Блокадная этика. Представления о морали в Ленинграде в 1941 —1942 гг. - Яров Сергей - Страница 91

91

В. М. Глинка поведал и такую историю. Он помог подняться упавшему человеку, но сделав несколько шагов и обернувшись, увидел, что тот вновь осел в снег; возвращаться он не решился [1418]. «…Против нашего дома среди мостовой стояла на коленях, почти на корточках, женщина и кричала: „Помогите, помогите граждане, не оставьте умереть". Народ в молчании шел мимо, ушла и я, у меня не было сил, а предстояло вскарабкаться на пятый этаж», – читаем запись в дневнике другой блокадницы [1419].

«Мы стали как каменные», – отметила в дневнике 2 января 1942 г. Т. Жданова-Степунина [1420]. Не только не поднимали людей – не боялись и переступать через них или их трупы [1421]. На многое смотрели прагматично и буднично – без переживаний и стыда. «В вестибюль вползает умирающий. Вахтер выталкивает его на улицу» – эта сцена, описанная Л. А. Ходорковым, вполне объяснима: погибшего надо хоронить за счет предприятия, а рядом лежат в штабелях не погребенные тела рабочих. «Утром будет еще один труп» – так заканчивается эта запись [1422].

Считали, что упавших блокадников все равно нельзя спасти, а вот помощь им способна надломить и без того мизерные силы других людей. «Ну и что, что упал. А через час будет твой черед, ты упадешь», – вспоминала о времени января-февраля 1942 г. С. Готхарт [1423].

Дело ведь не ограничивалось тем, что надо было помочь подняться ослабевшим горожанам. Иногда упавший человек не мог даже внятно назвать свою фамилию и адрес [1424]. Куда же вести его, особенно в то время, когда еще не были созданы обогревательные пункты на улицах? В переполненные больницы, куда мало кого принимали? [1425]Кто бы решился тратить на это время и силы, не будучи уверен в успехе и озабоченный больше собственным выживанием? Так и оставляли их на улице – приподнимая, присаживая на сугроб или ступеньки и, уходя, не решаясь обернуться.

История, рассказанная писателем В. Кочетовым, показывает нам все детали этой скорбной картины. Проходя по улице, он с женой обнаружил лежавшего на тротуаре старика. Поднять его не удавалось – он вновь и вновь падал на землю. Шедшая мимо «старушка с пустой кошелкой» предупредила: «Всех не подымете. Вон в том подъезде женщина лежит упавшая» [1426]. Рядом находилась аптека – они пошли туда вызывать «скорую помощь»: «… Продавщица вышла из-за прилавка, отодвинула подол юбки до колен и я увидел ее неправодоподобно толстые, пугающие ноги… „Разве для всех нас «скорую помощь» вызовешь?… Ваш старик упал от голода, а я, вот, например, с него пухну, пухну с каждым днем, и может быть, завтра-послезавтра тоже упаду. А что делать?"» [1427]

Обратились к постовому милиционеру, сказали ему, что нельзя оставлять человека в беспомощном состоянии: «„Нельзя, нельзя", – соглашался милиционер, а в глазах у него тоже был голод» [1428].

Когда он возвратился к старику, тот был мертв. У людей, которых просили о помощи, какое-то неживоеспокойствие. Никто не волнуется, не злится, не обижается. Мягко объясняют, соглашаются без споров и сочувствуют старику – вынося ему молчаливый приговор. И старик все понимает: «Едва открывая рот, он ответил: „Не беспокойтесь. Прошу вас“». Конец был неотвратим, и все знали, каким он будет. «Много прошел испытаний, повидал всякого, но не было еще ни разу впереди столь глухой стены невозможности что-либо предпринять, что-либо изменить, остановить, предотвратить…», – так заканчивает свой рассказ В. Кочетов [1429].

2

Он бывал в Ленинграде наездами и не был истощен, как не был подготовлен и к тому, чтобы безучастно пройти, не оборачиваясь, мимо чужих несчастий. Сколько людей в порыве сострадания пытались на первых порах помочь обессилевшим блокадникам, и безуспешно: человек был мертв [1430]. А потом и не вглядывались пристально – уверяли себя, что и этот, упавший рядом, тоже погиб, а если и жив, то неизбежно и скоро умрет. И если даже захотят им помочь, то в одиночку сделать это будет не под силу, а кого еще позвать на пустынных улицах – оправдывались и таким аргументом. Как можно считать себя исполнившим нравственный долг, если рядом со спасенным лежат еще несколько человек, которых обходят стороной?

