Таинственный остров (иллюстр.) - Верн Жюль Габриэль - Страница 84

Два года! Целых два года колонисты не имели никакой связи со своими близкими! Они ничего не знали о том, что происходит в цивилизованном мире, и были так же одиноки на своем острове, как на мельчайшем астероиде солнечной системы.

Что-то происходит на родине? Быть может, еще и сейчас восстание южан обагряет кровью ее землю.

Эта мысль причиняла нашим колонистам большие страдания, и они часто говорили о гражданской войне, нисколько, впрочем, не сомневаясь, что дело Севера восторжествует, к чести Американского союза.

За эти два года ни один корабль не прошел в виду острова; во всяком случае, колонисты не заметили ни одного паруса. Очевидно, остров Линкольна стоял в стороне от мореходных путей и, как это доказывали карты, был даже вообще неизвестен. Иначе его пресноводная бухта должна была бы привлекать суда, нуждающиеся в возобновлении запасов воды. Но океан, окружавший их остров, насколько его мог охватить глаз, оставался пустынным, и колонистам, чтобы вернуться на родину, приходилось рассчитывать только на себя.

Существовал лишь один шанс на спасение, и однажды, в первую неделю апреля, обитатели колонии обсуждали его, собравшись в большом зале Гранитного Дворца. Речь как раз зашла об Америке, которую колонисты уже почти не надеялись увидеть.

— У нас есть лишь один-единственный способ покинуть остров Линкольна: построить достаточно большой корабль, который мог бы пройти по морю несколько сот миль, — сказал Гедеон Спилет. — Мне кажется, что если мы сумели построить лодку, то сумеем построить и корабль.

— И если мы побывали на острове Табор, то могли бы дойти и до Паумоту, — прибавил Герберт.

— Я этого не отрицаю, — отвечал Пенкроф, которому всегда принадлежал решающий голос в морских вопросах, — не отрицаю, хотя короткое путешествие и долгое путешествие — не совсем одно и то же. Если бы нашему суденышку во время перехода на остров Табор угрожала даже буря, мы могли бы не беспокоиться, так как знаем, что до гавани недалеко и в ту и в другую сторону. Но двенадцать тысяч миль — это немалый кусок пути, а до ближайшей земли придется пройти не меньше.

— А что, Пенкроф, в случае надобности вы бы рискнули на это? — спросил журналист.

— Я рискнул бы на все что угодно, мистер Спилет, — ответил моряк. Вы же знаете, я не такой человек, чтобы отступать.

— Не забывайте, что среди нас есть еще один моряк, — сказал Наб.

— Кто же это? — спросил Пенкроф.

— Айртон.

— Это верно, — заметил Герберт.

— Только бы он согласился ехать с нами! — сказал Пенкроф.

— Неужели вы думаете, что, если бы яхта Гленарвана подошла к острову Табор, когда Айртон еще находился там, Айртон отказался бы уехать? — удивился Гедеон Спилет.

— Вы забываете, друзья мои, — проговорил инженер, — что в последние годы своего пребывания на острове Айртон уже не владел рассудком. Но вопрос не в этом. Необходимо выяснить, можем ли мы рассчитывать на прибытие этого шотландского судна, как на лишний шанс спасения. Гленарван обещал Айртону возвратиться за ним на остров Табор, когда он сочтет, что тот искупил свои преступления, и я думаю, что он вернется.

— Да, — согласился с ним журналист, — и к тому же вернется скоро, так как Айртон провел в одиночестве почти двенадцать лет.

— Ну да, — сказал Пенкроф, — я вполне с вами согласен, что Гленарван вернется, но только где он пристанет? Конечно, у острова Табор, а не у острова Линкольна.

— Это тем более вероятно, что остров Линкольна даже не нанесен на карту, — добавил Герберт.

— Поэтому, друзья мои, — продолжал инженер, — мы должны принять меры к тому, чтобы о нашем присутствии и присутствии Айртона на острове Линкольна можно было узнать на острове Табор.

— Конечно, — согласился журналист. — Ничего нет легче, как положить в хижину, где жили капитан Грант и Айртон, записку с указанием местоположения нашего острова. Гленарван или его матросы непременно найдут эту записку.

— Досадно, что я не принял этой предосторожности во время первого путешествия на остров Табор, — заметил моряк.

