Дайте кошке слово - Романова Наталья Игоревна - Страница 30

Часть III

По воде плавает белый, легкий, прозрачный плот. На плоту, распластав по воздуху крылья, застыл на тоненьких ножках мотыль. Мотыль сушится «на ветру». Ветер рябит воду, ветер носит плот по воде, и ветер же сушит мотыля. А мотыль — это комар, мохнатоусый комар. Каждый ус у этого комара похож на густое, мохнатое перо. Комар вытянул усы ввысь, как две мачты. Усы тоже сохнут. Весь мотыль сохнет с головы до ног, потому что он только что вылез из воды, где, будучи червем, плавал и извивался восьмеркой. Красной восьмеркой в темной воде. Теперь же он стоит на своей бывшей «червячьей оболочке», и она служит ему плотом.

А вот и второй комар, вернее, комарик, потому что он раз в десять меньше мотыля. Его называют — грибной комарик. Вылез комарик из земли, поднялся в воздух и присоединился ко множеству таких же, как и он, комариков. Сталкиваются в воздухе комарики по двое, по трое, а то и сразу по десятку. Сталкиваются, разлетаются, опять сталкиваются. Друг дружку обгоняют и ввысь и вдаль и снова возвращаются к основной массе комариков, потому что комарики эти в воздухе стараются держаться вместе. Видно, характер у них не изменился, хоть и превратились они из грибных червей в грибных комаров. Летают, дерутся, меряют силы. Мошкара — называют их.

…Жук вылез из дырочки и осмотрелся. Первый раз в жизни он увидел небо, траву, деревья. Первый раз в жизни он вдохнул в себя свежий лесной воздух. Первый раз в жизни он почувствовал, что хочет есть. Жук небольшой. Спина у него черная, брюшко коричневое. Голова маленькая, с усиками. Жуку предстоит большая, длинная жизнь. Он найдет себе «жучиху», будет грызть с ней дырки в коре деревьев, потом ходы под корой. Заведет детей: маленьких червят, которые тоже, как и он, начнут прогрызать ходы… Все это будет, обязательно будет, если вот только его вдруг не уничтожат. Потому что он и есть тот самый злостный вредитель деревьев, которого зовут — короед.

…Выглянула из спального мешка и расправила крылья галлица. Галлица — это что-то между мухой и комаром, в общем — мушка. Галлицами называют таких мушек потому, что от их личинок мякоть листа разрастается и образует вырост — галл. Но наша галлица галлов не образует. Наша галлица — это галлица-ракитница. Она просто не дает распускаться молодым листочкам ракиты…

Итак, червячок превратился в галлицу. Галлица постучала по стенке черного, почти уже истлевшего домика, и образовалось окошко. Окошко в мир.

Расстояние в двадцать сантиметров трехмиллиметровому малинному жуку кажется километрами. Если бы жук мог, он бы наверняка ругал себя, что, когда был червяком, так глубоко зарылся в землю. Правда, если бы жук умел думать, он бы, вероятно, понял, что иначе его затопили бы дожди либо выбросила на поверхность лопата.

Жук не умеет думать. Всеми шестью лапками он разгребает землю. Упрямо и настойчиво продвигается вверх, к свету, солнцу, пространству.

…Муравей тащит муравья. Тот, который тащит, — черный с бурым отливом. Тот, которого тащат, — белый. Вы скажете: белых муравьев не бывает. Красные бывают муравьи, черные, рыжие, желтые, а белых не бывает. Оказывается, бывают. Эти муравьи абсолютно неподвижны. Они похожи на восковые мумии. Только вот мумии никогда не могут ожить, а белые муравьи оживают. Оживают постепенно. Словно в них вливают жизнь по капелькам. Сначала они становятся желтоватыми, потом коричневыми и, наконец, черными. Такими же черными, как те муравьи, которые их сейчас носят. И которые прежде носили червяков.

Червяк № 1 превратился в мотыля, червяк № 2 — в грибного комарика, червяк № 3 — в короеда, № 4 — в галлицу, № 5 — в малинного жука, № 6 — в муравья. Только червяк № 7 ни в кого не превратился. Он так и остался червяком. Он продолжает рыть землю. Он приносит пользу: за год черви с одного гектара «обрабатывают» пятьдесят тонн земли. Возможно, именно поэтому он такой довольный и выглядит так солидно. У него уже есть и потомство. Маленькие червята. Со временем червята подрастут, но и они никогда ни в кого не превратятся. Потому что червяк № 7 и есть настоящий червяк, а все остальные шесть червей вовсе не черви. Это личинки. Личинки насекомых. У них обязательно вырастут ножки и крылья. И они будут карабкаться по деревьям, летать, звенеть в воздухе.

ДВЕ УЛИТКИ

Есть улитки, которые живут на деревьях. Ползет такая улитка по дереву, по зеленому листу, по ветке; голову высоко подняла, два рога торчат вверх, а два поменьше — вниз. Нижними она ощупывает, а верхними смотрит. (На конце этих рогов глаза.)

Ползет, говорите? Ну нет — плывет. Гордо задрав голову, медленно, важно, выставив вперед ногу, — плывет. Вот это походка! Вот это стать!

Ту улитку, что так свободно и красиво на дереве жила, я встретила на Кавказе.

А у нас под Москвой мне повстречалась другая. Жила она в заросшем пруду. Рядом с тем прудом дома выросли — шестиэтажные и восьмиэтажные. Люди из тех домов ходят мимо пруда и в пруд всякую всячину кидают. Окурки, очистки, отбросы. Все тут есть. И среди всего этого улитки живут. Ползают по дну. И так же гордо, задрав голову и вытянув вверх рога, — «плывут». Ощупывают все, что попадается по дороге.

А по дороге все что хочешь попадается. То попадается, что человек совсем в другое место должен бросить. А по глупости сюда бросил.

Медленно движется улитка по окурку, по апельсиновой корке, по обрывку газеты. И все рогами осматривает, потому что и у нее на рогах глаза. И раз уж лежит тут — надо изучить, что это: друг или враг?

Те улитки, что на суше живут, дышат легкими, а те, что в воде — жабрами. Но не все. Наша улитка время от времени из воды высовывается и воздух заглатывает. Она хоть в пруду живет, а тоже дышит легкими. Видно, предки ее в воду вернулись: тянуло их в родную стихию.

Человека ведь тогда еще не было. А уж окурков да газет — и подавно. Так что в воде очень хорошо было жить.

ВО ДВОРЕ

Во дворе ходит птица. Она не похожа на тех, что прыгают рядом. Те прыгают, а она ходит. А рядом вот кто: голуби и воробьи.

У голубей головка маленькая, тело как будто вылеплено из глины — словно голубь не птица, а статуэтка.

Ну а воробьи — те только и знают что прыгают. Скок, скок, прыг, прыг возле голубей. Вроде бы и не воруют у них, вроде бы и не прихлебатели, а просто рост подвел. А так бы воробей — серьезная была птица. Деловая.

Но та птица, о которой я начала рассказ, совсем на них не похожа.

Она будто ученый среди них, обыкновенных птиц. Голова большая, клюв вытянут, значительный клюв. Посмотришь, и сразу видно: умная птица. И ходит эта птица среди голубей да воробьев так, будто знает, что совсем не такая она, как они. А тут, среди них, оказалась случайно.

И голуби, видно, это тоже понимают. Выстроились за чужеродной птицей гуськом и прыгают за ней — любопытство их одолевает.

Но не до них этой птице. Уж что с этой птицей, не знаю, а только летать, по-моему, она не очень-то способна. То ли крыло у нее подбито, то ли в каких-то особых условиях выросла. Может, действительно ученая? Может, у человека жила, по-человечьи говорить умеет, поэтому и ходит с умным видом?

Вот птица поближе к дому направилась, голуби да воробьи за ней цепочкой — словно ее шлейф несут. Серая ворона этому не противится.

Но тут голуби да воробьи вспорхнули — и нет их. Дело в том, что из подвала появилась кошка. Вышла вроде бы посмотреть, что тут делается. А на самом деле давно знает, что здесь происходит. На морде это у нее написано. Морда у кошки круглая, хитрая, кошка глаза жмурит. Будто и не торопится. Будто птице фору дает, поскольку та, видно, не совсем в норме. И вот это обстоятельство больше всего кошку забавляет: что, мол, делать, серая ворона, будешь, давай посмотрим?