Том 1. Стихотворения - Жуковский Василий Андреевич - Страница 55

55

Любовная карусель, или Пятилетние меланхолические стручья сердечного любления *

(тульская баллада)

В трактире тульском тишина,   И на столе уж свечки, Като * на канапе одна,   А Азбукин * у печки! Авдотья * , Павлов Николай   Тут с ними — нет лишь Анны. «О, друг души моей, давай   Играть с тобой в Татьяны!» — Като сказала так дружку,   И милый приступает, И просит скромно табачку,   И жгут крутой свивает. Катошка милого комшит,   А он комшит Катошку; Сердца их тают — стол накрыт,   И подают окрошку. Садятся рядом и едят   Весьма, весьма прилежно. За каждой ложкой поглядят   В глаза друг другу нежно. Едва возлюбленный чихнет —   Катошка тотчас: здравствуй; А он ей головой кивнет   И нежно: благодарствуй! Близ них Плезирка-пес кружит   И моська ростом с лось! Плезирка! — милый говорит;   Катоша кличет: — мось! И милому дает кольцо…   Но вдруг стучит карета — И на трактирное крыльцо   Идет сестра Анета * ! Заметьте: Павлов Николай   Давно уж провалился, Анета входит невзначай —   И милый подавился! «О милый! милый! что с тобой?» —   Катоша закричала. «Так, ничего, дружочек мой,   Мне в горло кость попала!» Но то лишь выдумка — злодей!   Он струсил от Анеты! Кольцо в глаза мелькнуло ей   И прочие конжеты! И говорит: «Что за модель?   Извольте признаваться!» Като в ответ: «Ложись в постель», —   И стала раздеваться… Надела спальный свой чепец   И ватошник свой алый И скомкалася наконец   Совсем под одеяло! Оттуда выставя носок,   Сказала: «Я пылаю!» Анета ей в ответ: «Дружок,   Я вас благословляю! Что счастье вам, то счастье мне!»   Като не улежала И бросилась на шею к ней, —   Авдотья заплясала. А пламенный штабс-капитан:   Лежал уже раздетый! Авдотья в дверь, как в барабан,   Стучит и кличет: «Где ты?» А он в ответ ей: «Виноват!»   «Скорей!» — кричит Анета. А он надел, как на парад,   Мундир, два эполета, Кресты и шпагу нацепил —   Забыл лишь панталоны… И важно двери растворил   И стал творить поклоны… Какой же кончу я чертой?   Безделкой: многи лета! Тебе, Василий! вам, Като,   Авдотья и Анета! Веселье стало веселей;   Печальное забыто; И дружба сделалась дружней;   И сердце всё открыто! Кто наш — для счастья тот живи,   И в землю провиденью! Ура, надежде и любви   И киселя терпенью!

Плач о Пиндаре *

(быль)

Однажды наш поэт Пестов * , Неутомимый ткач стихов И Аполлонов жрец упрямый, С какою-то ученой дамой * Сидел, о рифмах рассуждал, Свои творенья величал, — Лишь древних сравнивал с собою И вздор свой клюквенной водою, Кобенясь в креслах, запивал. Коснулось до Пиндара слово! Друзья! хотя совсем не ново, Что славный был Пиндар поэт И что он умер в тридцать лет, Но им Пиндара жалко стало! Пиндар великий! Грек! Певец! Пиндар, высоких од творец! Пиндар, каких и не бывало, Который мог бы мало-мало Еще не том, не три, не пять, А десять то́мов написать, — Зачем так рано он скончался? Зачем еще он не остался Пожить, попеть и побренчать? С печали дама зарыдала, С печали зарыдал поэт — За что, за что судьба сослала Пиндара к Стиксу в тридцать лет! Лакей с метлою тут случился, В слезах их видя, прослезился; И в детской нянька стала выть; Заплакал с нянькою ребенок; Заплакал повар, поваренок; Буфетчик, бросив чашки мыть, Заголосил при самоваре; В конюшне конюх зарыдал, — И словом, целый дом стенал О песнопевце, о Пиндаре. Да, признаюся вам, друзья, Едва и сам не плачу я. Что ж вышло? Все так громко выли, Что все соседство взгомозили! Один сосед к ним второпях Бежит и во́пит: «Что случилось? О чем вы все в таких слезах?» Пред ним все горе объяснилось В немногих жалобных словах. «Да что за человек чудесный? Откуда родом ваш Пиндар? Каких он лет был? молод? стар? И что о нем еще известно? Какого чину? где служил? Женат был? вдов? хотел жениться? Чем умер? кто его лечил? Имел ли время причаститься? Иль вдруг свалил его удар? И словом — кто таков Пиндар?» Когда ж узнал он из ответа, Что все несчастья от поэта, Который между греков жил, Который в славны древни годы Певал на ска́чки греков оды, Язычник, не католик был; Что одами его пленялся, Не понимая их, весь свет, Что более трех тысяч лет, Как он во младости скончался, — Поджав бока свои, сосед Смеяться начал, да смеяться Так, что от смеха надорваться! И смотрим, за соседом вслед Все — кучер, повар, поваренок, Буфетчик, нянька и ребенок, Лакей с метлой, и сам поэт, И дама — взапуски смеяться! И хоть я рад бы удержаться, Но признаюся вам, друзья, Смеюсь за ними вслед и я!