— А почему бы мы стали это делать? — возразил Герберт. — Тогда мы еще не знали истории Айртона и не имели понятия, что за ним должны вернуться. А когда мы услышали его рассказ, была уже зима, и мы не могли вернуться на остров Табор.

— Да, — сказал Сайрес Смит, — было уже поздно. Необходимо отложить это путешествие до будущей весны.

— А что, если шотландская яхта придет в скором времени? — сказал Пенкроф.

— Это маловероятно, — ответил инженер. — Гленарван не захочет в зимнее время пускаться в далекое плавание. Либо он уже заходил на остров Табор, в то время, когда Айртон жил у нас, то есть в течение последних пяти месяцев, и отправился обратно, либо он приедет позднее, и мы успеем в первые же хорошие дни, в октябре, отправиться на остров Табор и оставить там записку.

— По правде сказать, было бы очень обидно, если бы оказалось, что «Дункан» недавно побывал в этих водах, — сказал Наб.

— Надеюсь, этого не случилось, — сказал Сайрес Смит, — и судьба не лишила нас самого верного шанса на спасение.

— Я думаю, что мы, во всяком случае, будем знать, как обстоит дело, когда посетим еще раз остров Табор, — заметил журналист. — Ведь если шотландцы возвращались туда, они, несомненно, оставили какие-нибудь следы своего пребывания.

— Да, это так, — ответил инженер — Итак, друзья мои, раз у нас появился этот шанс — вернуться на родину, будем терпеливо ждать. А если мы будем лишены этой возможности, то решим, что нам нужно делать.

— Во всяком случае, — сказал Пенкроф, — если мы тем или иным путем покинем остров Линкольна, это будет не потому, что мы находим его плохим.

— Нет, Пенкроф, — сказал инженер, — мы сделаем это потому, что находимся вдали от того, что для человека дороже всего на свете — от людей, семьи и друзей.

Колонисты порешили на этом и не поднимали больше вопроса о постройке большого судна, на котором можно было бы проплыть в северном направлении — до архипелага, или в западном — до Новой Зеландии. Все занялись обычной работой, имея в виду, что придется провести третью зиму в Гранитном Дворце. Но тут же было решено еще до наступления ненастного времени обойти на шлюпе вокруг острова. Полное обследование побережья не было еще закончено, и колонисты имели лишь смутное представление о западном и северном берегах, начиная от устья ручья Водопада до мыса Челюстей, а также о разделявшей их узкой бухте, похожей на пасть акулы. План этой экскурсии был выдвинут Пенкрофом. Сайрес Смит выразил полное одобрение, так как ему хотелось собственными глазами увидеть эту часть своих владений.

Погода стояла переменчивая, но барометр не давал резких скачков, и можно было надеяться совершить по ездку в сносных условиях. В первую неделю апреля барометр после сильного понижения вновь начал подниматься, при жестоком западном ветре, бушевавшем пять-шесть дней; затем стрелка прибора снова остановилась на высоте 29,9 дюйма (759,45 миллиметра), и наступило благоприятное время для экспедиции. Отъезд был назначен на 16 апреля, и «Бонавентур», который стоял в гавани Воздушного Шара, нагрузили припасами для довольно долгого путешествия.

Сайрес Смит сообщил Айртону о предполагавшейся поездке и предложил ему принять участие; но Айртон предпочел остаться, и было решено, что на время отсутствия товарищей он перейдет в Гранитный Дворец. Дядюшка Юп должен был составить ему компанию, и Айртон не возражал против этого.

16 апреля утром колонисты сели на корабль.

Дул свежий зюйд-вест, и «Бонавентуру» при выходе из гавани пришлось лавировать, чтобы достигнуть мыса Пресмыкающегося. Южный берег острова, от гавани до мыса, простирался на двадцать миль, тогда как общий периметр острова равнялся девяноста милям. Эти двадцать миль надо было пройти круто к ветру, который дул вовсю. Чтобы достигнуть мыса, понадобился почти целый день, так как отлив после отплытия корабля продолжался еще два часа, а затем начался шестичасовой прилив, который сильно затруднял плавание. Когда судно обогнуло мыс, уже наступила ночь. Пенкроф предложил инженеру продолжать путь на малом ходу, с двумя рифами; но Сайрес Смит предпочел стать на якорь в нескольких кабельтовых от земли, чтобы осмотреть эту часть берега с наступлением утра. Для более тщательного исследования побережья острова было решено вообще не двигаться по ночам и с вечера бросать якорь невдалеке от суши, пока позволяла погода.