Именно в рассказах людей, приехавших в Ленинград издалека и ненадолго, эти попытки спасти горожан освещены очень подробно. Те, кто видел такие сцены каждый день, описывали их более скупо. Э. Постникова прибыла в Ленинград вначале 1942 г. и подобное зрелище ей было непривычно. Идя по Большому проспекту Петроградской стороны, она услышала стоны замерзавшего человека. Им оказался «дистрофик». Она поспешила к нему: «…На ступеньках парадного подъезда сидел скорчившийся паренек. Я нагнулась и спросила, что с тобой. Скрипучим голосом в растяжку он сказал: „Карточки украли, умираю"» [1431].

Самое первое и благородное желание – помочь. Она, возможно, полагала, что в этом доме и живет подросток: надо найти его квартиру, позвать родных, соседей… В парадной было темно. Из первой квартиры, куда она постучалась, ей никто не ответил. Нащупав во мраке вторую и третью дверь, постучала и по ним – никто их не открыл. «Я вышла из дома. Паренек молчал. Я пошла дальше своей дорогой» [1432]. И оправдывала себя: подняться выше по лестнице сил нет, да и другие блокадники вряд ли могли его спасти. И уйти было, наверное, тем легче, что теперь он молчал, не стонал, прося о поддержке, ничего не требовал.

Уйти, быстрее уйти, не оглядываясь, успокаивая себя тем, что человек отдохнет и встанет сам. Уйти, боясь, что он снова закричит, и тогда малая толика еще не истребленной человечности заставит вернуться. И если кто-нибудь упадет прямо здесь же, на их глазах, поднимать еще и еще раз – лишь бы оставалась уверенность в том, что ему хоть в чем-то удалось помочь.

В. Семенова с сестрой упавшую женщину поднимали трижды: «Потом посадили ее на ступеньку у парадной дома. Возвращаясь через некоторое время, увидели, что она… мертвая» [1433]. В. М. Глинка, выйдя на улицу после долгой болезни, пытался помочь всем, кого он увидел лежащими на улице. Вначале он пробовал их поднять: «Двоих как-то посадили на ступеньки попавшихся подъездов». Отошел, оглянулся и увидел ставшую тогда привычной сцену: «Один… упал, скользнул по косяку и лежал на тротуаре» [1434].

Так бывало не раз, но уверения в том, что человек не упал, а просто присел, что с ним случился обморок и, очнувшись, он продолжит свой путь, не являлись беспочвенными и не были только средством самооправдания. Случалось ведь и такое, и нередко. Педагог А. П. Серебрянников падал 9 раз, везя на санках свой архив в ГПБ, но все-таки довез [1435]. П. Капица рассказывал, как обходили те, кто шел на завод, упавшего рабочего: «А тот молчаливо лежит, в надежде, отдохнув, самостоятельно добраться до проходной» [1436].

И чтобы сохранить силы, некоторые блокадники часть пути ползли, объясняя, что это легче, чем вставать после многочисленных падений. Может, тогда и не стоит остро переживать, увидев еще одного ползущего человека, и не спрашивать его ни о чем? А если он пытается двигаться, не просит помощи, не кричит, то, вероятно, он уверен, что он сумеет выкарабкаться в одиночку? И нужно ли тогда тревожиться? И потому отчасти объяснима картина, нарисованная Б. Михайловым, одним из самых эмоциональных очевидцев блокады: «На одной из улиц упал человек… Ему не встать. Он пытается кричать, но крика нет – лишь какое-то тоскливое молчание. Он царапает коченеющими пальцами следы еще живых людей, пытается привстать. К нему никто не подходит. Все идут на работу» [1437].

вернуться

1418

Глинка В. М.Блокада. С. 178.

вернуться

1419

Публичная библиотека в годы войны. СПб., 2005.

вернуться

1420

Жданова-Степунина Т.Из дневника // Память. С. 136.

вернуться

1421

См. запись рассказа «пожилой интеллигентной дамы», сделанную А. Вертом: «На улицах и на лестницах приходилось перешагивать через трупы. Их… просто не замечали» (Верт А.Россия в войне 1941–1945. С. 240); письмо М. И. Туркиной Д. П. Туркину 26 февраля 1942 г.: «У нас на глазах упадет человек, народ перешагнет через него и пойдет дальше, утром, идя на работу… перешагнешь не один труп, вмерзший в лед или просто в снегу лежащий» (Лейберов И. П.Не последние годы. С. 41); воспоминания З. В. Янушевич: «Поскользнувшихся и упавших никто не поднимает, все проходят мимо, переступая и не замечая никого» (Янушевич З. В.Случайные записки. С. 62–66).

вернуться

1422

Ходорков Л. А.Материалы блокадных записей. 13 января 1942 г.: РДФ ГММОБЛ. Оп. 1-р. Д. 140. Л. 13, 14.

вернуться

1423

Готхарт С.Ленинград. Блокада. С. 44. Ср. с интервью с одной из блокадниц: «А вот я иду, человек упал, и я понимаю, что если я начну этого человека подымать, то я тоже упаду и тоже не встану. И я уйду и этому человеку не помогу. Очень часто именно так объяснялось». Другая из жительниц города передавала такой рассказ своей матери: «…Шла на завод… Мужчина живой, говорит…: „Дай мне руку, я же тут замерзну!“А она наклонилась к нему и говорит: „Ты прости меня. Я не могу тебе дать руки. Я очень слабая. Я сама еле-еле иду. Мне сейчас надо на завод. Потом обратно. У меня же не хватит сил. Ты меня потянешь и я упаду. Прости меня“. Повернулась и пошла и руки не подала» (Память о блокаде. С. 114).

вернуться

1424

Кубасов А. Н.[Стенографическая запись воспоминаний] // Оборона Ленинграда. С. 505.

вернуться

1425

См. реплику М. В. Машковой об упавшем человеке, которого она пыталась спасти: «…Он неизбежно умрет, ведь „скорая помощь" умирающих не берет» (Машкова М. В.Из блокадных записей. С. 15 (Запись 12 февраля 1942 г.)); ср. с воспоминаниями Д. С. Лихачева: «…В регистратуре [поликлиники. – С. Я.]лежало на полу несколько человек, подобранных на улице… Я спросил: „Что же с ними будет дальше?" Мне ответили: „Они умрут". – „Но разве нельзя отвезти их в больницу?" – „Не на чем, да и кормить их там все равно нечем. Кормить же их нужно много, так как у них сильная степень истощения"» (Лихачев Д. С.Воспоминания. С. 456).

вернуться

1426

Кочетов В.Улицы и траншеи. С. 190.

вернуться

1427

Там же. Ср. с дневником М. С. Коноплевой: «Заходила сегодня в аптеку на Кирочной… В аптеке умирали двое мужчин и женщина, прося о помощи: старик аптекарь беспомощно разводил руками – у них не было лекарств от голода» (Коноплева М. С.В блокированном Ленинграде. Дневник. 16 января 1942 г.: ОР РНБ. Ф. 368. Д. 2. Л. 24).

вернуться

1428

Кочетов В.Улицы и траншеи. С. 190.

вернуться

1429

Там же.

вернуться

1430

Молдавский Дм.Страницы о зиме 1941/42 годов. С. 357; Гредасов В. И.[Запись воспоминаний] // 900 блокадных дней. С. 83.

вернуться

1431

Постникова Э.Записки блокады: ОР РНБ. Ф. 12.73. Л. 9, 9 об.

вернуться

1432

Там же.

вернуться

1433

Семенова В.Легенда и быль // Память. С. 131.

вернуться

1434

Глинка В. М.Блокада. С. 178.

вернуться

1435

А. П. Серебрянников – сотрудникам ГПБ (Цит. по: Алексахина И. В.Из писем фронтовых лет // В память ушедших и во славу живущих. С. 25.

вернуться

1436

Капица П.В море погасли огни. С. 257 (Дневниковая запись 14 января 1942 г.).

вернуться

1437

Михайлов Б.На дне войны и блокады. С. 51.