Сочинения - Поплавский Борис Юлианович - Страница 33

33

Юный доброволец

Путешественник хочет влюбиться, Мореплаватель хочет напиться, Иностранец мечтает о счастье, Англичанин его не хотел. Это было в стране синеглазой, Где танцуют священные крабы, И где первый, первейший из первых, Дремлет в розовых нежных носках. Это было в беспочвенный праздник, В отрицательный, високосный, День, когда говорят о наборе, В день. когда новобранцы поют. И махают своими руками, Ударяют своими ногами, Неотесанно голос повыся, Неестественно рот приоткрыв. Потому что над серою башней Закружил алюминьевый птенчик, И над кладбищем старых вагонов Полыхнул розовеющий дым. Потому что военная доля Бесконечно прекраснее жизни. Потому что мечтали о смерти Души братьев на крыше тайком. А теперь они едут к невесте В красной кофте, с большими руками, В ярко-желтых прекрасных ботинках С интересным трехцветным флажком. Хоть известно, что мир сепаратный Заключили министры с улыбкой, Хоть известно, что мирное время Уж навеки вернулось сюда. И прекрасно женат иностранец, И навеки заснул англичанин, Путешественник не вернется, Мореплаватель мертв давно.

«Синий, синий рассвет восходящий…»

А.С. Гингеру

Синий, синий рассвет восходящий, Беспричинный отрывистый сон, Абсолютный декабрь, настоящий, В зимнем небе возмездье за все. Белый мир поминутно прекрасен, Многолюдно пустынен и нем, Безупречно туманен и ясен, Всем понятен и гибелен всем. Точно море, где нежатся рыбы Под нагретыми камнями скал, И уходит кораблик счастливый, С непонятным названьем «Тоска». Неподвижно зияет пространство, Над камнями змеится жара, И нашейный платок иностранца Спит, сияя, как пурпур царя. Опускается счастье, и вечно Ждет судьбы, как дневная луна. А в тепле глубоко и беспечно Трубы спят на поверхности дня.

«Пылал закат над сумасшедшим домом…»

А. Минчину

Пылал закат над сумасшедшим домом, Там на деревьях спали души нищих, За солнцем ночи, тлением влекомы, Мы шли вослед, ища свое жилище. Была судьба, как белый дом отвесный, Вся заперта, и стража у дверей, Где страшным голосом на ветке лист древесный Кричал о близкой гибели своей. Была зима во мне и я в зиме. Кто может спорить с этим морем алым, Когда душа повесилась в тюрьме И черный мир родился над вокзалом. А под землей играл оркестр смертей, Высовывались звуки из отдушин, Там вверх ногами на балу чертей Без остановки танцевали души. Цветы бежали вниз по коридорам, Их ждал огонь, за ними гнался свет. Но вздох шагов казался птичьим вздором. В се засыпали. Сзади крался снег. Он город затоплял зарею алой И пел прекрасно на трубе зимы И был неслышен страшный крик фиалок, Которым вдруг являлся черный мир.

Зеленый ужас

На город пал зеленых листьев снег, И летняя метель ползет, как пламя. Смотри, мы гибель видели во сне, Всего вчера, и вот она над нами. На лед асфальта, твердый навсегда,  Ложится день, невыразимо счастлив. И медленно, как долгие года, Проходят дни, солдаты синей власти. Днесь наступила жаркая весна На сердце мне до нестерпимой боли, А я лежал водою полон сна, Как хладный труп; раздавлен я, я болен. Смотри, сияет кровообращенье Меж облаков, по венам голубым, И я вхожу в высокое общенье С небесной жизнью, легкою, как дым. Но мир в жару, учащен пульс мгновений, И все часы болезненно спешат. Мы сели только что в трамвай без направленья, И вот уже конец, застава, ад. Шипит апрельской флоры наважденье, И пена бьет из горлышка стволов. Весь мир раскрыт в весеннем нетерпеньи, Как алые уста нагих цветов. И каждый камень шевелится глухо, На мостовой, как головы толпы, И каждый лист полураскрыт, как ухо, Чтоб взять последний наш словесный пыл. Темнеет день, весна кипит в закате, И музыкой больной зевает сад. Там женщина на розовом плакате, Смеясь, рукой указывает ад. Восходит ночь, зеленый ужас счастья Разлит во всем, и лунный яд кипит. И мы уже, у музыки во власти У грязного фонтана просим пить.