увозили с собой Венок победы, герцог вручил каждому из них, по бархатному кошелю с серебром. Они пустились в путь к Олдсу, в город где жил почтенный архивариус Криспин.

На пути в Олдс и из него

В пути возникли проблемы и конечно же не у кого нибудь, а у Ники. Ни разу в жизни не садившейся на лошадь, каждый раз ей приходилось забираться в седло с чей-то помощью, но стоило только животному всхрапнуть, мотнуть головой или просто переступить на месте, как она тут же съезжала с него. Не известно кому больше требовалось терпения, Доргану и его друзьям, мгновенно взлетавшим в седло и ждавших, когда Ника взберется на свою лошадь, или самой несчастной лошади, на спине которой неловко елозил горе-всадник, не умеющий устроиться в нем. Первое время ее подсаживал Дорган, пока она не заявила, что ей хочется самой научится садиться на лошадь. И первое время компания каждый раз наблюдала одни и те же мучительные попытки: сперва Ника старательно впихивала ногу в стремя, потом ухватившись за луку седла, подтягивала себя к нему и плюхалась на него животом и уж тогда, из своего надежного лежачего положения перекидывала ноги через седло, путаясь в юбке. Покидала она седло также: съезжая с него на животе. Эльф все время был рядом, что бы поддержать ее, однако Нику его опека раздражала. Когда эта трудность, худо бедно, была преодолена, возникла другая: как держаться в седле? У Ивэ с этим проблем не было. Сняв платье, скатав его и спрятав в дорожную суму, она облачилась в свой мужской наряд, а потому ехала в седле по-мужски, отлично держась в нем. Нику же платье селянки обязывало сидеть в седле боком, по-дамски, но так она не выдерживала общего темпа, съезжая с седла, и остальным приходилось останавливаться, чтобы дождаться ее.

— Сядь по мужски, — велела ей, после одной из таких остановок, потерявшая терпение Ивэ.

— Да, но юбка…

— Ничего с тобой не приключится и прелести твои никто не увидит, — юбка достаточно широка, чтобы позволить себе сесть подобным образом.

— Да, но ты уверена…

— Если что, распорем боковой шов

— Садись ко мне за спину, а твою лошадь поведем на поводу, как запасную, — предложил, поравнявшийся с ней Дорган.

— Не… - отказываясь, мотнула головой Ника. — Ты все время уходишь на разведку и мне все равно придется ехать на твоем коне одной. Я уж лучше на своей лошадке.

В первый же вечер сползая с лошади, у придорожного трактира, где они остановились на ночлег, Ника пожаловалась, что отбила о седло весь зад и ноги ее теперь никак не хотят соединяться. У эльфа полыхнули глаза, а Ника кусала губы от боли, пока он растирал ей, задеревеневшие от долгой езды, бедра.

— Лучше бы мы шли пешком, — стонала она.

Чем дальше они двигались на север, тем гуще, темнее и не проходимей становились леса. Широкий, наезженный, тракт постепенно переходил в малохоженную, похожую на тропу, дорогу. И только разбитая колея, да убогие трактиры, что встречались на их пути, указывали на то, что по ней все же ездят. Постоялые дворы становились беднее и подавалось там, по преимуществу, одно мясо, без всяких овощей, не считая репы и чечевицы. Но мясо было на любой вкус: вареное, копченое, вяленое, жареное и не прожаренное. Здешние люди казались малообщительными, сдержанными и явно предпочитали добротные одежды без всяких излишеств в отличие от своих благодушных, открытых, ярких соседей - южан.

