Живущий в ночи - Кунц Дин Рей - Страница 89

Я отодвинул ногой стул от стола и сказал:

– Ну ладно, садись.

В мгновение ока он вскочил на стул и уселся – весь внимание, не сводя с меня нетерпеливого взгляда.

– Только что, – начал я, – мисс Гуделл услышала от меня совершенно не правдоподобный, почти безумный рассказ, подтверждением которого могут служить только записки вконец свихнувшегося попа. Она приняла его на веру лишь потому, что является сексуально озабоченной и постоянно нуждается в мужчине, а я – единственный, кто соглашается с ней спать.

Саша швырнула в меня недоеденным куском жареного хлеба с маслом. Он упал на стол прямо перед носом Орсона, и тот ястребом кинулся на добычу.

– Нельзя, брат! – сказал я.

Пес замер в сантиметре от кусочка хлеба – с открытой пастью и оскаленными зубами. Повинуясь моему приказу, он не стал есть лакомство, а лишь с видимым удовольствием обнюхал его.

– Если ты поможешь мне убедить мисс Гуделл в том, что все рассказанное мной о проекте Форт-Уиверна является правдой, я поделюсь с тобой омлетом и жареной картошкой.

– Пожалей собаку, Крис, – попросила Саша, – у нее сейчас разорвется сердце.

– У него нет сердца, – ответил я, – у него внутри только желудок.

Орсон укоризненно посмотрел на меня, словно упрекая за то, что я издеваюсь над ним, тогда как он не имеет возможности ответить мне по заслугам.

Обращаясь к псу, я сказал:

– Если захочешь сказать «да», кивнешь головой.

Если «нет» – потрясешь головой из стороны в сторону.

Понял?

Орсон смотрел на меня, переминаясь с ноги на ногу и глупо ухмыляясь.

– Может, ты не веришь Рузвельту Фросту, но ты должен полностью доверять девушке, которая сидит рядом с нами. Видишь ли, у тебя нет выбора. Дело в том, что мы с ней намерены быть вместе – с сегодняшнего дня и до конца – под одной крышей, раз и навсегда.

Орсон повернул голову к Саше.

– Разве я не прав? – спросил я ее. – До конца?

– Я люблю тебя, Снеговик, – улыбнулась она, а затем, обращаясь к Орсону, сказала:

– С сегодняшнего дня, Пух, вас уже не двое. Теперь нас – трое.

Орсон взглянул на меня, мигнул, перевел взгляд на Сашу, еще раз мигнул и уставился на кусок жареного хлеба перед своим носом.

– Итак, ты понял, когда нужно кивать, когда мотать головой? – строго спросил я.

Поколебавшись, Орсон кивнул.

Саша хихикнула.

– Как ты думаешь, она – хорошая? – осведомился я.

Орсон кивнул.

– Она тебе нравится?

Еще один кивок.

По моему телу прокатилась волна радостного возбуждения. Посмотрев на Сашу, я увидел, что ее лицо осветилось тем же чувством.

Моя мать, разрушив наш мир, в то же время одарила его чудесами, которые раньше случались только в сказках.

Помощь Орсона была мне нужна не только для того, чтобы подтвердить рассказанную мной историю. Я хотел поднять наше настроение, заставить нас поверить в то, что жизнь может существовать и после Уиверна. Пусть сегодня человечеству противостоят такие опасные противники, как первый отряд обезьян, сбежавший из лабораторий Форт-Уиверна, пусть мы стали жертвами таинственной заразы, передающейся генетическим путем от особи к особи, пусть не многие из нас переживут ближайшие годы и не подвергнутся при этом фундаментальным интеллектуальным, психическим и тем более физиологическим изменениям, пусть мы, сегодняшние победители извечного генетического состязания, собьемся с ноги, упадем и выйдем из гонки на выживание. Пусть. Но все равно сохраняется возможность того, что будут другие люди – сильнее и выносливее, и они лучше нас смогут противостоять жестокому новому миру.

Уют в холодном доме – лучше, чем бездомность.

– Ты думаешь, Саша красивая? – спросил я Орсона.

В течение нескольких секунд он смотрел на Сашу оценивающим взглядом, затем повернул голову ко мне и кивнул.

– Мог бы ответить и побыстрее, – с притворной обидой надулась Саша.

