Оборотень - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 21

Другим людям было все-таки легче: в подобных случаях у них начинались какие-то приступы, они хватались за таблетки и капли и по крайней мере таким образом выходили из тягостной ситуации. К Турецкому это не относилось. Он дорого дал бы за то, чтобы Господь позволил переиграть минувшие сутки. За то, чтобы Он посадил в поезд не Снегирева, а кого-то другого. Господи, ну что Тебе стоит?..

— Поехали, — сказал Саша, пристегивая ремень.

Машина тронулась с места.

Три машины, две серые «Волги» и зеленый пикап, быстро ехали по трассе, обозначенной на картах автомобильных дорог номером Е95 Москва — Выборг. И хотя этот номер неизменно писали на зеленом фоне, тем самым обозначая, что данная дорога приравнена к автостраде, ничего общего с хайвэями просвещенного Запада в ней, разумеется, не было. Большую часть так называемой трассы составляла родимая российская трехполоска с центральной полосой для маневрирования.

Сейчас шоссе было практически свободно, и машины, включив синие мигалки, неслись вперед по центральному ряду. Люди, управлявшие автомобилями, свое дело знали назубок. Поэтому время от времени машины на всякий случай менялись местами. То одна, то другая «Волга» возглавляла маленькую кавалькаду, а иногда вперед вырывался пикап.

Довольно долго все шло хорошо. Никто не нападал из придорожных кустов, не бушевали арестованные. После Твери населенные пункты следовали один за другим без перерыва. Мелькнуло на белом фоне название Эммаус.

«Назовут же…» — подумал Турецкий.

За библейским поселком плотное кольцо окружавших Тверь деревень кончилось. По одну сторону шоссе стеной встал красный сосновый бор, а по другую замелькал густой подболоченный кустарник. Тут-то произошло неожиданное. «Волга» Турецкого, только что занявшая позицию в хвосте каравана, вслед за пикапом, — эта самая «Волга» вдруг бестолково завиляла по дороге из стороны в сторону и выскочила на встречную полосу. Скорость была порядочная. Достигнув обочины, тяжелая машина катапультировалась с насыпи на мягкую подушку торфяника и там замерла.

Вторая «Волга» и пикап потеряли несколько драгоценных секунд, пока похолодевшие водители разворачивали их и, взяв короткий разгон, с визгом тормозили у места события. К тому времени, когда выкатившиеся наружу омоновцы прочавкали ботинками по болоту и окружили машину, там все было уже кончено.

Глазам группы захвата предстала картина весьма живописная.

Все четыре дверцы и крышка багажника были распахнуты настежь. Внутри и вокруг царил полный разгром. Игорь свисал с сиденья головой вниз. Миша страдальчески ползал на четвереньках возле заднего колеса. Обоих выворачивала наизнанку неукротимая рвота, извергавшая из желудков все съеденное как минимум за неделю. Водитель тихо стонал за рулем, прижав ладони к лицу. Как потом выяснилось, черт попутал его дернуться за пистолетом.

Турецкий сидел на корточках возле распахнутой дверцы и одной рукой пытался собрать разлетевшиеся бумаги в злополучный кейс, презрительно выпотрошенный, как в таких случаях пишут, ударом тяжелого тупого предмета. Вторую руку он при всем желании не мог пустить в ход, потому что она была пристегнута к двери. Наручниками.

И нигде никаких признаков арестованного. Равно как и его рюкзака, ехавшего в багажнике. Исчез. Растаял в воздухе. Твою мать.

— Александр Борисович! — ахнул рыжий Артур, поспешивший на помощь старшему следователю по особо важным делам.

Он потянулся отпереть наручники и слегка отпрянул, увидев при свете фар, что они были густо измазаны в чем-то мокром, красном и липком.

Турецкий поднял голову. Правый глаз у него уже закрывался и заплывал, суля чудовищный фуфел.

— Александр Борисович! Вы в порядке?..

Саша отозвался не сразу. Он по-прежнему видел перед собой жуткие руки. Сплошь окровавленные, в лохмотьях содранной кожи. И еще глаза. С неестественно расширенными зрачками. Сквозь которые отчетливо просматривалась космическая пустота.

