Том 2. Баллады, поэмы и повести - Жуковский Василий Андреевич - Страница 14

14

Рыбак *

Бежит волна, шумит волна!   Задумчив, над рекой Сидит рыбак; душа полна   Прохладной тишиной. Сидит он час, сидит другой;   Вдруг шум в волнах притих… И влажною всплыла главой   Красавица из них. Глядит она, поет она:   «Зачем ты мой народ Манишь, влечешь с родного дна   В кипучий жар из вод? Ах! если б знал, как рыбкой жить   Привольно в глубине, Не стал бы ты себя томить   На знойной вышине. Не часто ль солнце образ свой   Купает в лоне вод? Не свежей ли горит красой   Его из них исход? Не с ними ли свод неба слит   Прохладно-голубой? Не в лоно ль их тебя манит   И лик твой молодой?» Бежит волна, шумит волна…   На берег вал плеснул! В нем вся душа тоски полна,   Как будто друг шепнул! Она поет, она манит —   Знать, час его настал! К нему она, он к ней бежит…   И след навек пропал.

Рыцарь Тогенбург *

«Сладко мне твоей сестрою,   Милый рыцарь, быть; Но любовию иною   Не могу любить: При разлуке, при свиданье   Сердце в тишине — И любви твоей страданье   Непонятно мне». Он глядит с немой печалью —   Участь решена; Руку сжал ей; крепкой сталью   Грудь обложена; Звонкий рог созвал дружину;   Все уж на конях; И помчались в Палестину,   Крест на раменах. Уж в толпе врагов сверкают   Грозно шлемы их; Уж отвагой изумляют   Чуждых и своих. Тогенбург лишь выйдет к бою:   Сарацин бежит… Но душа в нем все тоскою   Прежнею болит. Год прошел без утоленья…   Нет уж сил страдать; Не найти ему забвенья —   И покинул рать. Зрит корабль — шумят ветрилы,   Бьет в корму волна — Сел и по́плыл в край тот милый,   Где цветет она. Но стучится к ней напрасно   В двери пилигрим; Ах, они с молвой ужасной   Отперлись пред ним: «Узы вечного обета   Приняла она; И, погибшая для света,   Богу отдана». Пышны праотцев палаты   Бросить он спешит; Навсегда покинул латы;   Конь навек забыт; Власяной покрыт одеждой,   Инок в цвете лет, Неукрашенный надеждой   Он оставил свет. И в убогой келье скрылся   Близ долины той, Где меж темных лип светился   Монастырь святой: Там — сияло ль утро ясно,   Вечер ли темнел — В ожиданье, с мукой страстной,   Он один сидел. И душе его унылой   Счастье там одно: Дожидаться, чтоб у милой   Стукнуло окно, Чтоб прекрасная явилась,   Чтоб от вышины В тихий дол лицом склонилась,   Ангел тишины. И дождавшися, на ложе   Простирался он; И надежда: завтра то же!   Услаждала сон. Время годы уводило…   Для него ж одно: Ждать, как ждал он, чтоб у милой   Стукнуло окно; Чтоб прекрасная явилась;   Чтоб от вышины В тихий дол лицом склонилась,   Ангел тишины. Раз — туманно утро было —   Мертв он там сидел, Бледен ликом, и уныло   На окно глядел.

Лесной царь *

Кто скачет, кто мчится под хладною мглой? Ездок запоздалый, с ним сын молодой. К отцу, весь издрогнув, малютка приник; Обняв, его держит и греет старик. «Дитя, что ко мне ты так робко прильнул?» — «Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул: Он в темной короне, с густой бородой».— «О нет, то белеет туман над водой». «Дитя, оглянися; младенец, ко мне; Веселого много в моей стороне: Цветы бирюзовы, жемчужны струи; Из золота слиты чертоги мои». «Родимый, лесной царь со мной говорит: Он золото, перлы и радость сулит».— «О нет, мой младенец, ослышался ты: То ветер, проснувшись, колыхнул листы». «Ко мне, мой младенец; в дуброве моей Узнаешь прекрасных моих дочерей: При месяце будут играть и летать, Играя, летая, тебя усыплять». «Родимый, лесной царь созвал дочерей: Мне, вижу, кивают из темных ветвей».— «О нет, все спокойно в ночной глубине: То ветлы седые стоят в стороне». «Дитя, я пленился твоей красотой: Неволей иль волей, а будешь ты мой».— «Родимый, лесной царь нас хочет догнать; Уж вот он: мне душно, мне тяжко дышать». Ездок оробелый не скачет, летит; Младенец тоскует, младенец кричит; Ездок погоняет, ездок доскакал… В руках его мертвый младенец лежал.