– Он не стал торопиться и решил присмотреться к тебе повнимательнее, поэтому можешь быть уверена в том, что он искренен, – успокоил я ее.

– Ты мне тоже нравишься, – сказала Саша псу.

Орсон благодарно завилял хвостом.

– Повезло мне с ней, правда, братец?

Он с энтузиазмом кивнул.

– А мне повезло со Снеговиком, верно? – спросила Саша.

Орсон повернулся к ней и помотал головой: «Нет».

– Эй! – возмутился я.

Пес подмигнул мне, ухмыльнулся и издал тоненький звук. Я мог бы поклясться, что он хихикал.

– Даже говорить не может, а издевается, – возмутился я.

Мы уже не делали вид, что нам весело. Нам на самом деле было весело.

Если вам весело, вам ничто не страшно. Это – один из фундаментальных принципов, на которых зиждется жизненная философия Бобби Хэллоуэя, и с высоты своего теперешнего – постуиверновского – знания я могу смело утверждать, что философ Боб предлагает гораздо более эффективный рецепт счастья, нежели все его высоколобые конкуренты: Аристотель, Кьеркегор, Томас Мор, Шеллинг и Джакобо Дзабарелла, которые ставили на первое место логику, порядок и метод. Все это важно, не спорю. Но можно ли измерить, проанализировать и понять все в нашей жизни лишь с помощью одних этих инструментов? Нет, я не становлюсь на сторону тех, кто утверждает, что встречался со снежным человеком, что умеет общаться с душами умерших или является возродившимся к жизни Кахуной, но когда я смотрю, куда привело нас чрезмерное увлечение логикой, порядком и методом, когда я наблюдаю разразившуюся над нами генетическую бурю… Я думаю, что был бы гораздо более счастлив, катаясь на волнах и не думая ни о чем другом.

С точки зрения Саши, приближающийся апокалипсис вовсе не являлся поводом для бессонницы. Она спала, как всегда, крепко.

Мое же сознание, несмотря на неимоверную усталость, дрейфовало между беспокойным сном и бодрствованием. Я то погружался в дрему, то выпрыгивал из нее и бессмысленно таращился в темноту.

Дверь спальни была заперта и, более того, приперта стулом, а на полу развалился Орсон, который в случае вторжения в дом посторонних выступил бы в роли системы раннего оповещения. На моей тумбочке лежал «глок», а на тумбочке у изголовья Саши находился ее «смит-вессон» – «чифс спешиал» 38-го калибра. И все же я не чувствовал себя в безопасности и время от времени тревожно просыпался от ощущения, что кто-то ломится в спальню.

Но даже сны не баловали меня. В одном из них я увидел себя бродягой, бредущим вдоль шоссе в полнолуние. Я то и дело поднимаю вверх большой палец в тщетной надежде остановить машину, а в другой руке у меня – портфель. Точно такой же, как папин, только тяжелый, словно набит кирпичами. Наконец я ставлю его на землю, открываю, и оттуда, разворачиваясь кольцами, словно кобра из корзины, начинает подниматься шеф полиции Стивенсон с горящими золотым огнем глазами. В этот момент я понимаю, что, если в моем портфеле может находиться такая странная вещь, как мертвый полицейский, во мне самом может быть что-то еще более странное. Я расстегиваю «молнию» на своем черепе, приподнимаю его крышку и… просыпаюсь.

За час до захода солнца я спустился на кухню и позвонил Бобби.

– Как погода в обезьяньем заповеднике? – поинтересовался я.

– Приближается буря. С моря движется грозовой фронт.

– Ты хоть немного поспал?

– Чуть-чуть, после того как разбежались маленькие засранцы.

– Когда это случилось?

– Как только я решил поменяться с ними ролями и сам стал гипнотизировать их.

– Они наверняка застеснялись, – предположил я.

– Верно, черт побери. У меня нервы покрепче, и они это знают.

– У тебя много патронов к твоему ружью?

– Несколько коробок.

– Мы привезем еще.

– Саша сегодня ночью не работает?

– По субботам передача не выходит, – ответил я. – А может, и вообще больше не будет выходить.

– Это что-то новенькое.

– Слушай, у тебя там есть огнетушители?

– Ты, по-моему, слишком высокого мнения о себе.