Сочинения - Поплавский Борис Юлианович - Страница 62

62

Париж 1925

«Божественный огонь строптивый конь…»

Божественный огонь строптивый конь Несет меня с могуществом поноса А вы глядите дева из окон Не видя дале розового носа И вместе с тем прикован я ко вам Так стрелка ищет полюс безучастный Иль по земле летит стремглав кавун Чтоб о него разбился мяздрой красной Что может быть несчастнее любви Ко вам ко вам о каменные бабы Чьи пальцы слаще меда иль халвы Чьи глазки распрекрасны как арабы

<1925–1927>

«Черепаха уходит под череп…»

Черепаха уходит под череп Как Раскольников в свой раскол Плач сыновий и рев дочерий Высыпаются с треском на стол Но довольно этого срама Заведите ротор мотор Мир трещи как оконная рама Разрывайся как ватный платок

«Есть в этом мире специальный шик…»

Есть в этом мире специальный шик Показывать что Ты лишен души

<1925–1927>

«Мне ль реабилитировать себя…»

Мне ль реабилитировать себя За преступленье в коем все повинны Кто улетал на небо бытия Чтоб воинскую избежать повинность Спохватываюсь и спеша пишу С зловещими названьями записки Слегка дымлю потом в петле вишу Потом встречаю деву с легким писком Над евою тружусь щипя власы Под девою во мгле в земле гуляю Иль ухожу на самые басы Потом воркую или тихо лаю Нагое безобразие стихов Воспринимаешь ты как бы одетым И спишь о странность тамошних духов А мы пускаем газы бздим квартетом

<1926>

«Акробат одиноко взобрался на вышку…»

Акробат одиноко взобрался на вышку Озирает толпу, что жует и молчит Но оркестр умолк барабан закатился Сладострастные дамы прижались к мужьям А внизу хохотал размалеванный клоун На спине расточая луну богачей Он доподлинно знал о присутствии Бога Профессиональный секрет циркачей

«Луна часов усами повела…»

Луна часов усами повела Цифирью осклабилась безобразно Лежит душа с улыбкою вола Во сне во сне возвышенно и праздно

«В Америку ехали воробьи…»

В Америку ехали воробьи На розовом дирижабле Их встречал там Чарли Чаплин Мери Пикфорд клялась в любви И другие киноактеры (Шура Гингер я впал в твой тон) Заводили свои моторы Надевали свои пальто

«Я пред мясной где мертвые лежат…»

Я пред мясной где мертвые лежат Любил стоять, хоть я вегетарьянец. Грудная клетка нежностию сжата Ползет на щеки нестерпим румянец. Но блага что сжирает человек Сего быка с мечтательной подругой Запомнит он потом на целый век Какою фауне обязан есть услугой. Хотя в душе и сроден мне теленок, Я лишь заплакал в смертный час его. Здоровый конь не тронет до сего Лишь кони умирающие конок. Благословен же мясника топор И острый нож судьбы над грудью каждой. Ведь мы любви не знаем до тех <пор> Как умирающий воскликнет «жажду!»

Снежная пудра бульвара

Пудрится снегом бульвар пустой Ночью тихо засыпают укусы И раны от одичавшей жизни злой Когда-то ласковой и золотисто-русой Делает это куртизанка после свидания Лицо помятое красное, исцарапанное ногтями Засыпает слоем пудры Чтобы опять служить любовным будням Завтра опять новые раны следы На свежем слое снега зачернеют гадко И опять, когда уйдут они Он будет пудриться украдкой Спокойной пудрою молекул Туманных блеск, себя покрыв Под фонарем светящий сектор Снежинок света молчалив.

Бред

Сегодня мертвецы опять вбивают гвозди в свои большие медные гробы кровавых капель распухнувшие грозди чертят перед глазами красные круги. Смотрите там в углу сидит унылый дьявол и ловит на лету летящий моноплан когда-то был царем и он когда-то правил Теперь унылый черт сошел на задний план Какой-то там мертвец проснулся слишком рано он будит мертвецов соседей по гробам Фосфорицитный свет шипя течет из раны течет и расплывается, загнивши, по губам Я, кажется, больной и очень слишком нервен Я, кажется, умру через четыре дня нет просто тяжело какой-то орган прерван но как светла и легка душа

«В полдневный час белеет синева…»

Л.К.

В полдневный час белеет синева В пыли старьевщик прекращает пенье Меланхолически дневное синема Чуть слышным звоном слизывают тени Внутри рояль играет чуть живой Над призраком какой-то славы прежней Мир на вершине солнечной кривой Замедлил шаг прислушиваясь к бездне Больным сердцам мила дневная тьма Но где-то дальше грохот отдаленный И над скольженьем светового дна По тонкой крыше тает шелест сонный А вечером прозрачна синева Лоснится кашель сыростью осенний И холодом омытая листва Средь желтых луж бросает ярко тени Ах молодость тебя нельзя забыть Косой огонь вечерняя погода И некуда идти и некого любить Безделие и жалость без исхода Всю ночь в кафе под слабый стук шаров О чем Ты пишешь. Утро голубеет И соловей из глубины дворов Поет таясь как он один умеет Ах это все не верится Тебе Что это так что это все что будет В казарме день играет на трубе И первые трамваи город будят.