В день маленькая кавалькада покрывала несколько миль, проезжая деревушки, маленькие городки, минуя мощные цитадели замков. Дворф и варвар вели себя сдержанно, а Дорган как всегда держался в тени. Мужчины откровенно заскучали, когда на узкой лесной дороге, на них не напали разбойники. В какой-то момент, ехавший впереди Дорган, начал замедлять ход, придерживая своего коня, пока не остановил его совсем. Он повернулся к Боргу, сделав какой-то знак. Борг кивнул и Дорган, соскользнув с седла, бесшумно скрылся в кустах, а Борг перехватил повод его коня. То, что кавалькада ведет за собой свободную лошадь, не должно было вызвать подозрения, потому что любой путешественник, отправляясь в дальний путь, имел заводную лошадь, если конечно, мог себе это позволить. Проехав немного вперед, они наткнулись на завал. Поперек дороги лежало дерево мешая своей пышной кроной всадникам сразу преодолеть это препятствие, вынуждая их спешиться, чтобы расчистить себе путь.

Вдруг Борг кубарем скатился с лошади и спрятался под ней, а у ее копыт, вонзилась, дрожа оперением, пущенная кем-то стрела. Харальд, напротив, не торопился покидать седло, а крутясь на своем коне на одном месте, оглядывая придорожные заросли, поудобнее перехватил рукоять своего молота. Ивэ, взяла повод Никиной лошади и отъехала вместе с ней назад. Из кустов с воплями и дикими криками повскакивали косматые, здоровые мужики с дубинками и мечами. И тут началась потеха. Оказалось, мечами нападавшие владеть не умеют, а их дубинки несколькими ударами если не переломал, то выбил из рук, Харальд. Но больше всего их напугал, с рыком выскочивший из-под лошади Борг, принявшийся с остервенением лупить их секирой по ногам. Они неловко подпрыгивали и неуклюже отскакивали от вонзавшейся у самых носок их сапог секиры, выпучив от усердия и страха глаза, со взмокшими красными лицами. Харальд пинками сбивал горе-разбойников в кучу, все время норовивших улизнуть от своей бывшей жертвы в кусты, не желая марать об это отребье руки. Доргана не было видно, но то, что стрелок на дереве, так неудачно пустивший стрелу в Борга, больше не давал о себе знать, было его рук делом. Он вышел на поляну, когда уже измученные разбойники не знали куда деваться от двух воинов — великан и коротышка вусмерть загонявшие их.

Ивэ, придерживая лошадь Ники, вовсю веселилась, наблюдая как ее мужчины,уставшие от примерного поведения развлекаются. Она не отказала и себе в удовольствии, пнув в лицо подлетевшего к ней разбойника, решившего, что мимо испуганных женщин он легко сможет прорваться и спастись, прихватив с собой их и лошадей. Но не тут-то было. Едва он схватил под уздцы лошадь Ивэ, как получил в лицо сильный удар сапогом, сломавший ему нос. Осев на траву, прижимая ладони к лицу, он гундосо поносил Ивэ на чем свет стоит, но стоило ей глянуть в его сторону, как он тут же умолк, предпочитая не связываться с рыжей чертовкой - себе дороже. Словом, ребята озорничали, стараясь как можно сильнее напугать незадачливых разбойников. Совсем обессилевших грабителей связали и обобрали до нитки, взяв все, что при них оказалось, чтобы потом пожертвовать это барахло, первому попавшемуся деревенскому храму. Боргу и Харальду достались лишь вспоминание об этом приключении, которое еще долго поднимало им настроение.

На третий день, после случившегося ограбления, они остановились в придорожной гостинице, что находилась в большой крепкой деревне. Дорога к ней шла мимо полей с высокой колосящейся рожью, что доходила всадникам до колена. Гостиница, как и трактир при ней, оказалась приличной и путники решили, что отдохнут здесь. Как всегда Харальд, в сравнении с малорослым дворфом, вызвал у посетителей интерес, однако, никто их не задирал и не цеплялся. Дорган, верный своей привычке, через какое-то время зашел вслед за ними, пристроившись немного в стороне. Подошел трактирщик, поинтересовался, что добрые господа желают на ужин и выслушав их, удалился на кухню. Вскоре он вернулся с миской овощного рагу, тушеной бараньей ногой и кувшином вина.