Пляски демонов - Сафронов Виктор Викторович - Страница 51

Борзой давно так долго и на взгляд собравшихся, складно и умно не говорил, а тут общее горе не только сплотило и заставило собраться поесть и выпить, но еще и открыло новые горизонты таланта претора-трибуна.

Принесли холодную водку в хрустальном запотевшем со слезой графине. Разлили. Опять вспомнили про то, что следует перед выпивкой произнести магические слова про вечную память и пуховую землю. Выпили. Борзой, вроде нашел в мозгу интересную мысль:

— …Добрался к вершине власти — и всё. Сам можешь задницу не рвать. А под известные всем кладбищенские попевки про расцвет и процветание России, будь любезен деток, родственников, свояков и своячениц, пристрой по полной программе или что бы глаза у тебя бесстыжего лопнули. — Он осоловело, уставился в жарко горящий камин. — Заводик, там какой-никакой сраный, банчишко облезлый, дубраву с озером. Хорошо помогают беспроцентные кредиты лет на сорок… Конечно всё это не относится к проблемам квантовой физики, но уж больно далека она от народа, а нам сейчас, чтобы с голоду не помереть, о живых надо думать.

Борзой даже зажмурился от тех радужных перспектив, которое нарисовало его злое, уголовное воображение. Перечисление же должностей, имущества, денег тех родственников, которые сейчас находились у кормила власти, заставляло люто их ненавидеть и завидовать им же. Правда, даже это не помешало ему выпить.

После выпитого хозяин поминок, рухнул в кресло и уснул. Зойка Полька скомандовала отнести его в спальню, там раздела и сама примостилась.

А вы, милостивы судари мои интересуетесь, спрашиваете срывая голос, мол, какая такая «у слуг народа» мотивация, карабкаться по трупам, предавать и продавать, чтобы дорваться, хотя бы к средним вершинам власти?

Совесть, стыд, порядочность — калённым железом выжигается из окружающего пространства, как вселенское зло. Эти химеры не только могут по миру с сумой пустить, но и элементарно оставить голодным, это не говоря уже о власти.

Поэтому. Прочь сомненья. Победа должна быть одержана любой ценой… Подчеркиваю — любой. И… Это… Как в какой-то басне лиса говорила: «мы за ценой не постоим!»

Зоя Полька попыталась охладить пыл проснувшегося агитатора и пропагандиста, пытаясь намеком дать понять, что один звонок и проституток самых лучших будет предложено несколько дюжин, успевай выбирай, да поворачивайся… Но Борзой только головой отрицательно мотал и хрустел огурцами и невесть откуда взявшейся клюквой. А она не унималась.

— Предвыборная борьба вступила в нехорошую стадию — говорила и рукой гладила его жирную плешь в обрамлении жиденьких, седых волос. — Трупов уже много, вон дядю Пашу, ёб…ого онаниста и то достали, как бы и тебя того… Этого…

— Не боись. Мы с тобой и не через такое проходили. Е…ть ту Люсю об гумно! Вспомни.

— Захват и передел колхозного рынка? Не такое и большое событие. — Она упрямо тряхнула головой, так что слетел парик. — Даже те жмурики, которых ты пожёг на мусоропереработке, это мелочи по сравнению с тем, что нас ожидает сейчас. Давай уедем. Капусты нарубили — не меряно. Чего тебе еще надо?

— Для того, чтобы ты меня правильно поняла, я хочу рассказать тебе как умирали мои деды.

Он тяжело поднялся с кровати, подошел к столику, налил стакан воды. Подумал. Выплеснул её в кадку с апельсиновым деревом. Налил полный стакан водки, половину выпил. Оттер тыльной стороной ладони губы.

Он стоял задумавшись… Из оцепенения его вывела Зойка.

— Ну, давай, рассказывай.

— Я хочу рассказать тебе, как умер мой дед по линии матери. — После этих слов он побледнел, руки начали нервно подрагивать:

«В своё время, в начале 20-х годов прошлого века мои прадеды воспользовались заварухой и чтобы не сдохнуть от голода, сохранить жизнь себе и семерым детям, бежали из большевистского рая. Нашли прибежище у добрых людей в Западной Белоруссии, под Гродно, на хуторе Сикорица. Обосновались там основательно и на века, так им, по крайней мере казалось. Находясь на задворках советской империи, считали, что краснопузое быдло не дотянется к ним, а это дарило надежду и придавало уверенность в том, что результатами труда они смогут воспользоваться сами без продразверстки и продналога.

В 1939 году, после аннексии Советами западных областей (Сталин с Гитлером успешно поделили Польшу) волна быдлятских порядков вот-вот должна была докатиться до Сикорицы, но тут началась вторая мировая война. Комиссары в пыльных шлемах с развёрнутой агитацией на пулеметных тачанках, до них не добрались, хотя соседние хутора все поголовно были выселены.

Во время войны помогали и «русским» партизанам, и литовским «зелёным братьям», но в основном отрядам Армии Краёвой. С немцами, кроме обмена самогона на мыло, нитки, керосин — ни в какие контакты не входили.

Прадед в начале 30-х выделил деду кусок земли. Так как Кондрат был самый младший, ему достался песок да глина, то, что называют — неудобицей. Представь себе, как надо было на этой земле пахать в прямом, а не в переносном смысле, чтобы землица могла кормить семью, на тот момент из десяти человек, включая родившуюся на тот момент и мою мать.

Дед Кондрат работал по 16–18 часов в сутки, мать рассказывала, он до такой степени уставал, что не мог дойти до дома и спал прямо в поле в соломе или в телеге… Убирал камни, таскал чернозем, закапывал навоз, пахал, перепахивал, после в ручную серпами убирали урожай, молотили, складывали на просушку, но это только рожь, а ведь были еще и овощи, и фрукты, да все что мы едим сейчас, это все из земли или при помощи земли выращено. Короче грыз работу по-чёрному. Сорвал себе в организме все, что только мог. По ночам он не мог от боли уснуть, болело всё тело.

Через двенадцать лет, начало подступать более-менее сытое существование и нормальная жизнь. Однако, после войны, году в 1949, пришла эта краснопузая сволочь и забрала всё подчистую, включая семена, отложенные для посева и даже детские вещи. А деда с семьёй должны были сослать в Казахстан. Тогда это делалось очень просто и без затей, выбрасывали в голую степь, и, выживай, если сможешь. Подготавливали покорение комсомольцами Целины.

В этот же день он лёг на кровать, отвернулся к стене, пролежал так семь дней, а на восьмой умер, так не разу с кровати и не встав…»

Он устало махнул рукой и допил остатки водки.

Зойка слушая его захлюпала носом и казалось не замечает катящихся слёз, Борзой не замечал взволнованного состояния подруги

— А сейчас скажи, — он не смотрел на подругу, — за что мне любить эту сволочь — детей и внуков тех, кто мучил, пытал, расстреливал и насиловал каждую минуту эту страну и её жителей? Поэтому власть нужна, чтобы и отыграться, это, во-первых, а во-вторых, хотя бы на пару поколений вперед, обеспечить родных людей, да тебя хотя бы с моими детьми, коли не врешь.

Он подошел к столику и налил себе еще один стакан водяры. Заплетающимся языком, не глядя на собеседницу, сказал: