Необыкновенный консилиум - Шингарев Геннадий - Страница 23

В сопровождении канцлера доктор вышел в другую комнату.

— Когда началась болезнь?

— Тому шестой день, — ответил канцлер. — В субботу государь вернулся с соколиной охоты. Сегодня пятница.

— А как началось?

— С озноба. Потом поднялся жар.

Они стояли друг против друга. Низкорослый, коротконогий Гогенгейм едва доставал до плеча королевскому сановнику.

— Есть ли надежда? — спросил канцлер.

Доктор обеих медицин пожал плечами.

— Так, — сказал канцлер.

И оба умолкли.

Потом сановник спросил: согласен ли доктор приступить к лечению?

— Разумеется, — ответил Гогенгейм. — Но я обязан предупредить вашу милость.

— О чём?

— Никто не должен пытаться узнать, каким лекарством я буду пользовать короля.

«Тайные средства! — подумал канцлер. — А вдруг он и впрямь чародей?»

Вслух он сказал:

— Надеюсь, лекарство безопасно?

Гогенгейм сурово посмотрел на сановника.

— Мессир, — промолвил он, — я только человек. Моё искусство не всемогуще. Разумеется, всегда можно сослаться на то, что пациент умер от болезни, а не от лечения… Но не хочу вас обманывать. Есть только одно средство, которое может спасти короля. Это средство сильное. Оно может исцелить… может и убить!

Сказав это, он отвернулся и стал смотреть в окно.

Государственный канцлер нахмурился.

— Так! — сказал он, точно каркнул. — Мне незачем говорить вам, какая награда ждёт врача, который вылечит государя. Согласно законам страны, он будет возведён в рыцарское достоинство. Однако знайте… — Голос канцлера стал похож на клёкот, крючковатый нос навис над доктором. — Знайте, — сказал он, — если лечение окончится смертью, лекарь будет обезглавлен.

— Мизерере… — прошептал Гогенгейм по-латыни. — Господь, помилуй нас.

— Аминь, — сказал царедворец. И вышел.

С двумя дорожными мешками в комнату ввалился слуга и ученик доктора Бонифаций Амербах.

Доктор сидел, опустив подбородок на рукоятку огромного меча.

— Король умирает, — сказал он, глядя на пламя свечей. — Я могу попытаться спасти его. Но если он умрёт, мне отрубят голову. Что скажешь, Бонифаций?

Ученик молчал: он не знал, что ответить.

— Знаешь ли ты, какая у него болезнь?

— Нет, магистр, — сказал ученик.

— Грудная лихорадка! — воскликнул доктор.

Он вскочил и понёсся в угол на кривых коротких ногах.

— Ты узнаешь этот недуг, посмотрев на лицо больного! Ты увидишь, как пламя, пожирающее его, вылетает наружу с дыханием, опаляя губы и делая их подобными обожжённой глине. Ты увидишь окалину, которая извергается с кашлем!

Он вернулся. Уставился на огонь свечей. Снова зашагал, бренча шпорами.

Глядя доктору в спину, Амербах промолвил:

— Учитель, простите моё любопытство… Как долго может продлиться этот недуг?

Звон шпор прекратился.

— Неделю, — последовал ответ. — Шесть дней, и на седьмой пациент умирает. Или… выздоравливает.

— Значит, он может выздороветь?

— Если ему помочь.

Воцарилось молчание.

— Итак, — переспросил ученик, — на седьмой день? Следовательно…

— Ты угадал. К утру всё решится.

Снова стало тихо. Гогенгейм ходил по комнате.

— Магистр, — пролепетал Амербах, — человек не может соперничать с богом. Оставьте Габсбурга попам!

Гогенгейм ходил.

— Оставьте его, не беритесь за лечение! — Голос ученика дрогнул, — Они убьют вас, учитель. Я… я прошу вас.

Доктор остановился и пристально поглядел на него.

— Ну-ка, ты, — сказал он, — перестань хныкать.

И, помолчав, добавил:

— Поди приготовь мне мантию.

Глава 30 КРАСНЫЙ ЛЕВ

Точно лёгкий ветер пробежал по опочивальне, когда доктор в длинной одежде с вышитыми знаками планет вошёл, держа за ножку бокал.

Вздрогнуло языкатое пламя свечей. Придворные насторожённо переглянулись.

Король на ложе с трудом повернул голову. Со страхом и надеждой взирал он на приближающегося к нему таинственного человека в долгополом одеянии.

Гогенгейм приказал:

— Вина!

Послышалось бульканье. Слуга наполнил чашу светлым вином.

В звенящей тишине раздался голос доктора:

— Во имя единосущной троицы, аминь. Мы приготовим для вас напиток, коему имя — панацея жизни… Ею исцелим страждущего.

Он поставил чашу на стол и выхватил меч. Все невольно попятились. Гогенгейм отвинтил рукоятку.

Наклонившись над кубком, врач осторожно постукивал по набалдашнику.

И все увидели, как тонкой струйкой из отверстия рукоятки посыпался и расплылся в бокале красновато-коричневый, как толчёный кирпич, порошок.

Старый архиепископ торопливо перекрестился трясущейся ладонью. Воздел руки с распятием… Вино медленно закипало. Розоватые пузырьки лопались на поверхности. Внезапно в стекле вспыхнул оранжевый свет. С каждой минутой вино в стакане разгоралось всё ярче, из жёлтого оно стало алым, и вот на глазах у зрителей чаша в руках доктора расцвела невиданным, нестерпимым блеском червонного золота.

Все даже зажмурились. Гогенгейм высоко поднял чашу.

— Вот Красный Лев, светоч алхимии. Лев да исцелит льва! — сказал Гогенгейм и протянул чашу умирающему.

Король не шевелился и с ужасом смотрел на него.

— Пейте, государь, — тихо сказал доктор.

Король по-прежнему не сводил с него безумных расширенных глаз.

Едва слышным голосом Гогенгейм произнёс:

— Сейчас — или вы умрёте… Пей! — крикнул он.

Больной вздрогнул, приподнялся, схватил чашу и выпил

её до дна. Чаша упала на пол.

Все кинулись к нему. Король лежал раскинув руки, он был без сознания. Закрыв лицо руками, Гогенгейм бросился из спальни…

Глава 31 ДРУГ МОЙ БОНИФАЦИЙ