Каким образом киллер выкрутился из кандалов, составляло тайну, покрытую мраком. Саша помнил: руки у Снегирева были изрядно крупнее, чем у него самого. Волк, попавший в капкан, отгрыз себе лапу. Или он, как средневековые ниндзя, умел вынимать любую кость из сустава?..

Ясно было одно: автор двух трупов и охотник за кейсом благополучно утек. А прокуратура в лице своего старшего следователя столь же благополучно села в галошу.

Утешало одно — кейс он не смог взять с собой. Расколотил, раскидал бумаги. И только.

Артур толково и коротко распоряжался, по всем правилам начиная охоту за беглецом.

— Отставить, — прекратил его усилия отцепленный от машины Турецкий.

Он мог бы добавить: ловить в лесу человека, сделавшего то, что он сделал две минуты назад у него на глазах, было практически бесполезно. А если омоновцы, на свое несчастье, умудрятся все же засечь его и обложить, не оставив выхода, — хорошим это не кончится. Ибо припертый к стенке Снегирев встанет уже насмерть. А об этом Турецкому не хотелось даже и думать.

Артур возражать начальству не стал. Он послал кого-то на шоссе, и скоро у обочины, вытягивая из болотины злополучную «Волгу», деловито запыхтел остановленный ребятами могучий «КамАЗ» с симпатичной лошадкой, нарисованной на боку.

7 ИЮНЯ

Ползая на четвереньках по кочкам, между которыми проступала торфяная вода (давно пора было бы высохнуть и сгореть на чертовой жаре, как положено порядочному болоту!), Турецкий про себя клял всех на свете — Олега Золотарева, который дал провести себя на мякине, проводницу, бандитов из Кандалакши, жлобов Игоря и Мишу… а всех пуще — чумового сукиного сына с седым ежиком и ехидной ухмылкой, так легко превращавшейся в зверский оскал.

— Гад!.. — сипел сквозь зубы Турецкий, имея в виду неизвестно кого, а скорее всего — всех разом. Один глаз у старшего следователя прокуратуры страны порывался слипнуться и закрыться навеки. Больше всего Сашу бесило даже не то, что Снегирев прицепил его наручниками к дверце машины, даже не то, что он так издевательски нагло ушел… А то, что, не взяв кейс с документами, он разбросал бумаги, драгоценные клочки, без которых не упечь за решетку тех, по ком, несомненно, плакали серьезные статьи из Уголовного кодекса. Локтем, скотина. Руки-то у него…

Снегирев, по которому плакали статьи еще более серьезные, действовал, точно потревоженная стихия. Грязевой, черт его побери, поток Как он там называется? Сель. Который лучше не трогать вообще. И уж тем более действиями доблестного ОМОНа…

Турецкий мало о чем мог сейчас думать, кроме хренова киллера и хреновых документов, но все же проследил краем глаза за тем, как Игоря Черных и его кореша Мишу тащили к шоссе. Оба корчились и беспомощно обвисали в заботливых руках сослуживцев. Слышались жалобные стоны, время от времени мускулистых здоровяков начинало корежить, на траву капала зеленая желчь. Им явно попало больше всех, причем намного. Арестант попался злопамятный.

— Кейс-то… твою мать!.. — в очередной раз проворчал Турецкий. — Не возьму, так затопчу…

Черных и Завгородний его сейчас не интересовали. Живы — и ладно. Дойдет и до них, но пока главное — документы.

С документами получилось, как во время того пожара в библиотеке: тысяча книг сгорели в огне, еще три тысячи потонули в воде, вылитой пожарными на огонь… Улетели бумаги недалеко, но кое-что успело намокнуть, еще кое-что порвалось под сапогами, а может быть, и оказалось безвозвратно втоптано в мох… Турецкий заставил недовольных омоновцев ползать вместе с ним на карачках, перебирая каждую травинку. Куча мокрой мятой бумаги вываливалась из уцелевшей половинки кейса. Кто-то сбегал в пикап и принес пластиковый мешок. Мрачно запихнув в него компромат и продолжая костерить на чем свет всех и вся, и Снегирева в особенности, важняк направился к машине, которая ждала его на шоссе.

Скоро деревня Эммаус осталась далеко позади, но чудное название это Турецкий запомнил на всю жизнь.